Фантастика 2002. Выпуск 3 - Андреи Синицын

А еще в письме Аркадий сообщил, что «Меконгом» заинтересовался журнал «Знание — сила».

Заведующая редакцией научно-художественной литературы Калакуцкая прислала грозное предупреждение: 15 декабря истек договорный срок сдачи рукописи. В Москву полетело наше покаянное письмо, адресованное Стругацкому: «Переработка занимает больше времени, чем мы предполагали… Ничего не поделаешь, критика пробудила в нас придирчивость к собственному детищу. Так что в опоздании виноваты не мы, а скорее — тг. Рюриков и Рысс. Рукопись пришлем в первых числах января… Очень обрадованы Вашим сообщением относительно «Знания — силы», нам этот журнал по душе; кстати, именно ему мы обязаны первым знакомством с Вами…»

Мы переписали заново всю первую, экспозиционную часть, значительно сократив ее, выбросив целую главу о «стиляжных» похождениях Валерика Горбачевского. Многое переделали в третьей части. Сняли излишнюю «жирность» с характера Юры Костюкова, а Николаю Потапкину и Рите Матвеевой добавили переживаний, встревоженности. У Привалова стало меньше резонерства. Елико возможно мы решили противоречие между инженерным прагматизмом наших героев и масштабом открытия. Мы умяли рукопись до 30 авторских листов (так просил Стругацкий: «30 листов, non plus ultra»).

В первой половине января я прилетел в Москву с переработанным романом. В Детгизе познакомился с Аркадием Стругацким. Мне он понравился с первого взгляда: рослый усатый очкарик поднялся из-за стола с дружелюбной улыбкой, мы обменялись приветствиями, руки друг другу пожали, и туг он говорит: «Бойтесь женщин, падающих с теплоходов». Это фраза из «Меконга». И сразу у нас возникла, как я полагаю, взаимная приязнь. Я побывал у Аркадия дома, на Бережковской набережной, познакомился с его красивой белокурой женой Леной. Конечно, мы и водки выпили по случаю нашего знакомства, очень быстро превратившегося в дружбу.

Аркадий рассказал, как обстояло дело с нашей рукописью. Она долго лежала в шкафу, где томился, молча взывая к прочтению, самотек. Наконец она попала на стол Марии Михайловны Калакуцкой. Возможно, толщина двух папок, в которых пребывал «Меконг», ничего, кроме отвращения, у завредакцией не вызвала. Мария Михайловна позвала Стругацкого: «Аркадий Натанович, посмотрите эту рукопись, полистайте и напишите авторам ответ. Можно было не спрашивать, какой ответ она имела в виду. Аркадий унес папки с «Меконгом» домой и вечером стал «смотреть и листать».

— Вскоре, — рассказал он мне, — я перестал листать, а вчитался. И, знаешь ли, увлекся. Почти всю ночь читал. А на следующий день говорю Калакуцкой, что эту книгу надо издать. Мадам удивилась: «Да вы что? Никому не известные авторы». Я повторил, что роман интересный, надо издать. Ну, она велела дать на рецензию серьезному рецензенту. И я позвонил Юре Рюрикову…

Из нашего письма от 14 февраля 1961 г.:

«Дорогой Аркадий Натанович! Прежде всего поздравляем Вас с запуском ракеты в сторону Венеры: знаем, что это грандиозное событие особенно близко Вашему научно-фантастическому сердцу. (Имелось в виду, что в романе братьев Стругацких «Страна багровых туч» действие происходит на Венере. — Е.В.)

Засим посылаем Вам набор тем для иллюстраций и кое-какие эскизики, которые, может быть, помогут художнику учесть наши образные представления. Если еще чего понадобится — напишите, и мы нарисуем…

Что слышно насчет одобрения и его последствий?..

С большим приветом Ваши друзья с Востока» (эту фразу мы написали по-азербайджански).

Из письма А. Стругацкого от 17 февраля 1961 г.:

«Дорогие друзья! Получил ваше письмо с эскизами. Да, совсем забыл. Прочитал повесть до конца. Отлично, братцы, просто отлично. Редактировать не хочется и, скорее всего, почти не буду. Портить только. Если вас это утешит, могу сообщить вам: читал повесть мой брат и соавтор и тоже весьма хвалил…

Так вот. Выписал вам одобрение, коли хотите — шлите в бухгалтерию №№ ваших текущих счетов, а справки о детях шлите незамедлительно.

Вот и все, что я хотел вам, так сказать, сообщить.

Засим… (следовала строка японских иероглифов. Мол, вы мне по-басурмански, вот и я вам по-басурмански).

Из письма А., Стругацкого от 6 апреля 1961 г.:

«Дорогие ребятки!

…С вашей рукописью все обстоит нормально. Сдал я ее в художественную редакцию — это прошло, хотя, как правило, они и слышать не хотят о рукописях будущего года. Естественно, однако, что, приняв, они не торопятся. А вы, братцы, не волнуйтесь. Все идет отлично и нормально. И если меня что-нибудь беспокоит в судьбе «Меконга», так это только судьба мекония, который я хочу во что бы то ни стало сохранить в книге.

В Москву, натурально, специально ехать смысла нет. Однако же видеть вас всегда буду рад, а при случае и пенника хватим и поговорим за проблемы…»

В июне того же 61-го Стругацкий прислал нам третью «внутреннюю» рецензию — написал ее весьма влиятельный литературовед в области фантастики Кирилл Андреев. «Увлечение, с каким авторы писали свою книгу, невольно передается ее читателям», — так начиналась эта рецензия, тоже вполне положительная. Ну что ж, теперь нам оставалось только ждать выхода книги в будущем году.

Как-то трудно было расставаться с «Меконгом». Конечно, были и другие дела. У меня в 60-м вышла в Воениздате вторая книжка рассказов о моряках-подводниках «Наш друг Пушкарев», и мне предложили подумать о новой книге. Кроме того, я переводил (с подстрочника) прозу некоторых азербайджанских писателей. Делал это не только для заработка — таково было, так сказать, позиционирование русского писателя в национальной республике (в 1959 году меня приняли в Союз писателей).

Шестидесятые годы…

Знаменитая хрущевская «оттепель», омраченная травлей Пастернака и расстрелом в Новочеркасске. Но — тут и вынос Сталина из Мавзолея. И поразительное, невозможное в прежние годы появление «Одного дня Ивана Денисовича» в «Новом мире». И «За далью — даль» Твардовского, и «Баллада о солдате» Чухрая на киноэкранах. И первые песни Галича, Окуджавы, Высоцкого…

Под напором шестидесятых — времени странного, противоречивого, шумного, словно бы очнувшегося после долгой спячки — отступало великое оледенение сталинской эпохи. Шутка ли сказать — смена эпох…

Одной из характерных черт шестидесятых был всплеск интереса к НФ.

В конце 50-х годов над унылым полем послевоенной советской фантастики, венцом которой представлялся электроуправляемый трактор, вдруг разверзлись космические дали «Туманности Андромеды». Знаменитый роман Ивана Антоновича Ефремова был как бы взвившейся сигнальной ракетой. Смело можно сказать, что все мы, новое поколение писателей-фантастов, вступивших в литературу в 60-е годы, вышли из «Тантры» — ефремовского звездолета.