Так было… - Юрий Корольков

У начальника штаба Гудериана Гитлер спросил, как обстоят дела с формированием дивизий фольксштурма. Гиммлер только что спустился в подземелье и ревниво взглянул на Гудериана. Ведь после казни Фромма командование резервными армиями поручено ему, Гиммлеру. Почему Гитлер обходит его и спрашивает у нового начальника штаба… Но Гудериан никак не собирался ссориться с всесильным руководителем эсэсовских соединений.

— Формирование идет успешно, мой фюрер, — доложил он. — Более подробно вам мог бы доложить господин рейхсфюрер Гиммлер…

На самом-то деле никакого успеха в формировании дивизий фольксштурма и не предвиделось… Так называемые батальоны народных гренадеров являли собой печальные зрелища. Они состояли из стариков, инвалидов и подростков от четырнадцати лет. Сами гренадеры насмешливо называли себя секретным оружием «фау-3», а свои батальоны — «желудочными батальонами», потому что большинство стариков страдали желудочными болезнями.

Когда первые батальоны фольксштурма попали на Западный фронт, ополченцы начали пачками сдаваться в плен. Кадровые командиры частей придумали борьбу с дезертирством — на переднем крае у солдат отбирали белые платки и полотенца: без них в плен сдаться труднее. Тогда гренадеры взялись за подштанники… Но ведь обо всем этом не расскажешь фюреру!..

Только одна танковая армия, укомплектованная из гитлеровской молодежи, могла представлять особую ценность. Эта армия обучалась под Гамбургом, и Гитлер возлагал на нее особые надежды.

Гиммлер осторожно сказал, что в фольксштурме имеются случаи дезертирства, но приказ о расстреле семей дезертиров, несомненно, возымеет свое действие…

— А самих дезертиров пусть вешают на фонарях! — добавил Гитлер. — Бургдорф, подготовь такое распоряжение…

Нагнув свою бычью шею, Борман сказал:

— Я подготовил, мой фюрер, приказ войскам — уничтожать на германской территории все, что может пригодиться врагу…

— Да, да… — Гитлер говорил отрывисто и глухо. — Бороться, не считаясь ни с чем… Применять тактику выжженной земли, так же как мы делали это в России… Жечь, жечь!.. Предприятия и города… Запасы продовольствия… А жителей увозить в глубь Германии… Русских мы уничтожим на сожженной германской земле… Только так, только так!.. Теперь мы не можем считаться с собственным населением… — Гитлер вскочил и взволнованно зашагал по тесному убежищу.

В подземелье воцарилась тишина, нарушаемая только шаркающими шагами Гитлера.

Медленно успокаиваясь, Гитлер еще раз прошелся из угла в угол.

— Я пригласил вас, Гудериан, — сказал он, — чтобы изложить свои мысли о наступлении в Арденнах. У меня есть кое-что новое… Но прежде я бы хотел поздравить моего храброго Отто Скорцени с успехом в Венгрии. — Гитлер протянул Скорцени вялую руку. — В вашей охотничьей сумке еще один премьер, а на груди золотой рыцарский крест… Но теперь я намерен дать вам новое задание. Послушайте…

Гитлер, подобно волку, запертому в клетке, беспокойно искал выхода до последней минуты. Он все время на что-то надеялся. Ждал, когда распадется военная коалиция русских с капиталистическим Западом, ждал, когда германские ученые-физики дадут ему атомную бомбу. Подземный завод секретного оружия уже начали строить в горах под Линцем. Скорей бы! Вот когда Гитлер возьмет за горло своих врагов!.. Сейчас нужно только выгадать время. В крайнем случае он отсидится в неприступных Альпийских горах, создаст там военное государство-крепость. В мыслях Гитлер называл его Альпийским редутом. Это была его надежда. Но пока он думал об Арденнах.

Гитлер стал развивать план контрудара на западе. Он опять загорался. Глаза его оживились, и в голосе появились прежние металлические нотки.

План операции в Арденнах был уже в деталях известен Гудериану — в генеральном штабе трудились над его разработкой. В курсе дела были Гиммлер и Борман. Среди присутствующих в неведении оставался только Скорцени. Но уж конечно не для него одного говорил Гитлер. Ему просто нужны были слушатели, в присутствии которых он мог импровизировать…

На Западном фронте назревали большие события. Две германские танковые армии в составе до тридцати дивизий, которые сейчас формировались и приводились в порядок, должны внезапно перейти в контрнаступление и опрокинуть англо-американские войска. Противник уже сейчас испытывает тяжелые затруднения со снабжением. Если немецкие армии прорвутся к Маасу, форсируют его и, повернув на север, захватят Антверпен, англо-американская группировка в Европе будет разгромлена.

— Я вновь обращаюсь к испытанной политике блицкрига, — говорил Гитлер. — Я нанесу внезапный и сокрушительный удар… Мы бросим в бой две тысячи новых реактивных самолетов… Танки «пантеры» и «тигры» вернут инициативу на Западе… Мы вынудим Запад заключить перемирие с Германией, и тогда в течение нескольких месяцев я устраню угрозу с Востока…

Замышляя контрудар в Арденнах, Гитлер не переставал думать о Восточном фронте… Его голос окреп, лицо порозовело, сейчас он уже не казался больным и немощным стариком. Гитлер обратился к Скорцени:

— Наше оружие — паника и внезапность. Первое я поручаю вам, Отто Скорцени… Вы сформируете танковую бригаду, подберете себе офицеров, свободно говорящих по-английски, оденете экипажи в американскую форму и посеете панику среди противника… Вы должны захватить мне мосты между Намюром и Маастрихтом… Немедленно приступайте к формированию… Танки и автомобили вы подберете тоже американского происхождения…

Конечно, арденнское контрнаступление Гитлера было предсмертной агонией германского фашизма, смертельно раненного на Востоке… Но в агонии зверь бывает опасен и страшен… Над армиями западных союзников нависла угроза военного поражения.

Семнадцатого июля, за три дня до покушения на Гитлера, фельдмаршал Роммель был тяжело ранен во Франции. Его машина попала на дороге под обстрел американского истребителя. Некоторое время фельдмаршал лечился в госпитале, потом, когда его состояние начало улучшаться, врачи разрешили ему переехать в свое поместье Герлингер в Южной Германии.

Эрвину Роммелю казалось, что его участие в заговоре пройдет незамеченным. Все, кто мог что-то о нем сказать, были мертвы — Штюльпнагель, Клюге… Минуло уже три месяца после неудачного покушения на Гитлера, и теперь фельдмаршал все реже и реже вспоминал об этих опасных событиях. Он готов был благословлять судьбу и американского летчика, которые избавили его от неприятностей.

Поздним октябрьским вечером в кабинете фельдмаршала раздался звонок. Роммель сам подошел к телефону. Звонил старший адъютант фюрера — генерал Бургдорф, с которым Роммель дружил еще в те годы, когда оба они служили в охране Гитлера. Голос Бургдорфа доносился откуда-то издалека. Бургдорф спросил о здоровье, поболтал о пустяках и сказал, что, если Эрвин не возражает, он завтра навестит его в Герлингене. Может быть, с Майзелем… Они здесь рядом. Вероятно, это будет часов в двенадцать… Пусть Эрвин приготовит бутылку-другую вина, он, Роммель, вероятно, не мало привез его из Парижа…

Утром фельдмаршал ушел на прогулку и предупредил домашних, что, возможно, приедут Бургдорф и Майзель. Пусть они подождут в гостиной.

К двенадцати часам Роммель вернулся домой, а вскоре появились гости. В это время несколько бронемашин с эсэсовцами окружили поместье. Роммель их не заметил.

Бургдорф от вина отказался — может быть, попозже. Он предложил фельдмаршалу совершить небольшую прогулку в машине. Надо немного развеяться. Нельзя же безвылазно сидеть в своем поместье.

В маршальской форме, в кожаном пальто, с маршальским жезлом в руках Роммель уселся в машину. Он не походил сейчас на больного.

Когда автомобиль выехал из ворот поместья и помчался по автостраде, Бургдорф, молчавший все это время, вынул из кармана ампулу, похожую на тюбик губной помады, и протянул ее Роммелю.

— Фельдмаршал Роммель, — холодно и официально произнес он, — фюрер предлагает вам выбор — раскусить эту ампулу или повиснуть на остром крюке, как генерал Геппнер…

Роммель оглянулся по сторонам. Справа и слева сидели Бургдорф и Майзель… Машина бешено мчалась по автостраде. Выхода не было.

— Однако ты ловок, Бургдорф!.. — сказал Роммель. Он взял ампулу и раскусил ее, как раскусывают орехи, — коренными зубами…

Смерть наступила мгновенно.

Через четверть часа из ближнего госпиталя позвонили в Герлинген и сообщили, что сюда только что доставлен Роммель с кровоизлиянием в мозг…

На другой день все берлинские газеты опубликовали пространные некрологи и траурные извещения о смерти фельдмаршала Эрвина Роммеля. В приказе войскам говорилось, что германская армия потеряла крупнейшего полководца — героя битвы в африканской пустыне, кавалера ордена «Пур ля Мерит», кавалера золотого рыцарского креста, железного креста с мечами, дубовыми листьями и бриллиантами… Фельдмаршал Роммель умер от ран, как сообщалось в приказе…