Исправленному верить (сборник) - Татьяна Минина

Часть вторая

Глава 1

Санкт-Петербург. 11–14 марта 20** года

Наталью Саврасову хоронили на Северном в час дня. Это разузнала собравшаяся на кладбище Ольга, и Шульцов тут же сказал, что тоже идет. Колоколька сжала доценту руку и умчалась отпрашиваться. Через пять минут консультанта вызвали к не одобрившей затею хозяйке.

– Вышло неудачно, – втолковывала она, – кто спорит? Но светиться на похоронах?! Это не та реклама, которая мне нужна. Я сделала, что могла, но я не Господь Бог и не могу достичь результата без помощи клиентов. Мы с Борисом рекомендовали Наталье до лета уехать, она не послушалась. Итог закономерен.

Борис был способен внятно рекомендовать разве что партию «Яблоко» и мезим форте, но его супруга флаг эзотерики держала высоко. За три с половиной месяца Шульцов так и не понял, верит ли она в то, чем торгует; хуже того, он переставал понимать, во что не верит сам. Здравый смысл периодически отказывал, а история Саврасовых откровенно пугала, и именно поэтому Олег Евгеньевич решил разобраться в ней до конца.

– Комиссар Мегрэ регулярно ходил на похороны, – почти не пошутил историк. – Это помогало ему при расследовании.

– Саврасову нужно провести еще одно действие, защищающее уже лично его. – Колоколька наступила Шульцову на ногу, незаметно, но ощутимо. – Мы ему это объясним.

– Хорошо, – буркнула хозяйка, – идите. Сима перенесет приемы на ваши выходные.

Уже на пороге Шульцова с Комаровой догнала новость – записанная на двенадцать автовская контролерша не явилась бы в любом случае. Поскольку третьего дня госпитализирована по «Скорой». Колоколькин диагноз подтвердился полностью.

– Лучше бы аппендицит, – вздохнула Ольга, натягивая перчатки. Зима не хотела оставлять город, и бывавшему на Северном только в дни памяти Спадникова Шульцову почудилось, что он снова в январе.

Площадь у метро показалась неряшливой и какой-то неспокойной, но историк все списал на настроение. Ольга выбрала цветы – ирисы и тюльпаны, Олег Евгеньевич остановил машину. Водитель – если не родич, то соплеменник подвозившего их со Стасом южного человека, опять не знал дороги, и они опять явились первыми.

– Как твоя диссертация? – поинтересовалась Олька. – Скоро?

– Тебе не кажется, что место неподходящее?

– В других я как-то забываю спросить… А сейчас мне страшно, вот я и вспомнила. Так как?

– Хорошо, даже слишком. Если не сорвется, в июне буду доктором.

– И уйдешь, – не терпящим возражений голосом объявила Колоколька. – Хватит с тебя.

– А с тебя?

– С меня, кажется, тоже… Давай пройдемся.

– Зайдем к Артемию… Хотел бы я с ним поговорить.

– О диссертации?

– Об этой чертовщине. Не могу отделаться от мысли, что Спадников о чем-то таком говорил.

– О чем «таком»? О сосульках? О злобных мамочках? Или что-то по вашей части?

– Не помню… Дай-ка пару цветков.

Снег у памятника был притоптан, мусор убран. «Надежда Константиновна» навещала мужа каждую неделю.

– Может, вы про Инес де Кастро говорили? – предположила Ольга. – Хотя ее банально зарезали… А у Екатерины Медичи с зятем ничего не вышло. Выходит, наша Анчарша страшнее страшной Екатерины?

– Выходит… – О чем же они с Артемием говорили, а ведь говорили же! – Ладно, пойдем. Наверное, автобус уже пришел.

Толпа, небольшая и, как всегда бывает на кладбище, растерянная, уже топталась возле белого креста – Наташу подхоранивали к бабушке. Чернела земля, пестрели в руках цветы, на очищенной от снега скамейке громоздилось несколько сумок, рядом вертелись местные псы – столь же дружелюбные и упитанные, сколь и стоящие тут же могильщики. Значит, ждали не их.

– Давай, – шепнула Колоколька, – встанем подальше… У желтого памятника.

Олег Евгеньевич согласился. Они не знали здесь никого, кроме небритого, долго-долго протирающего очки Гены, напомнившего Шульцову киношную версию декабриста Анненкова. Только этот «Анненков» был в дубленке и с малиновыми орхидеями.

– Самое дорогое, – грустно сказала Ольга, и Шульцов не сразу сообразил, что она про цветы. – Нет, ты только глянь!

Вызывающе элегантная дама в черном пальто и красных шляпе и перчатках быстро шла среди кладбищенских елей; следом явно наемный дядька волок роскошный, выдержанный в темно-красных тонах, венок.

– Оля, – шепнул Шульцов, – это случайно не свекровь?

– Угу… Анчарша, – подтвердила Олька и сунула историку сумку: – Подержи-ка.

Замысел подруги Олег Евгеньевич понял, когда та показалась с противоположной стороны дорожки ровно на том же расстоянии от могилы, что и Саврасова. Та едва заметно запнулась и пошла медленней, Колоколька тоже сбавила темп. Точно соразмеряя свой шаг с шагом Анчарши и глядя на нее в упор, Комарова шла к сгрудившимся возле ямы людям. Женщины должны были столкнуться у креста, и они почти столкнулись. Что Саврасова узнала случайную знакомую, Шульцов понял сразу. Красные, в тон шляпе, губы шевельнулись, лица Колокольки было не разглядеть. Носитель венка воздвигся за спиной заказчицы фараоновым рабом.

Две фигуры застыли в шаге друг от друга, и Олегу Евгеньевичу стало страшно. Сперва вообще, потом за опять-влезшую-не-в-свое-дело-Комарову. Проваливаясь в снег, историк ринулся к могиле напрямик; густой, высокий кустарник загородил и крест, и Анчаршу с Колоколькой. В кармане завибрировал переведенный в уличный режим телефон, ученый чертыхнулся, но отвечать не стал. Кладбищенская белка совершенно по-некрасовски обрушила с сосны снежный ком, он упал на пути Олега Евгеньевича холодным предостережением. Шульцов не внял.

Когда историк выскочил из зарослей, Саврасова стояла уже рядом с сыном, тут же багровел венком носильщик. Олька осталась у креста.

Подошел священник – высокий, грустный, очень уместный под седыми, все понимающими деревьями. Немногочисленные мужчины один за другим снимали шапки, кто-то крестился, кто-то, как толстый подполковник у гроба, нет. Привычный к людскому незнанию батюшка ласково и понятно объяснил, что и как делать; вспыхнули свечки, поплыл горьковатый дымок.

Прощание шло как положено, пока вслед за плачущим подполковником к гробу не двинулась Саврасова.

– Нет! – внятно произнес сын. – Ты к ней не подойдешь.

– Как скажешь. – В спокойном голосе сквозило торжество. – Она мне не нужна, а ты еще одумаешься.

В кармане опять завибрировало, Шульцов торопливо отошел на пристойное расстояние и нажал кнопку. Сосед коротко сообщил, что есть некоторые подвижки, и предложил зайти вечером. Олег Евгеньевич, попросив разрешения прийти с коллегой, отключился, и тут же мимо своим пружинящим шагом прошла Саврасова с улыбкой на холеном моложавом лице. Так могла бы улыбаться Гера, только что превратившая Ио в корову.