Ева Луна. Истории Евы Луны - Исабель Альенде

странный оборот. На глазах изумленной публики он отпустил на свободу парня, обокравшего своего работодателя. Свое решение судья аргументировал тем, что хозяин три года недоплачивал работнику и, следовательно, похищенную сумму надлежало воспринимать как компенсацию. Он также отказался покарать женщину за супружескую измену, заявив, что у мужа нет морального права требовать верности от супруги, если сам он содержит сожительницу. Злые языки судачили, что судья Идальго выворачивается наизнанку, как перчатка, стоит ему переступить порог собственного дома. Там он снимает черную мантию, играет с детьми, смеется, усаживает Касильду к себе на колени. Однако эти слухи не получили подтверждения. В любом случае позитивные перемены в судебных решениях приписывались влиянию Касильды. Авторитет судьи возрос, но это совершенно не интересовало Николаса Видаля: он жил вне закона и не сомневался, что, когда его в кандалах приведут на суд, к нему не будет никакого снисхождения. Сплетни о Касильде он пропускал мимо ушей и, пару раз увидев ее издали, убедился в верности своего первого впечатления: не женщина, а расплывчатая эктоплазма.

Видаль появился на свет за тридцать лет до описываемых событий. Это произошло в комнате без окон единственного деревенского борделя. Его родила Хуана Печальная от неизвестного отца. Будущему ребенку не было места в этом мире, и мать это прекрасно понимала. Поэтому она пыталась избавиться от плода с помощью травяных отваров, свечных огарков, спринцевания щелочью и других жестоких абортивных методов, однако зародыш выжил, несмотря ни на что. Спустя годы Хуана Печальная, глядя на сына, столь не похожего на других детей, поняла одно: все ее попытки избавиться от ребенка ни к чему не привели, – напротив, они закалили его тело и дух, заложив в нем основы железного характера. Когда мальчик родился, повитуха взяла его на руки, чтобы осмотреть при свете керосиновой лампы, и тут же заметила у него на груди четыре соска.

– Бедный мальчик! Он погибнет из-за женщины, – произнесла опытная в подобных делах повитуха.

Это предсказание тяготило Николаса, как физическое уродство. Может, его жизнь не была бы такой несчастной, если бы рядом с ним была любящая женщина. В качестве компенсации за многочисленные попытки избавиться от ребенка мать дала сыну красивое имя и звучную фамилию, выбрав наугад и то и другое. Но королевское имя не смогло исправить судьбу мальчика. Ему не исполнилось и десяти лет, а его лицо уже было обезображено шрамом от ножевого удара, полученного в потасовке. Очень скоро он стал жить, скрываясь от закона. В двадцать лет Николас уже был главарем банды. Привычка к насилию закалила его мускулы, законы улицы воспитали в нем безжалостность, а одиночество, на которое он был обречен из страха погибнуть от любви, придало его взгляду особое выражение. Каждый житель деревни при виде Николаса мог поклясться, что это сын Хуаны Печальной: и у матери, и у сына глаза были полны невыплаканных слез. Всякий раз, когда в окрестностях совершалось преступление, жандармы, уступая требованиям разъяренных селян, отправлялись на поиски Николаса Видаля. Но, покружив с собаками по близлежащим холмам, стражи порядка возвращались ни с чем. По правде говоря, жандармы и не горели желанием встретиться с Николасом: против него они были бессильны. Дурная слава банды так выросла, что деревни и хутора платили специальную дань, только бы бандиты держались от них подальше. На эти деньги любой мог бы жить спокойно, в ладах с законом. Однако Николас Видаль своим людям спуску не давал, требуя, чтобы они всегда были наготове, держались в седле, в водовороте беды и смерти, чтобы не теряли вкуса к бою и не пятнали свою репутацию. Никто не решался дать бандитам отпор. Дважды судья Идальго просил правительство прислать войска для усиления полиции, но после нескольких безуспешных облав солдаты возвращались в казармы, а бандиты – к своим вылазкам.

Один-единственный раз Николас чуть не попался в ловушку правосудия, но его спасла неспособность к состраданию. Устав смотреть, как попирается закон, судья Идальго решил пренебречь нормами морали и поймать бандита на живца. Судья понимал, что ради защиты закона он идет на жестокую меру, но из двух зол выбрал меньшее. Единственной наживкой, о которой подумал судья, была Хуана Печальная, потому что у Видаля не было больше никаких родственников, и в любовных связях он не был замечен. Идальго приказал вытащить женщину из публичного дома, где в отсутствие клиентов, готовых оплачивать ее интимные услуги, Хуана зарабатывала на жизнь мытьем полов и чисткой отхожих мест. Судья приказал посадить мать Николаса в специально сооруженную клетку, установленную посреди деревенской площади, и велел оставить ей лишь кувшин воды.

– Когда у нее закончится вода, старуха начнет кричать. Тогда точно появится ее выродок, а мы с солдатами уже будем наготове и возьмем его тепленьким, – решил судья.

Слух об этом диком наказании, не применявшемся со времен поимки беглых рабов, дошел до ушей Николаса Видаля еще прежде, чем его мать допила последний глоток воды из кувшина. Бандиты видели, с каким спокойствием главарь воспринял это известие. Не сказав ни слова, он продолжал невозмутимо править нож о кожаный ремень. Вот уже много лет он не общался с матерью и не мог припомнить ни одного приятного эпизода из своего детства. Но сейчас речь шла не о сантиментах: на кону стояла его честь. «Ни один мужчина не снесет подобного оскорбления», – подумали бандиты, принявшись готовить оружие и подтягивать седла. Все ждали приказа командира направиться в расставленную ловушку и при необходимости даже пожертвовать собой. Но главарь банды не спешил.

Шли часы, и нетерпение бандитов нарастало. Они потели, переглядываясь и не решаясь высказываться. Люди продолжали ждать команды, обхватив рукоятки револьверов, поглаживая лошадиные гривы и не выпуская поводьев из рук. Наступила ночь, и во всем лагере спал только Николас Видаль. На рассвете мнения бандитов разделились: одни считали, что главарь еще бездушнее, чем они себе представляли, а другие надеялись, что у шефа в голове зреет хитрый план по вызволению матери из плена. Единственное, о чем никто не подумал, так это о том, что Николас струсил, потому что все они не раз становились свидетелями его отваги. В полдень, не в силах больше терпеть неопределенность, бандиты прямо спросили главаря, что он собирается предпринять.

– Ничего, – сказал он.

– А как же твоя мать?

– Посмотрим, у кого яйца круче: у судьи или у меня, – невозмутимо ответил Николас Видаль.

На третий день издевательств Хуана Печальная уже не умоляла о сострадании и не просила воды: у нее пересох язык и слова умирали в горле. Женщина лежала на полу