Долг. Мемуары министра войны - Роберт Гейтс

Поскольку договор ограничил число американских и российских ядерных боеголовок, предметом горячего обсуждения при его ратификации в сенате стала «жизнеспособность» наших стремительно устаревавших ядерных боезарядов и производственных мощностей. (Ряд наших производств был возведен еще для реализации Манхэттенского проекта в годы Второй мировой войны.) Руководители министерств и ведомств провели несколько совещаний, обсуждая варианты модернизации, но не новые возможности. Стоимость замены и модернизации оказалась весьма существенной – 80 миллиардов долларов за десять лет. Учитывая конечную цель Обамы – «нулевой уровень» ядерной угрозы, – идея модернизации не могла не встретить жесткого сопротивления на уровне «подкабинета, то есть заместителей министров, членов администрации Белого дома и ШНБ.

Обама четвертым из президентов, на которых я работал, прямо заявил, что хочет полностью избавиться от ядерного оружия (другие три – Картер, Рейган и Буш-старший). Бывшие государственные секретари Генри Киссинджер и Джордж Шульц, бывший министр обороны Уильям Перри и бывший сенатор Сэм Нанн также призывали к «нулевому уровню». Единственная проблема, на мой взгляд, заключалась в том, что я не слышал подобных заявлений от лидеров прочих ядерных держав, будь то Великобритания, Франция, Россия, Китай, Индия или Пакистан. А если мы по-прежнему располагаем ядерным оружием, нам, черт возьми, стоит убедиться, что оно находится в рабочем состоянии и защищено от террористов и техногенных катастроф. Значит, следует развивать и внедрять новые технологии.

Я провел большую часть своей профессиональной карьеры, анализируя значимость ядерного оружия в системе национальной безопасности, с тех самых пор как получил звание второго лейтенанта[111] ВВС и назначение в стратегическую авиацию. На протяжении десятилетий дебаты относительно условий, при которых допустимо использование ядерного оружия, и споры о численности боеголовок становились все более жаркими и, фигурально выражаясь, эзотерическими. Эти споры напоминали мне порой препирательства средневековых богословов о том, сколько ангелов могут уместиться на острие иглы. Я никогда не верил, что ядерное оружие может быть применено, даже «на ограниченной основе», в войне между США и СССР, – в отличие от многих. Я был активным сторонником значительного сокращения огромных запасов ядерного оружия в нашем арсенале на паритетных началах с Советами, а впоследствии и с Россией. Но я не считал и не считаю, что мы должны в одностороннем порядке сокращать наш ядерный потенциал. Думаю, кстати, что попытка снизить количество ракет до минимального уровня – менее 1000 или 1500 – неизбежно побудит другие ядерные державы превысить эти цифры и поставит нас в невыгодное положение как минимум в глазах потенциальных противников. В общем, это вопрос глобальной политики и военного сдерживания.

Группа сенаторов во главе с Джоном Кайлом из Аризоны ясно дала понять, что не будет голосовать за ратификацию нового договора о СНВ, если администрация не запланирует в бюджете достаточно средств для модернизации существующих ядерных объектов и стоящего на боевом дежурстве оружия. Администрация пообещала предусмотреть такое финансирование, причем большинство расходов предполагалось обеспечить из оборонного бюджета. Я нисколько не возражал. (А Кайл все равно проголосовал против договора.)

В ходе слушаний перед ратификацией я (вместе с Майком Малленом) оказался стараниями администрации в первых рядах защитников договора. Мы с Клинтон и Малленом провели брифинг для всех сенаторов 6 мая, а потом выступили перед сенатским комитетом по международным делам 18 мая. В очередной раз республиканский «ястреб» – то есть я – был вынужден обеспечивать политическое прикрытие для президента-демократа. Однако, как и в случае ПРО, меня это нисколько не тревожило, ибо я полагал, что и этот договор соответствует нашим национальным интересам. Ключевой вопрос нового договора, я сказал, тот же самый, который задают вот уже сорок с лишним лет, обсуждая проблему контроля стратегических вооружений: лучше или хуже будет стране от договора? Все эти годы, прибавил я, каждый президент рано или поздно соглашался, что с договором – лучше. По условиям договора, у нас остается достаточно МБР, подводных лодок с баллистическими ракетами и бомбардировщиков, а также мы получаем множество возможностей для проверки того, как соблюдает договор другая сторона. Договор не ограничивает наши программы ПРО; имеются вполне реальные планы модернизации нашего ядерного арсенала и сопутствующей инфраструктуры плюс предусмотрено выделение необходимого финансирования для реализации этих планов; также договор ни в малейшей степени не препятствует нам модернизировать наши стратегические силы, в том числе средства доставки, само ядерное оружие и вспомогательную инфраструктуру.

Хиллари охарактеризовала политические аспекты договора и ожидаемые последствия его ратификации, а Маллен описал военное значение документа, добавив, что Объединенный комитет начальников штабов поддерживает договор СНВ-3 целиком и полностью. Вопросы сенаторов были вполне разумными (для гражданских), критика – поверхностной, за исключением того, что сенатор-республиканец Джим Деминт из Южной Каролины предложил «воскресить» рейгановскую систему СОИ. В середине июня мы втроем также выступили на заседании сенатского комитета по делам вооруженных сил. Перед слушаниями я написал заметку для «Уолл-стрит джорнэл», объясняя важность договора, а позднее, в середине ноября, мы с Хиллари подготовили еще одну «апологию» – на сей раз для «Вашингтон пост». Нам также, вместе и по отдельности, пришлось на протяжении лета и осени провести много «качественных» переговоров с конгрессменами. Договор был ратифицирован сенатом на сессии «хромых уток»[112], накануне Рождества 2010 года. Сторонники ограничений победили с преимуществом всего в четыре голоса.

Серьезный кризис, потенциально чреватый глубокими «трещинами» в отношениях между США и Россией и никак не связанный с ядерным оружием или Ираном, случился именно тогда, когда договор СНВ-3 находился на рассмотрении сената. 16 июня Джон Бреннан отозвал меня в сторонку после рабочего совещания и сказал, что ФБР раскрыло российскую программу внедрения «нелегалов» на территорию Соединенных Штатов. («Нелегалами», а также «спящими агентами», называют шпионов, которые прибывают в чужую страну, много лет обустраиваются и делают карьеру, получают благодаря этому доступ к значимой, даже секретной информации – и рано или поздно получают от своего шпионского руководства «пробуждающий» сигнал, требующий тех или иных действий.) За несколько лет расследования ФБР выявило четыре пары «нелегалов» в Нью-Йорке, Нью-Джерси и Виргинии. Семь или восемь человек оказались сотрудниками русской военной разведки (ГРУ). Непосредственной проблемой, по словам Бреннана, было то, что источник в Москве, с помощью которого удалось опознать этих «нелегалов», нуждался в немедленной эвакуации из России. Бреннан сказал, что они собираются арестовать всех «нелегалов», допросить их, предъявить обвинения – и в последующем предложить русским обмен агентами. ФБР беспокоило, что шпионский скандал разгорается в преддверии встречи Обамы с Медведевым в Белом доме 24 июня и накануне саммита G-8 в Канаде 25–26 июня. Было очевидно, что шум может подняться изрядный. Бреннан сообщил, что доложит обо всем президенту в пятницу, 18 июня, и настоятельно попросил меня присутствовать.