Зарождение добровольческой армии - Сергей Волков

«Первый взвод! От середины по линии в цепь! Бегом!» Это нам. Сопровождающие нас пехотные офицеры командуют, и мы, уже не обращая внимания на пули, бежим вперед, перелезая невысокие станичные заборы, через огороды и фруктовые сады. Хочется как можно скорее увидеть противника и начать стрелять. У последних сараев перед нами открывается вид: заводы Нахичевани как на ладони. Перед заводами — густые цепи красных. Позади нас звонко бьют две трехдюймовки. «Наши — казачьи!» — кричу юнкеру Прохорову. Смотрю вперед и вижу, как облачка пристрелочной шрапнели медленно плывут над фабричной трубой. Впереди, правее, видны казаки–пулеметчики, начавшие строчить по красным; еще правее, между крайними домами, видны шинели продвигающихся юнкеров первого взвода.

В это время слышу какое‑то близкое щелканье и ощущаю сильный удар, словно камнем в правый бок. Тупая боль и ощущение проникновения постороннего предмета куда‑то в глубину тела. «Ранен!» — говорю Прохорову и роняю винтовку. Прохоров помогает мне подняться, и мы медленно бредем назад. Все стало как‑то безразлично и серо кругом. Как во сне, вижу казаков у патронных двуколок, стоящих за домами. «Как трудно перелезать через заборы!» Подвезли арбу с соломой, куда меня и положили. На ту же арбу положили и другого раненого юнкера, михайловца Малькевича, поддерживавшего перебитую у плеча руку и громко стонавшего. Мы с ним были первыми ранеными Юнкерской артиллерийской роты. Нас повезли на перевязочный пункт, около станции. В воздухе низко что‑то прошуршало, и впереди, совсем близко, раздался взрыв. То канонерская лодка «Колхида» открыла с Дона огонь по расположению нашего отряда. Передовой перевязочный пункт находился на железнодорожной будке, близ Аксая, почти на линии ружейного огня и под обстрелом «Колхиды». В будке работали лишь две молоденькие сестры и студент–санитар. Раненых в будке было только трое: юнкер Малькевич, я и юнкер из казачьего Новочеркасского училища. Других раненых везли, очевидно, прямо на Аксай. Казачий юнкер был тяжело ранен: пуля вошла в плечо и вышла около позвоночника в нижней части спины. Раненый стонал и обливался кровью. Перевязка тотчас же намокала. Сестры от него не отходили. Стонал и юнкер Малькевич. Сестры все внимание обращали на стонущих, а меня принимали за легко раненного, и когда, уже под вечер, пришла из Аксая повозка, в нее уложили Малькевича и юнкера–казака. Сестры говорили, что впереди никого из наших нет и красные близко. Они ушли вместе с повозкой, сказав, что пришлют повозку и за мной. Остался лишь санитар–студент.

Пришла ночь, а повозки все не было. У меня начался сильный жар. Студент предложил идти на станцию пешком, так как дальше оставаться было опасно. Мы пошли по шпалам, обнявшись. Слепое ранение в бок почти не причиняло мне боли, но в жару я все время говорил. Трудно сказать, сколько времени мы шли, но мы добрались до станции Кизитеринка. В зале станции сидели и лежали какие‑то казаки с винтовками, не то отступившие, не то пришедшие на поддержку. Тут стало известно, что наше наступление на Нахичевань отбито красными. Через некоторое время какие‑то люди подняли меня и положили прямо на пропитанную навозом солому в вагон. Но просто лежать было уже хорошо.

Теплушка долго прыгала по стрелкам взад и вперед и наконец остановилась. Дверь распахнулась, ворвался свет. «Аксай! — крикнул кто‑то. — В санитарный поезд!» Меня опять подняли и понесли. В санитарном поезде уже было светло, тепло и уютно. На время пришло забытье.

В эту же ночь поезд пришел в Новочеркасск, где раненых уже ожидали санитарные машины. Нас быстро провезли по тополевой аллее мимо собора и памятника Ермаку. Улицы в поздний час были пусты, над головой — ночное небо и яркие, вечные звезды.

Таков был мой первый бой и печальное возвращение… На узкой улице машина остановилась. Над лампой виднелась вывеска: «Больница Общества Донских Врачей». «Еще раненые! — раздался женский голос. — Санитары, давайте носилки!»

Высокая температура держалась долго, мой организм отчаянно боролся со смертью. Наконец из раны прорвался гной, и появилась надежда на возвращение к жизни. Добровольная сестра милосердия, дочь Верховного Главнокомандующего генерала Алексеева, Клавдия Михайловна Алексеева, была моим ангелом–хранителем, дни и долгие вечера боролась она за мою жизнь. Всегда бодрая, энергичная, она не отступала перед трудностями жизни, и, глядя на нее, верилось в лучшее будущее и в конечную победу. Ее младшая сестра, Вера Михайловна, такая же идейная и целеустремленная, готовая жертвовать всем для раненого, — просиживала ночи над тяжело раненным юнкером Малькевичем, стараясь его спасти. Третьей добровольной сестрой нашей палаты была дочь генерала Корнилова, Наталия Лавровна. [342] Красавица блондинка с изумительно нежной кожей и очаровательной улыбкой, открывавшей жемчуг ровных зубов. Ее муж — морской офицер приезжал из Петербурга в Новочеркасск, чтоб взять ее с собой в Петербург, где он был преподавателем Морского училища, но она категорически отказалась, после чего их дороги разошлись. Наталия Лавровна не скрывала, что она республиканка. «Как и мой папа», — говорила она, улыбаясь. Эти ее слова приводили в ярость лежавших в нашей палате двух гардемаринов Морского училища Сербинова и Клитина, ярых монархистов, из коих один был ранен пулей в ключицу, а другой притворялся контуженным, явно не имея намерения вновь попасть под пули. Оба жаловались Клавдии Михайловне и просили ее устроить так, чтобы Наталия Лавровна за ними больше не ухаживала. (Уже тогда намечался раскол среди приехавших добровольцев, делившихся идейно на «монархистов» и «республиканцев», ожидавших приезда генерала Корнилова.)

Ростов был взят после упорного боя и появления в красном тылу добровольческих частей и пластунов из Екатеринодара. Тридцатитысячная Красная Армия панически бежала на север и северо–восток. Наша сводно–артиллерийская рота потеряла нескольких человек: юнкер Баранов был убит наповал пулей в голову, от легкой раны в ногу скончался юнкер Неклюдов, блестящий доцент–юрист, идейно приехавший на Дон. Он заразился столбняком и через несколько часов умер. Умер от пулевого ранения в живот и юнкер–константиновец Певцов. Тяжело ранены были юнкера: Малькевич, Газенцер [343] и я. Было еще несколько более легко раненных юнкеров, которых отправили в другие лазареты. У новочеркасских казачьих юнкеров было около десяти убитых и несколько раненых.

Отпевание убитых юнкеров состоялось в Новочеркасском соборе. На этот раз Новочеркасск всколыхнулся. Многие осознали, что среди убитых была и своя, казачья, молодежь, кроме того, дело шло о защите Дона и столицы от какой‑то враждебной Дону чужой силы. Народу на похоронах было много. Генерал Алексеев произнес исключительную по силе речь, во время коей обратился в сторону лежащих в гробах: «Орлята! Где были ваши орлы, когда вы умирали?» Присутствующим в церкви казакам–фронтовикам стало не по себе…