Современная румынская пьеса - Лучия Деметриус

детства… Очень красиво!

М а л ы ш. Красиво. Я завидую тебе. Ты будешь спать в объятиях господа бога. Красота. Я завидую тебе. Жизнь у тебя будет легкая, лишенная страха, пчелы господни будут звенеть и разноцветные бабочки порхать над тобой. Ангелы станут петь, и ты будешь засыпать и просыпаться под их пение и жить вечно… Как красиво! Я завидую тебе.

М а р и я. Теперь я узнаю тебя.

М а л ы ш. Да — я шавка, потому что завидую даже твоей смерти. Или я шавка потому, что хочу выглядеть циником. Как ни крути, я — ничтожество. (Яростно.) Разве ты не понимаешь, что я хочу вытащить тебя отсюда любой ценой? Я, шавка!

М а р и я. Не понимаю, зачем тебе самому понадобилось обзывать себя шавкой.

М а л ы ш. Я хочу, чтобы ты ушла отсюда, чтобы не умирала…

М а р и я. Я все равно когда-нибудь умру.

М а л ы ш. Вот видишь. Я говорю серьезно, а ты глупо шутишь.

М а р и я. Я не смогу с тобой расплатиться, Оприцеску. Тебя прельщает моя молодость. Напрасно. Я тебя разочарую. Я не создана для наслаждения. Я стала женщиной не по своей воле. Я не гожусь для постели, да и не спала ни с кем в постели. Меня разложили на столе.

М а л ы ш. Я люблю тебя, Мария.

М а р и я. Стол, как ни верти, — не постель, он без матраса. Не люби меня больше. Не спасай меня больше. Чтобы я переспала с тобой, ты должен для меня что-нибудь сделать, а мне не о чем тебя просить.

М а л ы ш. Не строй из себя героиню, жертвующую собой… Зачем ты отдаешь жизнь так легко? Кому нужна твоя смерть? Тебе? Своей смертью ты ничего не достигнешь.

М а р и я. Если убеждений нет, умирать не стоит.

М а л ы ш. А у тебя, конечно, есть убеждения! Есть душа!

М а р и я. Думаю, да.

М а л ы ш. Вот так думая, разглагольствуя, ты лишилась свободы и попала за решетку.

М а р и я. Какая у меня была свобода? Какую свободу я потеряла? Свободу стоять в очереди за хлебом? Участвовать в выборах межеумков, декламировать стихи в день ангела короля-заики? Что я потеряла? Свободу молчать? Бояться телефонного аппарата, в каждом почтальоне видеть полицейского, а в каждом газовщике — шпика вроде тебя?

М а л ы ш. Ты не контролируешь свои слова.

М а р и я. Что тебе до моих слов, разве для вас слова что-нибудь значат? Зачем мне их контролировать? Все шавки боятся слов. Что вам глаголы, местоимения, существительные? Вам бы хотелось уничтожить слова, стереть их резинкой, растоптать. Вы не сможете задушить слова и мысли, как не сможете убить всех на свете.

М а л ы ш. Выпей холодной воды — это тебя успокоит.

М а р и я. Я истеричка.

М а л ы ш. К сожалению.

М а р и я (спокойно). Почему слова не дают вам есть, спать, зевать, дышать? Зачем ты охотишься за ними, подшиваешь к делу, составляешь на них доносы?

М а л ы ш. Довольно. У тебя больше нет надежды. Ты умрешь, Мария.

М а р и я. Умру и что потеряю? Возможность купить на рынке то, чего там нет? Право писать то, что хочу, или говорить, что хочу? Потеряю дом, которого у меня нет? О чем я могу сожалеть, умирая? О твоей роже индюка-скопца, о параше в углу, о побоях в полиции, о вечно торчащих там субъектах, которые даже не утираются, когда получают плевки? Что я потеряю? Ночи, полные страха и ожидания вашего прихода?

М а л ы ш. Глупости.

М а р и я. В этих глупостях — вся ваша правда.

М а л ы ш. Знаешь, что сильнее мысли, сильнее слов? Дела. Я освобожу тебя, и ты будешь жить… Я отниму у тебя даже свободу умереть! (Улыбается.) Ты будешь и дальше оскорблять меня, я тебя знаю. Но у тетки я буду хлестать тебя плеткой по заднице, пока не вправлю мозги. Слова твои меня не испугают.

М а р и я. Если ты перестанешь бояться слов, тебе нечего будет бояться.

М а л ы ш. Вот и священник пришел. С его помощью я вытащу тебя отсюда. Я свяжу тебе руки, заткну рот, если ты не уйдешь добровольно. Я буду топтать твои слова, кромсать твою истину, отниму у тебя право говорить, право оставаться собой, лишь бы ты жила. Ты так долго меня поносила, что это вдохновило меня. Ты считаешь меня подонком, а я докажу тебе, что не хвалюсь, когда говорю, что освобожу тебя. Ты добилась своего — разозлила меня, и я не дам тебе умереть, как дуре.

М а р и я. Значит, я буду жить, как дура.

М а л ы ш. Так ты хочешь или не хочешь уйти со мной?

М а р и я. Хочу.

М а л ы ш. Спасибо.

М а р и я. Хотя это отвратительно. Помнишь, ты прочел сообщение о моей смерти, как забавный анекдот.

М а л ы ш. Я хотел казаться сильным, циничным.

М а р и я. Когда преступление становится поводом для газетного анекдота — это страшно. (Уходит в камеру.)

Входят  д в а  с т р а ж н и к а  с наковальней и  т р е т и й  с молотом, клещами и другими инструментами и с цепью. С е в а с т и ц а  и  Б е р ч а н у  следуют за ними.

С е в а с т и ц а. Что вы затеяли?

Б е р ч а н у. Получен приказ — заковать ее в цепи…

Из камеры слышны удары молота. Бьют часы на башне. С этой минуты Мария будет появляться закованная в цепи.

(Севастице.) Пойдем…

Севастица следует за ним.

Сейчас начнется служба…

Оба уходят.

М а р и я (выходя из камеры). Я хочу, чтобы пришел священник.

М а л ы ш (неподвижно стоявший все это время). Ты хочешь, чтобы я поклялся в его присутствии, что не обманываю тебя?..

М а р и я. Нет, я хочу его видеть.

М а л ы ш. Птица!

Появляется  П т и ц а.

Позови священника — он у директора.

П т и ц а. Они с Иросом гуляют по саду.

М а р и я. Пусть приходят с Иросом.

М а л ы ш. Мне уйти?

М а р и я. Можешь остаться. Птица, позови их. Ужасно хочу увидеть здесь попа.

П т и ц а  уходит.

М а л ы ш. Не вздумай исповедоваться — ему доверять нельзя.

М а р и я (занята своими мыслями). Родить сына не обвенчанной — значит быть шлюхой.

М а л ы ш. Значит быть матерью.

М а р и я. Каждый судит, как ему вздумается.

Входят священник  И з и д о р  и  И р о с.

И з и д о р. Только бог судит нас такими, какие мы есть.

Появляется  П т и ц а.

М а л ы ш (Птице). Уходи!

Птица смеется.

Ты что, оглох — убирайся.

Птица смеется.

Отправляйся ловить зайцев.

П т и ц а. Я не могу поймать зайца, гоняясь за ним.

М а л ы ш. Ты, если захочешь, поймаешь его и без погони.

П т и ц а. Поймаю.

М а л ы ш. Каким образом?

П т и ц а. Подожду, пока зайцы сварятся, и выловлю их.

И з и д о р. Вы что-нибудь хотели, барышня?

Мария смеется.

Почему вы смеетесь, барышня?

М а р и я. Я не барышня, батюшка.

И з и д о р. Знаю, но так принято. По документам вы барышня.

Птица хохочет.

Почему ты смеешься, божий человек?

М а л ы ш. Он может смеяться, когда ему взбредет в голову, — он сумасшедший.

Птица смеется.

И все-таки, что тут смешного?

П т и ц а. Смех всегда на устах безумного.