Зарождение добровольческой армии - Сергей Волков

Отпевание убитых юнкеров состоялось в Новочеркасском соборе. На этот раз Новочеркасск всколыхнулся. Многие осознали, что среди убитых была и своя, казачья, молодежь, кроме того, дело шло о защите Дона и столицы от какой‑то враждебной Дону чужой силы. Народу на похоронах было много. Генерал Алексеев произнес исключительную по силе речь, во время коей обратился в сторону лежащих в гробах: «Орлята! Где были ваши орлы, когда вы умирали?» Присутствующим в церкви казакам–фронтовикам стало не по себе…

Однажды вечером зашел ко мне в палату капитан Шаколи, сел рядом с кроватью и посмотрел мне в глаза добрым и глубоким взглядом. Я не узнал в нем строгого, требовательного начальника. Он взял мою руку и тихо сказал: «От лица службы — спасибо за все… Спасибо за пролитую кровь».

В лазарет часто приходили товарищи–юнкера, вернувшиеся после взятия Ростова снова в Платовскую гимназию, и рассказывали все последние новости. От них я узнал, что несколько юнкеров из бывших гимназистов и студентов, после боя под Ростовом, уехали тайком на север — домой. Среди уехавших был и мой гимназический товарищ. Не устояли и не поверили. По слухам, Юнкерская рота должна была получить пушки и стать наконец настоящей батареей. Рассказывали и об успешных формированиях донских партизанских отрядов, большей частью из учащейся молодежи. Называли имя есаула Чернецова, творившего чудеса храбрости, главным образом на железных дорогах Донецкого бассейна.

Довелось мне увидеть в лазарете и троих глубоко уважаемых мною людей. Посетил нашу палату бывший Верховный, начальник Штаба Государя, генерал Алексеев. Очевидно, дочери ему успели подробно рассказать о раненых, ибо он обращался к каждому как к знакомому, спрашивал о здоровье, о настроении, об училище.

Старый Верховный Главнокомандующий российской армии производил огромное впечатление УМОМ, своим обращением, дружеской непринужденностью. Пришел к нам и другой герой российской армии — генерал Корнилов. Легендарная фигура «быховского пленника», начальника железной 48–й дивизии, беглеца из австрийского плена, создателя «ударных» корниловских батальонов, не могла не вызывать у меня уважения и даже преклонения. Наталия Лавровна давно уже это заметила и обещала мне привести к нам в палату своего отца. Было заметно, как она им гордится. Выйдя однажды, при помощи костылей, в коридор, я увидел перед собой человека невысокого роста в бараньем полушубке и в высокой шапке. Лицо его было загорелым и немного морщинистым от солнца и ветра. Черные, узкие, «монгольские», глаза смотрели прямо и пытливо. С первого же взгляда я узнал «быховского пленника». Мои костыли упали на пол. Он помог мне их поднять.

«Откуда Вы меня знаете? — спросил он. — Вы были под моей командой?» — «Нет, — сказал я, — но ведь Вас вся Россия знает!» Он улыбнулся и спросил, какого я училища, где и когда ранен. Конечно, я был счастлив, что смог поговорить с генералом Корниловым лично.

Приходил и генерал Каледин — тоже историческая личность. Генерал Каледин обошел нашу палату и разговаривал с каждым раненым. Он говорил мягким голосом и сразу же располагал к себе каким‑то внутренним пониманием. Одно в нем поражало: он ни разу не улыбнулся. Атаман Дона, очевидно, смотрел дальше в будущее, чем все мы, и уже тогда видел и конец Дона, и свой конец.

За время моего отсутствия в моей части произошли некоторые события. На Новый год был устроен в «артиллерийской роте» торжественный банкет, на коем присутствовал только что прибывший в Новочеркасск генерал Марков — начальник «Железных стрелков». На этом банкете произошло торжественное примирение «михайлонов» и «констапупов» и вынесено решение: покончить с традиционной враждой. Пили много вина, обнимались…

Молодой генерал Марков произнес яркую и полную значения речь: «…Не надо тешить себя иллюзиями. Нам предстоит страшная борьба, и не многие увидят ее конец… Нам самим, для себя, ничего не надо!» Помолчал и крикнул: «Да здравствует Россия!»

В этот вечер кадетская традиционная песня «Братья, все в одно моленье души русские сольем…» имела глубокий смысл, и не было никого, кто бы этого не осознал всей душой и не произнес бы внутренне клятву верности — идти до конца.

Слова генерала Маркова начали быстро оправдываться: с первых дней января 1918 года началась на Дону борьба не на жизнь, а на смерть: Совет народных комиссаров в Москве учел опасность зарождения на Дону Добровольческой армии и бросил туда сотни опытных пропагандистов и шпионов, отряды латышских стрелков и отборные отряды красногвардейцев из обеих столиц. Кроме того, углекопам–коммунистам из Донбасса было роздано оружие и дано предписание нажать на Ростов и на Таганрог. С востока поднялись рабочие из Царицына против Донского атамана. С севера двигались на Новочеркасск распропагандированные казаки с фронта, с 6–й гвардейской батареей. С юга двигалась на Дон оставившая турецкий фронт 39–я дивизия, разложенная большевистскими ячейками. Кроме того, для большей устойчивости прибыли отряды ЧК из матросов, пленных венгров и китайцев.

Наши юнкера участвовали в разоружении запасных батальонов Новочеркасска, обошедшемся без крови. «Артиллерийская рота» была расформирована и превращена в батарею. Одно орудие взяли в Донском музее. Неизвестно, почему оно там стояло. Говорили, что его иногда брали для салютирования на похоронах отставных генералов. Это орудие, названное у нас «первым», сыграло большую роль. Из него было произведено несколько тысяч выстрелов, и отличалось оно большой точностью боя. Второе орудие было куплено у каких‑то солдат, и два орудия были захвачены вместе с лошадьми, упряжью, зарядными ящиками и телефонными аппаратами на станции Атаман в сорока верстах от Новочеркасска, где стоял запасный дивизион 39–й артиллерийской бригады. Юнкера произвели на станцию лихой налет, окончившийся полным успехом; при этом не было произведено ни одного выстрела и не было пролито ни капли крови.

Капитан Шаколи был переведен на другую должность, а на его место, командиром 1–й батареи, был назначен подполковник Миончинский — Георгиевский кавалер, заслуженный командир дивизиона с фронта. Одновременно пришли в 1–ю батарею: донской артиллерист капитан Князев, полковник Менжинский, штабс–капитан Шперлинг, поручик Давыдов. Батарея была разбита на взводы и участвовала на всех фронтах обороны Дона.

В эти дни на Дону проявлял большую доблесть партизанский казачий отряд есаула Чернецова, сформированный из донских кадет, юнкеров, семинаристов и офицеров–добровольцев (30 ноября 1917 года). Наши орудия часто сопровождали этот лихой отряд, действовавший в районе: Глубокая, Лихая, Каменская, Миллерово, Дебальцево… Сплошного фронта в то время не было. Война имела железнодорожный характер. Воевали поездами: впереди платформа с пушкой и пулеметами, позади вагоны с группой партизан, которые в начале боя выскакивают из вагонов и, рассыпавшись в цепь, атакуют красных. Идет встречный бой.