Марш Теней - Тэд Уильямс

— Кажется, я слышу Тайна… где-то там… — сказал Вансен и поскакал через поляну.

Баррик и его отряд последовали за ним, затаив дыхание и пригнув головы. Никто не знал, когда начнется следующая атака. Баррику чудилось, что он разглядывает окрестности через одну из оптических труб Чавена, которая искажает все, что не попадает в фокус. Кровь прилила к голове, а тело онемело от холода, стало неподвижным и нечувствительным, как железо. Очень странное, пугающее и при этом возбуждающее ощущение.

Неожиданно Феррас Вансен остановил коня перед густыми зарослями кустов и ударил по ним мечом, потом соскочил с седла и принялся рубить что-то невидимое. Он кричал, и, хотя слова капитана гвардейцев невозможно было разобрать из-за визга призрачных тварей, отвращение и страх на его лице вывели Баррика из оцепенения. Он пришпорил коня и вместе с остальными помчался к Вансену. В тот же миг вой невидимых существ стих. Их неземные голоса еще звучали, но где-то далеко, на другой стороне холма.

Вансен перестал размахивать мечом и выпрямился. С лезвия стекала кровь и еще что-то, напоминавшее древесный сок. На лице Ферраса застыл ужас. Баррик неуклюже спешился и подошел к капитану.

Тот стоял в центре побоища, похожего на огромное гнездо среди вытоптанного подлеска. Баррик увидел груду тел, блестевших от крови и слизи. Он на минуту растерялся, но взял себя в руки и рассмотрел, что у этих существ очень странный вид. Они были голые, в большинстве своем похожие на людей, но совершенно белые. Под подбородком у них висели мешки, как у лягушек, а мертвые глаза полностью почернели и утратили блеск.

— Кто они такие? — спросил кто-то.

— Ужас, — произнес другой и был прав.

— Эти существа издают шум, — сказал им Вансен. — Послушайте.

Они замолкли и прислушались.

— И что… что это значит? — спросил Баррик. — Почему…

— Это значит, что нас обманули, — ответил Вансен. Забрызганное кровью лицо капитана было почти таким же белым, как у противоестественных тварей, лежавших у его ног.

— На холме нас поджидал небольшой отряд: кучка воинов, готовых скрестить с нами клинки, и несколько призрачных существ, чтобы отвлекать внимание. Да еще вот эти — они производили шум, чтобы мы подумали, будто их сотни.

— О боги! Все-таки ловушка? — воскликнул принц.

Он осмотрелся, ожидая увидеть среди ветвей над их головами дюжины страшных рож с жуткими оскалами.

— Хуже, — возразил Вансен. — Намного хуже. Они задержали нас здесь на целый день и, пока мы сражались с жалкой кучкой нечисти, обогнули наши войска и направились…

— И направились?…

— В Южный Предел.

34. В полях Марринсвока

ОЧАРОВАНИЕ ЦВЕТОВ

Она не может молчать и не может кричать,

Она не может подняться. Ее кости — в ручье.

Ночь прошла отвратительно — почти без сна. Бриони поднялась за час до рассвета. Она чувствовала такой гнев, что не могла спокойно усидеть на месте. Она сердилась и на Хендона Толли, и на себя, не сумевшую сдержаться, и на Баррика, которого не было рядом, а заодно и на все остальное.

«И я стояла там, размахивая мечом! Как будто было не ясно, что он не может поднять на меня руку — на свою повелительницу, на женщину. Девчонка. Более того: все прекрасно знали, что ему и не нужно этого делать, поскольку он уже победил. Я выглядела последней дурой!»

Бриони довольно долго сидела на стуле перед письменным столом, испытывая душевное смятение. Ей хотелось убежать и затеряться где-нибудь в необъятном замке, пока все не забудут про случившееся. Но нет, никто ничего не забудет, и она не может никуда убежать. Она из семьи Эддонов. Она принцесса-регент. Злополучный обед будут помнить многие годы.

Ей ничего не оставалось, кроме как жить с этим. Она обмакнула перо в чернила и принялась писать письмо отцу.

«Я не получала от тебя писем со времени смерти Кендрика. Надеюсь, что письмо, в котором я рассказала о том ужасном дне, дошло до тебя. Молю богов, чтобы сегодняшнее мое письмо не оказалось для тебя первым известием о несчастье. Я так скучаю по своему старшему брату. Он был самым взрослым из нас, он никогда не сомневался, что поступает правильно, — иногда это меня раздражало. Но я не сомневаюсь, что он постоянно стремился к тому, чтобы избежать ошибок. Он хотел быть похожим на тебя. Еще до назначения регентом он вел себя как человек, сознающий, что когда-нибудь он станет королем, будет заботиться обо всех своих подданных и не забудет о нуждах могущественных союзников.

Именно таким он останется у всех в памяти. А я всегда буду вспоминать, как наш дорогой Кендрик волновался и сердился, если мы с Барриком дразнили его, как быстро он успокаивался и весело смеялся вместе с нами. Скажи, как это получается: вы с Кендриком могли видеть, что совершаете глупость, признаваться в ней и смеяться, а мы с Барриком совсем этого не умеем?

Есть, конечно, много другого, что…»

Бриони остановилась. Она вдруг ясно вспомнила, как Кендрик притворялся сердитым, пряча улыбку, и не смогла сдержать тихие слезы. Роза Треллинг заворочалась в своей постели, что-то пробормотала и снова уснула. Спящая на соломенном тюфячке Аназория — десятилетняя младшая горничная — похрапывала, словно дряхлая собачонка. Как необычно бодрствовать, когда все вокруг спят. Будто ты не человек, а призрак.

Бриони вернулась к своему занятию и вычеркнула часть последнего предложения. Она вдруг обнаружила, что говорит об отце в прошедшем времени, будто он не в плену, а уже умер.

«О боги! Опять этот придуманный страх!» — укорила она себя.

Письмо никак не хотело продвигаться. Ну как сообщить ему, что у них происходит? Сообщить так, чтобы отец не испугался до смерти. Как ей описать все это? Сумеречное племя, заигрывания Толли с автарком, бесконечную цепь неприятных событий… Как написать отцу, что она сильно боится за Баррика, и при этом не разбить королю Олину сердце?

Бриони отложила перо и перечитала написанное. Больше всего принцессу расстраивала невозможность обсудить с отцом то, что ее беспокоит, особенно чудовищный рассказ Баррика. Откровения брата камнем лежали у нее на сердце — огромным тяжелым камнем, от которого она никогда не избавится. Иногда эта тяжесть мешала ей двигаться, разговаривать и даже думать. Оставалось только надеяться, что, выслушав брата, она тем самым сняла с него часть груза.

Как такое могло произойти? А если это неправда?… Но разве мог Баррик, ее родной брат, так жестоко врать? А если правда? Тогда вправе ли она писать отцу так, словно ей ничего не известно, словно она остается прежней любящей дочерью, словно мир не изменился?