Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный

Пушкина, выискивая что-нибудь попечальнее для пухлого своего альбома. Грустных строчек в книге попадалось мало, и Нюся сердилась на Пушкина. Склонив голову набок, румяная Нюся записала наконец в альбом огрызком карандаша:

Кто жил и мыслил, тот не может

В душе не презирать людей…

Хлопотливую потребность презирать все человечество восемнадцатилетняя Нюся ощутила совсем недавно, а именно с тех пор, как Алексей перестал обращать на нее внимание. Случилось это в скором времени после приезда в бригаду новой учетчицы – Вари.

Высоко нагруженная полуторка свернула на проселочную дорогу. Варя отложила чулок с ложкой, постояла немного, чтобы догадливая Нюся ничего не заподозрила, у графика технического ухода за тракторами, приколотого к стене, и тихонько выскользнула из вагончика.

Но хитрила она напрасно: Алексея не было ни в кабине, ни в кузове грузовика, привезшего саженцы из питомника. Разом поскучневшая Варя помогла сгрузить саженцы. Шофер был из весельчаков и все старался рассмешить ее. И хотя Варе было сейчас вовсе не до смеха, она великодушно улыбнулась разок, чтобы старания парня не пропали даром.

Возвращаться в вагончик к мрачной Нюсе не хотелось. Варя зашла в красный уголок, разложила на столе новые газеты и журналы, привезенные шофером-весельчаком. Перелистала свежий номер «Огонька», пахнущий краской, и порадовалась, что на этот раз в журнале нет морских картинок. Дело в том, что с некоторого времени кто-то в бригаде стал вырезать из журналов все картинки, где был нарисован хоть кусочек моря. Варя, ответственная за бригадную библиотечку, сильно подозревала, что тут замешан тракторист Пшеницын, прозванный Адмиралом. Парень этот бредил морем, щеголял по степи в полосатой матросской тельняшке, трактор свой величал крейсером, а палатку – кубриком, – кому же, как не ему, было вырезать из журналов морские картинки?

Не находя себе занятия, Варя бесцельно обошла стан. Идти в поле замерять выработку дневной смены было еще рано. Изучать по книжке трактор давно уже надоело: хотелось сесть в машину и удивить… всю бригаду. Но тракторы все работали, да не было и Алексея, которого имела в виду Варя, когда говорила себе: «Вся бригада».

От нечего делать Варя напилась теплой невкусной воды, отдающей бочкой, уселась поудобнее в тени вагончика и стала смотреть на дорогу, по которой все так же проворно и равнодушно катили грузовики, таща за собой шлейфы пыли. Поднятая одним грузовиком пыль не успевала осесть, как ее снова вздымали колеса следующей машины. «А много у нас машин развелось…» – рассеянно заключила Варя, думая, однако, совсем не о том, что в стране стало много автомашин, и даже не о грузовиках, пыливших перед ее глазами по дороге, а о той единственной, неизвестно куда запропастившейся машине, на которой должен был вернуться Алексей.

– Ой, девка! – сокрушенно сказала кухарка Федосья, чистившая под навесом картошку. – Пропадешь ты со своим характером. Да разве можно так: парень уехал на один денек, а на тебе уже лица нету, а глазюки такие жалостные – аж у меня сердце переворачивается.

Федосья звонко шлепнула себя по толстому боку, наглядно показывая, где именно у нее переворачивается сердце, и с решительным видом воткнула нож в картофелину, собираясь наговориться досыта и отвести на чужой беде душеньку. Варя во все глаза глядела на кухарку, удивляясь, что даже Федосья уже все знает. А она-то думала, что в бригаде никто ни о чем не догадывается! Но Варе даже в голову не пришло отрицать что-либо или прикидываться непонимающей: то, что связывало ее с Алексеем, хотя они друг с другом даже словом об этом не обмолвились, казалось ей таким большим и чистым, что просто смешно было стыдиться или прятаться за мелкую ложь.

– Ты поблажки себе не давай, – поучала Федосья. – Мало ли что сердчишко велит, а ты крепись. Оно тебя к парню тянет, а ты ему: «Шалишь, ретивое!» Правильно себя вести будешь – приберешь Алешку к рукам. Парнишка он красивенький, а ты ему не поддавайся: играй с ним, наперекор иди – сильней полюбит…

– Зачем же наперекор? – удивилась Варя. – Ведь он хороший!

– Все они хорошие, – неподкупно сказала Федосья, которая о мужской половине рода человеческого была не очень-то высокого мнения. – Ты вот убиваешься здесь, а он небось разгуливает сейчас по городу и мороженое с барышнями лопает. Слышь, Варвара, возвернется наш добрый молодец без подарка – ты его в упор не замечай. «Дорогая моя, совсем забыл подарок купить…» – передразнила Федосья бригадира. «Не надо было забывать!» – ледяным голосом отозвалась она за Варю и так высокомерно повела плечом, что Варя не выдержала и фыркнула.

– Выдумаете тоже – подарки… Да зачем они мне? Что потребуется, я и сама смогу купить.

– Дело хозяйское, – обиделась Федосья. – Только потом на разбитую жизнь не жалуйся!

Досадуя на Варю за ее несговорчивость, Федосья схватила ведро и пошла к бочке с водой. Она оскорбленно размахивала пустым ведром, а босыми ногами ступала так боязливо, точно шагала не по траве, а по острым осколкам разбитой вдребезги Вариной жизни.

Провожая Федосью глазами, Варя вдруг отчетливо представила, как в городском парке Алексей гуляет с кокетливыми девчатами, одетыми по последней моде. Вконец очарованный Алексей угощает их эскимо. Девчата из вежливости долго отказываются, но потом берут и говорят тонкими противными голосами: «Мерси». Покусывая мороженое своими красивыми белыми зубами, Алексей рассказывает, что у них в бригаде одна недотепа все глаза проглядела, его поджидаючи. Девчата звонко хохочут и, делая вид, что жалеют Варю, просят передать ей привет…

«А может, Федосья права и надо на самом деле идти наперекор?» – подумала Варя, бессильно злясь на Алексея.

Тень от вагончика вытянулась, достигла кухонного навеса и переломилась на столбах. Федосья заторопилась с ужином. Из палаток, сонно потягиваясь, выходили трактористы и прицепщики ночной смены. Земля возле рукомойника, подсохшая после утреннего умывания, снова мокро зачернела. Вышел голый по пояс здоровенный Пшеницын, напялил тельняшку и, раскачиваясь по-морскому, двинулся к Варе:

– Почта была?

Варя отвернулась, не желая даже видеть человека, который мог опуститься до того, чтобы вырезать картинки из библиотечных журналов.

– Письма? Газеты? – отрывисто спросил Пшеницын, убежденный, что настоящий моряк должен разговаривать лаконично.

– Писем нету: кто тебе писать станет? А газеты и журналы прибыли… только без морских картинок! – ехидно сказала Варя, вымещая на трактористе всю свою досаду.

– При чем тут картинки? – опешил Пшеницын.

– При том! – многозначительно ответила Варя и взяла сажень, собираясь идти в поле замерять дневную выработку.

– Ах, бросьте! – пренебрежительно сказал Пшеницын и зашагал к рукомойнику, насвистывая «В тумане скрылась милая Одесса…», что у него всегда было признаком душевного