Исправленному верить (сборник) - Татьяна Минина

– Заявление примут, – медленно произнес сосед, – это я вам обещаю. И отнесутся с должным вниманием, но никакой чертовщины писать нельзя. Угрозы, шантаж, неожиданная смерть… Только что это нам даст?

– Ничего, – неохотно признал Олег Евгеньевич. Расхожий сюжет о замаскированной под мистику уголовщине давал сбой. Дама в красных перчатках с торжествующей улыбкой шествовала по кладбищу, и за ней тянулся хвост смертей. Будто за кометой. За кометой!..

Некогда родной номер не отвечал. Шульцов решил, что вдова в театре, но трубку не вешал, за что и был вознагражден.

– Слушаю Вас. – «Надежда Константиновна» не употребляла плебейского «алло», а «Вы», «Вас», «Вам» произносила так, что было ясно – буква «В» прописная, более того, с твердымЪ знакомЪ.

– Алла Михайловна, это Шульцов.

– Слушаю вас, Олег.

– Простите за поздний звонок. – Спадников не любил длинных объяснений, Спадникова не терпела краткости. – В прошлый раз вы упомянули, что Артемий Валерианович называл Сущенко и иже с ним ядром подлейшей из комет. Он имел в виду только моральную сторону?

– Насколько я понимаю, у моего супруга были на сей счет определенные соображения. Олег, к сожалению, я не могу вам сейчас уделить времени. Ко мне влетела канарейка, и я вызвала специалиста. Завтра я посмотрю свои записи; думаю, я смогу вас принять после шести.

– Благодарю. – «Спасибо» у вдовы тоже не котировалось, по крайней мере по телефону. – Покойной ночи.

– Пусто? – Сосед галантно поднес к Олькиной сигарете зажигалку.

– Трудно сказать. – А вот пить Комаровой, пожалуй, хватит. – Сегодня какой-то день защиты животных. Моя дочь спасает котов, Спадникова – канарейку…

– Гав! – сообщил уже из коридора Джаба, и тут же раздался звонок. На Геннадия смотреть было страшно, и отнюдь не из-за щетины, но вежливости бедолага не утратил, и это было страшно вдвойне.

– Ольга Глебовна, добрый вечер. Хорошо, что вы тут. Аркадий Филиппович, извините, но… Мне нужно поговорить наедине.

– Геннадий, – подал голос Шульцов, – наш хозяин – тот человек, который мне помогал. Он знает все.

– Извините, – еще раз попросил Саврасов и провел рукой по щеке. – Это мать убила Наташу? Я должен знать! Да или нет?

Геннадий стоял, полковник тоже не садился.

– Если говорить о физическом воздействии, – нарочито официальным тоном произнес он, – то ни госпожа Саврасова, ни кто другой не имеют к постигшему вас несчастью никакого отношения.

– Но Наташу убили? Ее ведь убили… Это не мог быть несчастный случай! Мать сказала «до весны!»… Сейчас весна.

– Это мог быть несчастный случай, – сосед явно вызывал огонь на себя, – но лично я так не думаю. Надо разбираться.

– Олег Евгеньевич, – глухо спросил Геннадий, – я шел к вам, мне нужно только «да» или «нет». Ваше. Доказательств не собрать, я понимаю, но вы ведь знаете?

– Что именно, Гена?

– Что это она! Иначе Ольга Глебовна сегодня не стала бы… Чтобы моя мать больше не убивала, убить нужно ее. И это должен сделать я… Вы ведь все об этом думаете, ну так скажите! А дальше я как-нибудь сам. Мне нужно…

Ему было нужно, чтобы его встряхнули, дали водки и чего-то горячего. Шульцов не справился бы, но полковник насмотрелся и на вдовцов, и на мстителей. Гена подчинился, а потом вмешался благословенный телефон.

– Это моя дочь привезла котов, – мягко объяснил историк. – Геннадий, я буду вам крайне признателен, если вы поможете нам их вселить. Аркадий Филиппович не годится, от него пахнет собакой, а здесь нужна мужская хватка.

Когда пятью минутами позже Шульцов отдирал от дочерней куртки нечто рычащее, рыжее и, на первый взгляд, напрочь лишенное ушей, он понял, что не соврал ни на йоту.

Глава 2

Санкт-Петербург. 15 марта 20** года

Анна Михайловна Спадникова, в девичестве Мочалкина, была рождена для служения. Рухни к ногам тридцатисемилетней учительницы нефтяной шейх, вор в законе или начинающий олигарх, он был бы отвергнут. Анна снимала угол, перебивалась с чая на макароны, штопала колготки и ходила в облезлой шапке из зверя, некогда обозначенного на ценнике как «кролик крашеный». При этом Мочалкина не принимала от родителей своих питомцев ничего, кроме цветов. Она была обречена либо на одиночество, либо на принца; судьба послала ей второе в лице шестидесятилетнего академика, которому она принялась служить с тем же рвением, с которым сеяла разумное, доброе, вечное.

Стать достойной Спадникова оказалось непросто, но Анна старалась. Уйдя из школы и получив в свое полное распоряжение немалые деньги, она не ринулась в салоны красоты, а вгрызлась в древнейшую историю, попутно вникая в академическую жизнь с ее интригами и хитросплетениями. Неизвестное начинающая супруга зазубривала, непонятное же раскладывала по привычным педагогическим полочкам, добиваясь при этом устрашающих результатов. Все двадцать с лишним лет Артемий Валерианович для жены являл директора школы, начальника РОНО и великого Сухомлинского в одном лице, теперь осталась лишь третья ипостась, принадлежащая вечности и будущим поколениям. Не щадя сил, вдова служила памяти ученого, но этого было мало – ей не хватало обыденности, мелких, ежедневных дел. Неудивительно, что бьющаяся в заклеенное окно канарейка побудила Анну Михайловну к решительным действиям.

Стремительная разблокировка утепленных профессионалом рам была лишь началом. К счастью, ошалевшая от холода пичужка не только не испугалась, но со всех крыльев кинулась в тепло. Клетки в доме не имелось, но на уроки труда к Мочалкиной не зря с гордостью водили комиссии. За основу была взята одна из застекленных книжных полок. Институтские альманахи временно переехали на стол, стекла были вынуты, в пазы вставлена подошедшая по ширине решетка для плюща, обтянутая противомоскитной сеткой. Дно импровизированной клетки покрыла сберегаемая годами оберточная бумага, ветки кораллов на подставке стали жердочкой, а для поилки подошла лазуритовая гостевая пепельница.

Канарейка оказалась умненькой, а может, она очень хотела пить. Как бы то ни было, сложностей с водворением птицы в отведенное ей место не возникло. Спадникова обозрела дело рук своих и направилась к телефону. Интернет она так и не освоила, зато умудрялась получать нужную информацию в любых инстанциях, до которых дозванивалась. Видимо, даже в самом хамоватом чиновнике живет первоклашка, пасующий перед непререкаемым учительским тоном.

Анна Михайловна последовательно выяснила, чем канареек кормят, какие болезни им грозят и как дать объявление о находке, после чего вызвала на дом специалиста для определения пола, возраста и состояния птички. Во время его визита позвонил Шульцов, но записывающая рекомендации орнитолога Спадникова, при всей своей любви к Олегу, уделить ему времени не смогла.