Социализм. История благих намерений - Александр Монович Станкевичюс

как минимум двое было убито и десятки ранено, участники ПД с 1979 по 1987 г. совершили более 50 акций с десятками раненых и убитых. Подавляющее большинство членов этих организаций были молодыми, впечатлительными, абсолютно убежденными в своей правоте и, по всей видимости, совершенно бессовестными ненавистниками всей европейской цивилизации.

Чем руководствовались эти молодые люди, выходцы из благополучных, развитых стран? Вот что писала икона красного терроризма, западногерманская журналистка и боевик ФКА Ульрика Майнхоф в 1968 г.: «Ответное насилие должно превратиться в такое насилие, которое соразмерно полицейскому насилию, в такое насилие, в котором продуманный расчет заменит бессильную ярость, такое насилие, которое на использование полиции в качестве вооруженной, военной силы тоже ответит вооруженными, военными силами… Шутки кончились. Протест – это когда я заявляю: то-то и то-то меня не устраивает. Сопротивление – это когда я делаю так, чтобы то, что меня не устраивает, прекратило существование. Протест – это когда я заявляю: всё, я в этом больше не участвую. Сопротивление – это когда я делаю так, чтобы и все остальные тоже в этом не участвовали» [196]. Война во Вьетнаме стала мощным триггером для таких, как Ульрика: «Развязывание войны во Вьетнаме осенью 1967 г. стало сигналом к эскалации насилия для левых движений по всему миру… Война, которую ведут США, носит подчеркнуто империалистический характер и должна служить подтверждением их мирового господства: в Азии, Африке, Европе и Южной Америке. Встает вопрос: может ли простое выражение протеста против этой войны говорить о демократическом самосознании? Убийства женщин и детей, снос больниц и школ, уничтожение посевных площадей и важнейших отраслей промышленности, которые будут происходить “до тех пор, пока они не взмолятся о пощаде” – все это ставит вопрос об эффективности устраиваемых с разрешения полиции демонстраций, полиции, которая посылает свои вертолеты во Вьетнам и ни в коем случае не допустит того, чтобы демонстрации действительно повлияли на политику принятия решений…» [11].

Все эти тирады были по большому счету оправданием для впечатлительных радикальных социалистов. В противном случае они больше внимания обратили бы на события в Чехословакии в том же году, чем на то, что происходило далеко в Азии и к чему их родная страна не имела отношения. Мы даже можем назвать их лицемерами, так как буквально в соседних странах социалистические режимы подавляли рабочие выступления, но такие, как Ульрика, предпочитали бороться с «системой», воевавшей с коммунистами во Вьетнаме. Всю свою ненависть члены ФКА направили на государственный аппарат ФРГ. Они приписывали развитию западноевропейского общества нацистские тенденции, в точности как студенческая внепарламентская оппозиция до них повсюду видела национал-социалистическое прошлое. Как отмечала активистка ФКА Биргит Хогефельд, «в 68-м мы поднялись на борьбу за справедливый и гуманный мир, а наши родители почти сплошь были нацистскими преступниками или их пособниками… Наше отношение к людям в этой стране долгое время определялось еще и тем, что мы, живущие в богатых странах, строим свое благополучие на нищете и страданиях “третьего мира”: ради нашего благосостояния бесчисленное множество людей умирает от голода или от вполне излечимых болезней, даже маленькие дети вынуждены работать в условиях жесточайшей эксплуатации, грабежу и разрушению подвергаются целые регионы – и большинству это представляется вполне нормальным» [360].

Французский террорист и главарь «Прямого действия» Жан-Марк Руйян, отбывший в тюрьме в общей сложности 24 года, утверждал: «Мы противостояли “холодной” войне и новорожденной неоконсервативной контрреволюции с ее остервенелым милитаризмом. Помимо прочего, мы довольно четко поняли, насколько сильно империалистическая агрессия против арабских стран и безнаказанность государства Израиль опираются на военизированное умиротворение населения в метрополиях. Здесь они держали свои базы для атаки и вынашивали идеологические концепции нового “республиканского” колониализма (“чистая” война, право на вмешательство, защита “цивилизованных” колонистов, криминализация любых повстанцев). Настолько, насколько мы смогли, мы попытались сломать их монополию на насилие. Ибо вместе с их экономической, финансовой, политической и идеологической монополиями она составляет главную опору для их диктатуры. Мы атаковали людей и структуры, связанные с империалистическими проектами, военные объекты НАТО, заводы по производству вооружения, представителей лобби по распространению ядерного оружия в прозападных странах, штаб-квартиры Интерпола и Международного валютного фонда» [300]. Следующая цитата дает нам некоторый ключ к разгадке – насколько современный радикальный исламизм может быть связан с предшествующими ему левыми террористическими группами: «Под антиимпериалистической борьбой мы понимали не какие-то общие принципы или дискуссии по поводу пустых деклараций или позицию, состоящую исключительно в поддержке чужой борьбы. Мы решили бороться не только против империалистической политики нашей собственной буржуазии в метрополии, но и прямо выступить на стороне революционеров “третьего мира” и совместными усилиями действовать против общего врага – международного капитала» [299].

Итак, набор вполне стандартный: борьба против империализма, реализация социалистической революции, в рамках которой на определенном этапе террор служит инструментом достижения своих целей. Особенно важным здесь является солидарность с исламским миром, представителей которых европейские красные террористы видели как «революционеров» и «врагов капитала». Для социалистов второй половины XX столетия население колоний (и, соответственно, бывших колоний), или «периферии», заменило классический пролетариат европейских стран, так как в условиях глобализации можно было выделить «капиталистический центр» и эксплуатируемые им регионы. Таким образом, классы фактически были заменены целыми странами, где одни угнетают другие. Средства существования красных боевиков 1970-1980-х были вполне «классическими»: похищения и ограбления банков – все те же «эксы» и теракты, которые проводили левые радикалы столетие назад. Впрочем, добавилось и кое-что новое, а именно финансирование из-за рубежа. Например, «Фракцию Красной армии» финансировала и обучала ГДР, что логично, учитывая деятельность этой организации на территории Германии. Итальянские «Красные бригады» получали деньги и оружие из Чехословакии и Палестины, причем обучение проводилось на территории Чехословакии, Сирии и в Северной Африке. Таким образом, терроризм перешел на новый уровень, став частью гибридной войны социалистических стран против «капиталистических».

Обилие террористических акций всех этих коммунистических бригад настолько велико, что все их перечислить и описать можно только в рамках отдельной монографии, специально этой теме посвященной. Наша же задача показать, насколько гармонично терроризм укладывается в социалистическую парадигму, на реальных исторических примерах, т. е. мы как бы наблюдаем раскрытие теории социализма в практику.

Начнем с ФКА, наиболее известным членом которой стала Ульрика Майнхоф (между прочим, дочь члена НСДАП). Ульрика – поразительная личность. Почему у матери двух детей, неглупой и вполне успешной журналистки, возникла потребность убивать, грабить и взрывать? Примерно такой же вопрос мы сегодня задаем, пытаясь понять мотивы исламистских террористов, среди которых немало образованных людей. Очевидно, что идеология играет здесь главную роль. В этой идеологии должна воспитываться ненависть такой силы, которая позволила бы человеку раз