Твердь небесная - Юрий Рябинин

– Неужто не признаете, господин Казаринов? – откликнулся Дрягалов. – Летом гостить у меня изволили с дочкой.

А вот и подружка дочкина. – Он по своему обыкновению махнул бородой в сторону Лены. – Ее-то, чай, помните? А сторожа моего, Егорыча, тоже забыть изволили?! – грозно пророкотал он.

Присутствие здесь еще каких-то московских знакомых было для Александра Иосифовича полною неожиданностью. Особенно задела, взволновала его последняя реплика Дрягалова. Он, очевидно, занервничал.

– Урядник! – закричал Александр Иосифович. – Вы кому служите? государю императору? или этой разбойничьей шайке? Арестовать их! Я приказываю арестовать их всех! – Александр Иосифович не сомневался, что применить оружия против своих, русских, Мещерин с Самородовым ни сами не посмеют, ни сообщникам не позволят этого сделать.

Урядник, не отрывая взгляда от наганов деда и внука Годаров, осторожно подобрал винтовку. Остальные казаки последовали его примеру. И действительно им никто не помешал вооружиться – ни русские, ни французы.

– Братцы! – попытался Мещерин убедить конвойных не подчиняться начальнику. – Не верьте! Мы не дезертиры! Он сам японский шпион!

Александр Иосифович усмехнулся.

– В штабе разберутся, кто чей шпион, – уверенно сказал он. – А пока я вас беру под арест. Урядник! Принять у них оружие!

Урядник, почувствовав уверенность в голосе начальника и сразу сделавшись, как и полагается ему, беспрекословным и бескомпромиссным служакой, двинулся исполнять приказание. Казаки также угрожающе зашевелились.

– Погоди, братцы! – вдруг подал голос молодой казак – тот самый, что давеча в монастыре заночевал на тюках с сокровищами. – Погоди, сказать дозвольте! Помните, когда вас взяли японцы, меня не было со всеми. Я ночью стоял на часах, а их благородие под утро отпустили меня спать. Но я не в келейку пошел, а прилег прямо возле лошадок. Там и схоронился, когда японцы пришли. И я все слышал, как их благородие с японским офицером разговаривали: они рассказывали тому о нашем скором наступлении и сколько всего войска будет у русских…

Какое-то время все стояли молча, изумленно глядя друг на друга.

Подполковник Годар, сделавшийся было от своего горького поражения ко всему безразличным, когда понял, что развязка складывается не в их пользу, теперь мигом ожил. Он что-то шепнул Диме.

– Господин подполковник предлагает обыскать шпиона, – громко произнес Дима.

– Очень разумно, – подтвердил Мещерин, обращаясь к казакам. – Мы не против, чтобы и нас обыскали. Пусть все будет по-честному. Вот тогда и посмотрим, кого придется брать под арест.

Урядник, совсем уже посуровевший, оглянулся на Александра Иосифовича. И тут уже нервы господина Казаринова не выдержали.

– Казаки! Братцы! Эти люди преследуют меня, чтобы завладеть сокровищами, что мы везем под видом чая! – закричал он истерически. – Поймите! Мы везем с вами несметные сокровища китайских императоров! Пойдите проверьте! В тюках зашито золото! Не дайте только им отнять его у нас! Не дайте этим аферистам завладеть им! Оно наше с вами! Любо, казаки?! – зазывно воскликнул Александр Иосифович.

Казаки нерешительно переглянулись. Подполковник Годар безнадежно опустил глаза, услышав перевод. Но опять спас дело Мещерин:

– А еще в тюках зашит сам китайский император, вместе со свитой и любимым верблюдом! – со смехом продолжил он в тон Казаринову. – Сам видел! Сдадим его в штаб и получим по фунту табаку в награду!

Шутка казакам понравилась – они дружно загоготали.

– Ну ладно, будет. – Урядник окончательно определился. – Давайте-ка выкладывайте все, что при себе имеется… Добром прошу, – сказал он, прежде всего, Казаринову.

Мещерину же с Самородовым угрожать не требовалось: друзья сами немедленно вывернули карманы. Но ничего такого компрометирующего или подозрительного у них не оказалось.

Настал черед Александру Иосифовичу показывать содержимое карманов. О том, что обыск для господина статского советника равносилен катастрофе, говорил весь его вид – от отчаяния и испуга на нем просто-таки не было лица.

– Вы не смеете ко мне прикоснуться! Ничтожества! – слезно пролепетал Александр Иосифович. – Я дворянин!

– А мы с Алексеем разве перестали быть дворянами? – спокойно ему заметил Мещерин. – Стало быть, наше прикосновение вам унизительным не покажется.

Но урядник уже даже не стал дожидаться, когда окончится их перепалка: он кивнул своим, и два казака немедленно принялись обыскивать господина Казаринова. В нагрудном кармане его кителя оказалась сложенная вчетверо бумага. Казаки подали ее уряднику. Но прочитать написанное на ней тот не мог ни в коем случае – на бумаге были начертаны иероглифы. Зная, что Самородов неплохо понимает по-китайски, урядник передал бумагу ему.

– Это не китайское письмо, – сразу же заключил Алексей. – Скорее всего, здесь написано по-японски.

По-японски в отряде вполне понимал один только проводник-китаец.

– Здесь написано, – прочитал китаец, – что всякий японский военный без различия чинов должен оказывать содействие господину подателю этого документа. И подпись – генерал Кодама.

– Это начальник японского главного штаба! – воскликнул Мещерин, выхватив из рук китайца бумагу. – Ах ты, мерзавец! – Он впервые в жизни отнесся к Александру Иосифовичу на «ты». – Сколько наших уже погибло на войне. Ты же повинен в их крови! Дворянин!

Казаринов, тем не менее, еще пытался оправдываться:

– Это не имеет ко мне отношения! Это грязный подлог! Провокация! – Обращался Александр Иосифович почему-то теперь только к подполковнику Годару. Видимо, понимал, что у соотечественников ему тщетно икать сочувствия. – Меня оклеветали враги. – Он оглянулся вокруг, словно ища этих врагов. – Я без вины опорочен!

Годар, глядя на эти кривляния, только головой покачал укоризненно.

– Ваше высокородие, – сказал урядник Казаринову, – я должен взять вас покамест под стражу. Не обессудьте. – И он жестом показал своим казакам увести Александра Иосифовича.

И тут все наконец обратили внимание на дверь, – до того всеобщее внимание было всецело поглощено постыдным поведением господина Казаринова, – в проеме стоял, и, может быть, уже довольно давно, стройный, с тонкими черными усиками и в пенсне, японский офицер.

И прежде чем люди в фанзе пришли в себя от неожиданности, японец на вполне приличном русском сказал: