Противостояние - Афанасьев (Маркьянов) Александр

- Каким образом будут обеспечены наши интересы? - задал как нельзя более прямой вопрос Судья…

- Допуском в участии…

- Э… нет дорогой. Допуск к участию. Это ничто. Важно не то, кто и как голосует - важно кто считает голоса, так, кстати, кажется, сказал ваш Сталин…

- Ва… - вскинулся грузинский бухгалтер, потому что в Грузии Сталина уважали до сих пор

- Ваш Сталин! - жестко повторил судья - мой род еще с Багировых долги имеет с тех времен, кровные долги…

Разобраться про Сталина не успели - без стука вошел Хабеишвили, что само по себе было немыслимо.

- Батоно Эдуард, на пару слов… прошу прощения у общества…

Мафиози смолчали

Вышли в темный пустой, коридор, к лестнице. Шеварднадзе поразило лицо своего старого друга - белое как мел. Хабеишвили был альпинистом, просто так в панику не бросался

- Что случилось?

- Беда батоно… В Москве неладное… говорят, генеральный…

- Что?!

- Погиб. Первый ваш погиб, самолет на взлетке рухнул… мне Михо позвонил, голос дрожит. Говорит, в Москве что-то неладное делается, ему сказали, что где-то стреляют… сильно стреляют… беда, батоно.

- Заткнись! - Шеварднадзе быстро перебирал в памяти номера - Вахе звонил?

- Не отвечает! Вся связь отключена!

- А вертушка? Отсюда звонил?

- Тоже отключена!

Вахи конечно могло и не быть на месте, хотя неофициальный лидер грузинской общины Москвы был пожилым, больным ногами человеком и лишний раз не выходил из дома. А вот то что отключена вертушка - это уже серьезнее.

Тем не менее, Шеварднадзе убедился сам - прошел в комнату, снял трубку, несколько секунд недоуменно вслушивался в звенящую пустоту в трубке - веря и одновременно не веря. Не могла просто так отключиться вертушка, там несколько степеней защиты - просто не могла!

Тогда может быть - отключили от вертушки его!?

- Быстро! К машинам!

Выскочили - погода портилась, с Черного моря шел шквал, первые капли дождя - мерзкого, холодного зимнего дождя уже оросили и без того озябшую землю.

- Быстро! Быстро!

От волнения Хабеишвили перешел на русский, которые понимали все. Взревели моторы трех Волг, на которых они сюда прибыли.

- Э…

Один из идиотов, привезших сюда "уважаемых людей" попытался зачем то остановить их - бампер Волги хрястко поддел его под колени, сломав обе ноги и отбросил в сторону…

- Этот… ушел!

Собравшиеся на втором этаже переглянулись - сообщение одного из шоферов осмелившегося подняться и доложить хозяевам - им не понравилось. Все здесь собравшиеся были опытными, тертыми людьми, и сейчас они остро, шкурой, каждой клеточкой своего существа почувствовали надвигающуюся беду…

- С Сухума катер будет. До Турции.

- Ты знаешь, к кому обратится?

- Знаю, батоно.

- Ты настоящий друг… Не забуду…

Волги уже неслись по улицам Сухума.

- Остановись! - внезапно сказал министр иностранных дел СССР - вон там, у телефонной кабины…

Телефонная кабина была, как и обычно бывает - изрезана ножами, исписанная ругательствами на русском и грузинском, с острым запахом мочевины. Министр брезгливо вытащил платок, обхватил им телефонную трубку…

Двушек не было. Он не сразу понял, почему не работает телефон - давно не звонил так. Вернулся к машинам, попросил. Набрал по памяти номер…

Ответила дочь - отрада глаз. Господи…

- Мананочка… Дядя Нико где… Позови…

Дядя Нико - так звали старого и преданного друга семьи, сейчас он должен был быть в их доме. Он мужчина и сможет все сделать как надо.

- Не спрашивай ни о чем! - резко взял разговор в свои руки член Политбюро, когда услышал в трубке знакомый голос - бери всех, моих, твоих - всех. Бери все, что сможешь собрать за два-три часа, ты знаешь где лежит. И быстро сюда, я в Абхазии, на морвокзале. Найдешь меня. Не опоздай, времени совсем нет…

Отдав распоряжения, не терпящие отлагательства, Шеварднадзе вернулся к машине. Это когда интересы государства отстаивать… американцы его "недалекий Эдди" звали. Свои то интересы он завсегда отстаивал куда лучше.

- Звони и своим. Пусть собираются.

Ни шоферы, ни охрана - ни один человек из тех, кто были в этих трех машинах и не подумали остановить сбегающего члена Политбюро ЦК КПСС или сообщить об этом куда то. Даже если бы возможность была - не сообщили бы. Это раньше, в мрасное сталинское время - всем до всего дело были, все нос совали. Так на то и разоблачили - культ личности, на то его и заклеймили позором. Сейчас - все люди малые, их дело - помалкивать в тряпочку, что начальство делает - то их дело. Они люди маленькие, их дело - служить.

Здание Сухумского морвокзала было отстроено после войны полностью заново - разрушили фашисты в войну. Сейчас построили новое - прямо на пирсе, формой своей оно чем-то напоминало восточные храмы и пагоды, сам Шеварднадзе и не знал, пока в Японии не побывал, да не глянул. Интересно - кто только такое выдумал.

На переговоры пошел один лишь Хабеигшвили. Жили здесь богато - потому что через порт Сухуми валом шла контрабанда с Турции, весь город об этом знал. Какие-такие пирсы - мирсы, в порту прямо и переваливали, особо не таясь, и Хабеишвили отношение к этому имел, пока вторым секретарем был. Потому как в Грузии коммунизма давно уже не было, была капиталистическая экономика при социалистических льготах для людей за счет Центра, вот что было. И кто на должности был - автоматом право на свою долю имел, потому как иначе и должность незачем занимать. Сейчас батоно Солико был не в силе, права на кусок не имел - однако людей здесь знал и они его знали. А вот Шеварднадзе остался сидеть в машине, потому как увидят его - цену впятеро заломят. Грузины - народ торговый, своего - никогда не упустят.

Батоно Солико пешком дошел до грузового порта, он тут был небольшим, но загруженным, сунул вохре десятку на ходу.

- Сынок, батоно Гурам на месте?

- На месте, на месте, там смотрите.

Вохровец был из русских - рыжий и вихрастый, но деньги с должности брал как настоящий грузин. Потому как ни один нормальный, в здравом рассудке человек, свой кусок, что прямо ему в руки плывет - не упустит. С машины - десяточка, с грузовой - двадцать пять, а то и полтинник, если выезжает без досмотра, да в неположенное время. За дополнительные услуги - еще. Три четверти заработанного начальник караула забирает, но на то он и начальник, ему надо с верхними людьми делиться, не все же себе. А того что остается - на жизнь красивую. Хватает. Пройдет зима, настанет лето приедут сюда курортницы…

Батоно Гурам, седой, высохший старик, который ходил по Черному морю, когда Усатый был еще жив и в силе, сидел в своем закутке, чем-то занимаясь. Он все время что-то делал - строгал, точил, выделывал - мало того, что капитан - так еще и руки золотые. Порт не работал по погодным условиям, баржи скрипели, наваливаясь на пирсы под жестокими ударами волн, только выставленные у причальных стенок ограждения из отслуживших свое покрышек, спасали их от повреждений. Кто из персонала порта еще не ушел домой - сидели в ремонтной мастерской по соседству, пили вино и азартно шлепали замусоленными картами по большому перевернутому ящику, накрытому фанерой. Увидев входящего, старик поднялся ему навстречу

- Гамарджоба, батоно Сулико, гамарджоба. Не ожидал тебя здесь увидеть. Садись, вина выпей…

- Не времени…

- Вах, для хорошего вина всегда должно быть время. Мне привезли Саперави, прямо с кувшина. Такое Сталин пил, слушай, да…

- Не до вина, прости батоно. На ту сторону мне надо.

Старик покачал головой

- Куда торопишься? На тот свет? Не видишь, море какое? Зима.

- Помоги, батоно. На ту сторону надо, вот так.

Для того чтобы показать как - Хабеишвили типично русских жестом провел рукой по горлу.

- Нет… Не повезу. Погода видишь разгулялась. Утопнем. Завтра приходи, посмотрим, что к чему…

- Сегодня надо. Сто.

- Сто… Ты, дорогой жизнью рискнуть хочешь. Ладно своей - так и моей.

- Сколько?

Старик встал, подошел к двери, выглянул наружу. Заметил н, конечно и машины.

- Сколько вас будет?

- Человек двадцать…

- Тогда Ракету из загона выгонять… На малом не уйдем, не поместимся все…

- Сколько?

Старик хлопнул дверью, отсекая лютующую на улице непогоду.

- Пятьсот.

Сумма потрясла даже ко многому привычного Хабеишвили.

- Побойся бога…

- Не надо про бога - вдруг грубо ответил старик - нет у тебя бога! И у меня его - нет. Не говори того, чего у тебя нет. Ты сначала всю республику обирал, ты и тот кто с тобой приехал. Когда обирали - себя не обижали! А теперь - за кордон свалить по дешевке хотите? Не выйдет. Пятьсот - пока я не передумал…

Хабеишвили не знал - будут ли у них такие деньги. Но и отказаться - не мог. Других путей просто не было.

- Золотом возьмешь? - спросил он

- И бриллиантами тоже - усмехнулся старик - Гиви! Гиви!

На зов явился черноусый, румяный молодец, что-то дожевывающий.