Так было… - Юрий Корольков

Генерал Эрих фон Бах-Зелевский, самонадеянный прусский юнкер, с достоинством принял генерала Бура. В продолжение всего разговора он сохранял между собой и поляком дистанцию, которую не переходил сам и тем более не позволял нарушать своему собеседнику. Холодно и бесстрастно фон Бах отдал дань стойкости повстанцев и тут же сказал, что цели Армии Крайовой и германских вооруженных сил являются общими, их задачей должна быть борьба с русскими. Бур не стал возражать, но не выразил согласия с мнением немецкого генерала — слишком уж в лоб говорит он обо всем этом.

Заговорили об условиях капитуляции. Генерал Бур сказал:

— Мы бы желали получить права комбатантов[27] для всего личного состава моей-армии, для Армии Крайовой.

— Но о ком же еще может идти речь? — не понял фон Бах-Зелевский.

— На стороне варшавских повстанцев сражаются и другие части, которые по духу чужды идеям Армии Крайовой… Ну, например, Армия Людова… Я не заинтересован вести переговоры от ее имени. Коммунисты меня просто не интересуют…

— Но это должно интересовать нас, — возразил фон Бах. — Мы не можем допустить, чтобы солдаты перешли к русским… Кстати, в каком секторе сражаются солдаты Армии Людовой?

— В районе Жолибужа… Вот здесь, ближе к Висле, — генерал Бур показал на карте.

— В таком случае, — продолжал Бах-Зелевский, — вы должны предотвратить переход каких бы то ни было частей на ту сторону Вислы. И вообще вы обязаны следить за порядком после капитуляции.

— Но мы складываем оружие, у нас не будет для этого сил… Мы хотели бы капитулировать завтра… Зачем нести взаимные жертвы.

— Нет, — сухо и безапелляционно отрезал Бах-Зелевский, — боевые действия прекратятся второго октября утром, а до этого вы предпримете всё для того, чтобы не возникало эксцессов. Для несения полицейских функций мы оставим вам часть оружия.

— Слушаюсь!..

— Ну, а вы лично можете поместиться в соседней вилле, здесь неподалеку. Вам будет удобнее отсюда осуществлять капитуляцию…

Предательство совершилось… Генерал Бур покинул виллу и, укрываясь от наседавших на него фоторепортеров, юркнул в машину. Она доставила его к баррикадам со стороны немецких позиций.

Переговоры с немецким командованием генерал Бур приказал держать в Строгом секрете, как военную тайну. Поэтому естественно, что на объединенном совещании командиров Армии Крайовой и Армии Людовой оборонительного сектора Жолибужа даже не возникало и разговоров о капитуляции. Никто не представлял себе такого исхода. Все офицеры, будь то сторонники Миколайчика или Берута, пришли к единому мнению, что нужно переправляться за Вислу. Это был единственный выход: Жолибуж может продержаться еще день или два. На каждого солдата осталось по нескольку патронов, раненые лежат без медицинской помощи — нет медикаментов, а жители умирают от голода.

Совещание проходило в Жолибуже, в привисленском районе Варшавы, где части Армии Людовой держали самостоятельный участок обороны. Рядом с ними сражались солдаты Армии Крайовой, и командиры обеих армий частенько сходились на короткие совещания, особенно после того, как немцы отрезали Жолибуж от других районов, охваченных восстанием. Солдаты, да и многие офицеры были едины в том, что сейчас, когда внимание сосредоточено на борьбе с германскими карателями генерала фон Баха, надо отодвинуть в сторону, отложить все политические распри. Будет еще время поспорить… Так было и на этом последнем совещании, когда решалась судьба обороны Жолибужа.

Некоторые разногласия вызвала организационная сторона переправы. Одни предлагали начинать ее раньше, другие — позже, по вскоре и по этому поводу пришли к соглашению. Только один командир батальона из Армии Крайовой несколько колебался в окончательном решении, да и то лишь потому, что не имел согласия полковника Монтера. Но связаться с главным штабом было не так просто. Понадобится по меньшей мере несколько часов для того, чтобы курьер подземными ходами добрался до штаба. Столько же времени нужно, чтобы вернуться обратно. А решать надо незамедлительно. Командир батальона согласился с мнением остальных офицеров.

На совещании приняли план, который предложил полковник Станявский из Армии Людовой. Эвакуация начнется ночью с субботы на воскресенье, а на случай, если немцы станут освещать Вислу ракетами или если переправа затянется до рассвета, решили установить вдоль берега дымовую завесу. Сначала эвакуируют раненых, а затем переправят за Вислу боевые отряды. С отрядами уйдет и часть населения.

Офицеры разошлись по своим участкам готовиться к переправе.

Хотя связь с главным штабом была затруднена, но командир батальона все же решил доложить полковнику Монтеру о принятом решении. Рослая девушка, одетая по-мужски, приняла донесение и исчезла в канализационном колодце.

После полудня линия обороны постепенно начала отодвигаться к берегу Вислы. Солдаты, предупрежденные об эвакуации, ждали только наступления темноты, чтобы начать переправу. Они заняли новую линию обороны. В районе крепости, господствующей над Вислой, немцы пытались усилить нажим, но их атаку решительно отбили.

Защитники Жолибужа дали знать и на ту сторону Вислы. Польские стрелки и артиллеристы из дивизии Тадеуша Костюшко были готовы, прикрыть огнем ночную переправу. По грубым подсчетам, должно было переправиться по меньшей мере около трех тысяч солдат, офицеров. А кроме того, раненые, женщины, дети… Никто не хотел оставаться у немцев.

Между тем девушка из корпуса связи, покинувшая Жолибуж, с невероятным трудом преодолела подземные лабиринты и на исходе дня доставила пакет дежурному главного штаба. Полковника Монтера в штабе не оказалось, и донесение прочитал его заместитель Вахновский. Он немедленно бросился к генералу Буру.

— Пан генерал, в Жолибуже непредвиденные затруднения, — взволнованно сказал он. — Части Армии Людовой намерены… — Вахновский запнулся — в комнате была пани Моздживицкая. Она передавала генералу Буру радиограмму из Лондона.

— Почему так стремительно, полковник?.. Что произошло в Жолибуже?

— Я должен вам доложить, пан генерал, но…

Вахновский кивнул на радистку, он не решался говорить при посторонних.

— Докладывайте… Пани Регина посвящена во все наши тайны. Она становится моей главной помощницей… — Бур многозначительно посмотрел на Регину — оценит ли она этот жест безграничного к ней доверия.

— Через полтора часа начнется переправа Армии Людовой, — сказал Вахновский. — Наш батальон тоже намерен перейти к русским. Немцы расценят это как нарушение договора о капитуляции…

Генерал Бур поднялся из-за стола. Он немного досадовал на себя за то, что разрешил пани Регине присутствовать при таком разговоре. Но теперь уж нечего было делать…

— Что можем мы предпринять? — спросил Бур. Потом родилось решение: — Немедленно пошлите в Жолибуж связного… Запретите эвакуацию… Прикажите силой оружия оставаться на месте.

Полковник Вахновский вежливо возразил командующему:

— Пан генерал, понадобится несколько часов, чтобы пройти к Жолибужу. За это время войска будут на том берегу Вислы.

— В таком случае… — Бур на мгновение задумался. — В таком случае немедленно отправляйтесь сами… У вас уже есть немецкий пропуск?

— Да, пан генерал, пропуска получены для всех.

— В таком случае берите охрану и немедленно отправляйтесь через германские позиции. Остановите войска любыми мерами. Прикажите всем сложить оружие. Капитуляцию мы начнем с Жолибужа… Пусть адъютант Моздживицкий выдаст пропуска и вашим людям… Там должны быть на предъявителя… Идите немедленно!

Регина отошла в сторону. Она слушала и не хотела верить своим ушам. Она впервые узнала о капитуляции. Этого не может быть! Чувство преклонения, с которым Регина относилась когда-то к генералу Буру, давно пошатнулось. Теперь оно рушилось окончательно.

Полковник Вахновский исчез за дверью, а генерал Бур все еще стоял перед столом и нервно крутил попавшийся под руку карандаш.

— Пан Тадеуш, — сказала Регина. Голос ее сорвался, и она повторила снова: — Пан Тадеуш, правильно я поняла, что все мы сдаемся немцам?.. Значит…

— Мы капитулируем, пани Регина. Это не то же самое, что сдаться в плен. Мы получаем права комбатантов и остаемся почти на равной ноге с противником…

— А те, кто не желает сдаваться, те могут продолжать борьбу?

Генерал Бур снисходительно улыбнулся. Он любовался женой адъютанта. Волнение определенно шло ей… Порозовевшие щеки, вздрагивающие тонкие ноздри и тициановские медно-красные волосы, рассыпавшиеся по плечам…

— У нас существует воинская дисциплина, — сказал он, — как в любой армии мира. Не может же солдат поступать так, как ему заблагорассудится… Но почему это вас так взволновало, пани Регина? Поверьте, я никогда вас не оставлю… Мне по-прежнему нужна будет радистка… Я уверен, что в Германии нам создадут приличные условия.