Так было… - Юрий Корольков

Карл Вилямцек тоже не на шутку перепугался, когда в тот злополучный день со всех сторон начали палить и пули жужжали над головой, как шмели в знойное лето Карл растерялся не меньше своего шефа генерала фон Баха-Зелевского, у которого Вилямцек служил последние месяцы денщиком. Генерал приказал немедленно покидать город. Под прикрытием полицейского взвода и нескольких танков генерал перебрался в загородную виллу, где до этого помещался какой-то тыловой штаб.

Из Варшавы генерал Бах выехал в танке, но Вилямцек не такая персона, чтобы его прикрывали броней. Вместе с другими солдатами он отступал на своих двоих, и ему пришлось-таки по дороге изрядно покланяться летящим пулям! Из спокойного тылового города Варшава превратилась вдруг в передний край. За всю войну Валямцек не испытывал такого страха.

А генерал Бах-Зелевский, как только миновала опасность, снова принял самоуверенный вид и начал выяснять обстановку. Но обстановка оставалась неясной в продолжение нескольких дней.

Генерал-полковник Гудериан, новый начальник генерального штаба, обещал прислать подкрепление. Но сначала надо остановить русских. Наступление советских войск тревожило Гудериана больше всего. В начале августа русские наконец выдохлись. Их удалось задержать на подступах к Варшаве — теперь можно было заняться повстанцами.

Пятого августа доктор Франк мог наконец послать обнадеживающую телеграмму в Берлин. Он умел, доктор Франк, мстить не только людям, но и городам и странам.

«Город Варшава, — писал он, — в большей части объят пламенем. Сожжение домов является самым верным средством, чтобы отнять у повстанцев убежища. После этого восстания и его ликвидации Варшава будет передана заслуженной судьбе своего полного уничтожения».

Уничтожение города уже началось. Его уничтожали, как гетто, — систематически, дом за домом. Жгли и взрывали. Однако повстанцы сопротивлялись с невиданной яростью. Они покидали дома, объятые пламенем, но, как только пожар затихал, возвращались обратно в развалины.

Когда обнаружилось что повстанцы перешли к обороне, генерал облегченно вздохнул, теперь ликвидация мятежа — дело времени. Лишь бы русские не начали наступать снова… Но генерал Гудериан заверил — на фронт брошены все резервы, подтянуты свежие танковые части, соединения пехоты, усилена авиация. Русским потребуется немало времени, чтобы привести в порядок свои войска, обескровленные после такого большого и длительного наступления. Пока они соберутся с силами, восстание в Варшаве будет подавлено.

Германские штурмовые войска разрубали Варшаву на части, изолировали отдельные узлы сопротивления и уничтожали их один за другим. 8 августа они заняли район Воля, а вскоре отрезали Старое Място от остального города — врезались клином до самой Вислы. Теперь бои шли на Гжибовской улице. Немецкие части захватили мост Понятовского, атаковали Маршалковскую, Крулевску, Вспульну…

Германское командование стягивало резервные войска к Варшаве. Для штурма разрозненных узлов сопротивления на ближайших аэродромах стояли группы пикирующих бомбардировщиков — знаменитые «штукасы», которые в начале войны штурмовали Лондон. Теперь «штукасы» с утра и до ночи висели над Варшавой и сбрасывали тысячи бомб на городские кварталы.

Против варшавских повстанцев направили тяжелую осадную артиллерию. На закрытых позициях стояли батареи трехсотвосьмидесятимиллиметровых орудий, из которых тоже в начале войны через Ла-Манш обстреливали английское побережье. Вскоре подвезли еще более мощные орудия на рельсовых установках. Фельдмаршал Манштейн применял их для осады Севастополя. Снаряды, ростом в сажень и каждый в полторы тонны весом, падали на мятежный город. Дома разваливались сверху донизу, будто сделанные из сырой глины.

В течение первых трех дней осады Старого Мяста из тысячи домов было разрушено и сгорело больше семисот зданий…

И все же, вопреки всему, город сопротивлялся.

Защитники варшавских баррикад дрались с фанатическим упорством людей, для которых жизнь в кабале и неволе страшнее смерти. Им говорили из Лондона — держитесь. Надо продержаться еще совсем немного… Скоро русские опять начнут наступление, и тогда придет час избавления. Держитесь! Осталось всего несколько дней!.. И люди верили, сражались до последнего патрона, до последнего защитника баррикад.

А наступление советских армий все не начиналось. Но можно ли требовать невозможного? За пять недель наступления, которое началось в третью годовщину войны, советские пехотинцы, артиллеристы, танкисты прошли от Витебска до Минска-Мозовецкого, если измерять по прямой, шестьсот шестьдесят километров. Но солдаты не шли по прямой, их пути-дороги были куда длиннее. И они не просто шагали, они дрались. Двадцать пять германских дивизий, входивших в армейскую группировку «Центр», прекратили свое существование. Они были разгромлены или окружены советскими частями в этих боях. Но разве нет предела напряжению человеческих сил? К концу июля темпы наступления советских войск начали замедляться.

Генерал-лейтенант фон Типпельскирх, командовавший четвертой немецкой армией, разгромленной в тех боях, позже написал в своем дневнике:

«Когда армии Рокоссовского, казалось, неудержимо продвигались к польской столице, польское подпольное движение сочло, что час восстания пробил. Не обошлось, конечно, и без подстрекательства со стороны англичан… Восстание вспыхнуло 1 августа, когда сила русского удара уже иссякла и русские отказались от намерения овладеть польской столицей с хода…»

И в тот момент, когда советские солдаты приостановились, чтобы снова набраться сил, политиканы из эмигрантского правительства в Лондоне и Варшаве распространили подлый и ядовитый слушок — русские не хотят брать Варшаву… Это была такая же грязная клевета, как и затеянная полтора года назад катынская провокация.

Защитники варшавских баррикад в короткие минуты затишья прислушивались — не идет ли помощь с востока, не слышно ли далекого гула орудий. Но там, за Вислой, ничего не было слышно… Помощь не шла. Неужели и в самом деле, думалось людям, русские бросили Варшаву на произвол судьбы… Из Лондона подогревали такие сомнения.

Лондонская радиостанция «Свит» повторяла и повторяла главное, ради чего начали восстание: «Во главе польского государства в Варшаве стоит правительство, сформированное должным образом и согласно закону… Только оно является единственной властью в границах Польской республики…»

«Молим о помощи Варшаве тех, кто является ее должниками… Бросаем на чашу истории кровь, пролитую на улицах Варшавы… С помощью или без помощи, поддержанная или одинокая, столица завершит борьбу за освобождение и независимость. Да благословит бог Варшаву!»

Тадеуш Комаровский, он же таинственный генерал Бур, слушал эту передачу в старом городе. Командующий только что вернулся с переднего края. Передний край проходил недалеко — в нескольких сотнях ярдов от штаба. Но здесь, в глубоких подвалах штаба, существовал иной мирок. Словно не было того ада, который царил на поверхности в Старом Мясте. В подвалах было тихо и безопасно. Даже уютно. Ковры, устилавшие бетонный пол, и картины на стенах сопи вали видимость комфорта.

Генерал Бур решил, что штаб безопаснее всего располагать ближе к германским позициям. Немецкие летчики и артиллеристы боятся поразить свои войска и предпочитают бросать снаряды и бомбы подальше от переднего края. А пулеметный огонь и снаряды небольшого калибра не опасны в глубоких подвалах.

Но так же, как и в начале восстания, Бур-Комаровский не мог повлиять на события. Он уповал только на бога, как те женщины, что молились во дворе госпиталя о ниспослании победы. Бур видел их, когда спускался в подвал. Ему запомнились строгие лица коленопреклоненных женщин, горящие свечи и обломок каменного распятия, которое возвышалось, точно алтарь, посреди тесного дворика…

«Да благословит бог Варшаву!» — прошептал командующий, повторяя слова радиопередачи.

Он находился в тяжелом раздумье. Вот уже месяц, как восстала Варшава… Старый город, созданный трудом многих поколений, лежал в руинах. Из семи тысяч солдат Армии Крайовой, защищавших этот район, здесь едва ли осталось полторы тысячи, включая раненых. Связь прервана. Старое Място изолировано от всего города. Даже адъютант Моздживицкий остался в центральном секторе. Бур отправил его к Монтеру в тот день, когда перешли с фабрики Кемлера в Старое Място. Обратно Моздживицкий уже не смог вернуться — немцы узким клином прорвались к Висле.

Генерал Бур втайне остался доволен этим обстоятельством — пани Регина Моздживицкая, эта женщина с зелеными глазами и тициановскими волосами, которая так его волновала, теперь была предоставлена только себе, Регина постоянно находилась при штабе. Оказалось, что пани Моздживицкая знает радиодело, когда-то была радисткой. Бур распорядился перевести ее из связных на радиостанцию. Но эта женщина по-прежнему оставалась для него недоступной. Вот и сейчас она только на минуту вошла к командующему, положила шифрограмму и тотчас исчезла.