Kurohibi. Черные дни - Gabriel

скалы, которая вдавливала его в землю. Однако его глаза приводили в ужас. Они единственные источали не разбитость, не внутренний ужас, а дикую нечеловеческую боль. И жажду смерти.

— Это правда?.. — его голос проскрипел, словно старая дверная петля. — Скажи мне, это все по-настоящему?

Синдзи ощутил, словно примерз к земле.

— Что именно? — тихо спросил он.

— То, что рассказала мне это девчонка. И что потом подтвердила Хикари. Что ты изнасиловал ее.

«Вот и настал этот момент. Что ж, пора».

— Правда. — Синдзи сам удивился, осознав, что его голос так и не дрогнул, а потом вдруг увидел то, во что бы никогда не смог поверить — из глаз Тодзи потекли слезы.

— Почему? — охрипшим голосом произнес он. — Почему ты это сделал? Ты… ты, такой скромный добрый малый… Как это могло случиться?.. Почему?..

— Потому что я могу, — вдруг резко ответил Синдзи твердым бездушным голосом. — Я сделал это просто так. Чтобы причинить ей боль. Я терзал ее, насадив на швабру, я разорвал ее девственность, я мучил ее, пока она не захлебнулась в слезах. Мы веселились час или два, и я забрал всю ту чистоту, что в ней была. Я разбил ее разум и разрушил всю ее жизнь. Это было забавно.

Пока Синдзи говорил, Тодзи, не веря своим ушам, осунулся, раскрыв рот в немом стоне горечи, согнулся, схватил голову руками и скривился в страшной гримасе, словно его сейчас потрошили живьем, а затем тихо сдавленно застонал.

— Да, Тодзи. Я изнасиловал ее. Так же, как и Аску. И как Рей. И Мисато. Всех их. И знаешь, что я хочу тебе сказать?

Синдзи оскалился, сверкнув черными волчьими глазами.

— Я и твою сестру изнасиловал.

Глава 18: Never Gonna Come Back Down.

Синдзи ничего не успел осознать, когда воздух перед ним разрезали два лезвия непроницаемо черных холодных глаз, рядом молнией мелькнула тень и голова вдруг раскололась на части. Сквозь грохот слепящего белого огня перед глазами где-то высоко кувыркнулось лазурное небо, далекий горизонт с пиками покатых гор, все также кутающихся туманной дымкой, сделал внушительный по своей скорости кульбит, будто некий всесильный великан дал мощного пинка планете, отправив ее в полет через вселенную, а затем Синдзи встретился с землей. Голова, треснувшая от только еще подкатывающего извержения боли, неожиданно забавно склеилась обратно и только сейчас разразилась жутчайшим звоном. Будто в насмешку, подсознание занудным тоном объяснило, что тело было отправлено в полет ударом твердого эластичного предмета, предположительно, подошвой спортивных кроссовок, и, заодно испытав на практике почти все законы ньютоновской физики, приготовилось к штормом накатывающей феерии ощущений.

«Как же все-таки хорошо, что мы решили встретиться не на баскетбольной площадке. Там пол бетонный, а тут земля, мягкая, почти как пух».

И тут боль, наконец, пришла, вновь разорвав голову на части и пронзив мозг ржавыми, бешено крутящимися сверлами. Синдзи беззвучно и сдавленно взвыл — вслух он этого сделать не смог из-за сбившегося дыхания — лицо само по себе скривилось, когда челюсть заклинило где-то в области висков, и на шею прыснули капли густой теплой жидкости.

«И ничем не отличается от спермы, правда?» — вновь поддел голос в голове, но Синдзи мог слышать лишь собственный крик, застрявший где-то в груди и пробивающийся так же тяжело, как забившийся в канализационных трубах кусок фекалий.

Воздух, словно в знак протеста, покинул легкие, когда многопудовое нечто рухнуло прямо ему на живот, вмяв органы пищеварения в лепешку, и накрыло еще более черной тенью, в глубине которой светились два зрачка мертвых, лишившихся души глаз. Нечто, даже не похожее на зверя, а скорее на бездумную и беспощадную силу, порождение самого глубоко страха и ненависти, нанесло удар своей конечностью, едва ли коснувшись вскользь, однако даже такое ласковое поглаживание заставило голову Синдзи со щелчком позвонков метнуться в сторону и взорваться нечеловеческим, по-настоящему осязаемым приступом боли.

Только сейчас восстановившееся зрение, сбросившее, наконец, белесую пелену и залившееся лишь одними алыми каплями, смогло различить лицо Тодзи над собой — пустое, словно чрево черной дыры. Не было больше старого доброго друга, одноклассника, задиры, но надежного и в чем-то сообразительного товарища — в одночасье он вдруг умер так же просто, как жучок в жерновах мукомольной машины. Сейчас это был демон, сравнимый по силе с Евангелионом, впавшим в бесконтрольное буйство, только холодный, умерший, лишенный души. Его лицо оставалось спокойным и мирным, совершенно безэмоциональным, и даже немного сочувствующим, на что, впрочем, наводили мысли лишь потоком льющиеся слезы из его глаз. Но в одном не было сомнений — Тодзи превратился в силу, сравнимую с природной стихией, единственной целью которой было умертвить прижатого к земле его — Синдзи.

«Это безнадежно. Его не остановить даже выстрелом из пушки. И рубит он, словно стенобитная машина. Прими таблетку, Синдзи».

Кулак парня обрушился на него с такой силой, что на несколько секунд он потерял сознание, благодаря чему избежал страшнейшей вспышки боли, которая, впрочем, и не думала покидать тело. Во рту загремел осколок зуба, разрезав щеку под вторым ударом, а третий удар, нанесенный в висок, вновь отправил его в нокаут, отчего подсознание с ликованием тут же стало подсчитывать нанесенный телу ущерб.

Впрочем, пробыть долго в спасительном небытие не получилось, потому что следующий удар, а за ним и волна сокрушающей боли буквально взорвали голову и сорвали все чувства в адскую агонию. Синдзи попытался вскрикнуть, когда его переносица хрустнула под тяжелым кулаком Тодзи, однако воздуха в груди так и не появилось, поэтому калейдоскоп мучительных искр перед глазами дополнился мутной дымкой от недостатка кислорода. Еще один удар, звон от которого едва не вышиб мозг из головы, рассек губу в кровавое месиво, а затем в огромный кровоподтек на левой скуле, и Синдзи отчаянно захрипел. Несмотря на ужасную невыносимую боль, на разрывающие плоть и мышцы удары, на слезы казалось бы несокрушимого парня, сквозь кровавое месиво на лице Синдзи улыбался.

«Я успел… Все таки успел…»

Очередной удар, счет которым уже пошел на десятки, затмил взор кровавой вуалью, и голова, превратившаяся в один вспухший отекший пузырь, уже перестала ощущать побои, однако все еще ревя где-то внутри раздувшейся болью. Синдзи не сразу ощутил, как тычки прекратились и мощная черная фигура над ним приподнялась, начав разрывать его живот и отбрасывать в сторону какие-то багровые ошметки.

«Уже все? Пора? Только скажи мне, и я