Ева Луна. Истории Евы Луны - Исабель Альенде

с тех пор, как они с ним познакомились. Все затихли, чтобы лучше его расслышать. Голос у него был как у древнего старика. Он говорил сбивчиво и медленно, но каждая его фраза звучала очень убедительно. Когда он высказал все, что наболело, в зале повисло такое молчание, что донья Бургель вышла из кухни убедиться, что никто не умер. Наконец после долгой паузы один из туристов совладал с удивлением, жестом подозвал дона Руперта и объяснил ему на примитивном английском, что для перевода слов Капитана требуется его помощь. Скандинавы проводили старого моряка к столику, за которым в ожидании сидела Маленькая Элоиза. Дон Руперт тоже подошел к ее столику, по пути снимая передник, поскольку интуиция ему подсказывала, что грядет торжественное событие. Капитан произнес несколько слов на своем языке, и один из скандинавов перевел их на английский. Покрасневший дон Руперт с дрожавшими усами воспроизвел эти слова на ломаном испанском:

– Маленькая Элоиза, Капитан спрашивает, согласны ли вы выйти за него замуж.

Хрупкая старушка замерла на месте и прикрыла рот батистовым носовым платком. Глаза ее округлились. Все затаили дыхание, ожидая ответа. Наконец она произнесла:

– Не кажется ли Капитану, что это несколько поспешно?

Эти слова трактирщик перевел на английский, а туристы – на свой родной язык. Потом таким же образом был передан ответ Капитана.

– Капитан говорит, что он ждал сорок лет, прежде чем предложить вам руку и сердце. Он не может ждать еще, пока опять подвернется кто-нибудь говорящий на его языке. Он просит вас дать ему ответ прямо сейчас.

– Хорошо, – едва слышно прошептала Маленькая Элоиза. И не было никакой необходимости переводить ее ответ: все и так было понятно.

Дон Руперт в радостном порыве поднял руки и объявил о помолвке. Капитан расцеловал свою невесту в обе щеки, туристы обменялись рукопожатиями со всеми присутствующими, музыканты заиграли триумфальный марш, а официантки предложили гостям напитки. Женщины утирали слезы, мужчины взволнованно чокались, дон Руперт спрятался за барной стойкой, закрыв лицо руками, а обе его дочери бросились откупоривать бутылки самого лучшего рома. Музыканты заиграли вальс «Голубой Дунай», и все гости на танцплощадке расступились.

Капитан взял за руку милую женщину, которую безмолвно любил все эти долгие годы. Они вышли на середину зала и начали свой грациозный танец, напоминавший брачный танец цапель. Капитан держал в объятиях невесту бережно, как в юности налаживал паруса легкого судна. Он вел партнершу по залу, словно оба они качались на волнах в заливе. Капитан наконец-то сказал Элоизе все, о чем до сих пор молчало его сердце. В танце он почувствовал, что старость отступает и с каждым движением оба они становятся моложе и легче. Тур, еще тур, аккорды все звонче, шаги все быстрее, его партнерша все воздушнее. Вдруг он почувствовал, что Маленькая Элоиза превращается в кружево, в пену, в дымку – и вот ее уже не видно: он танцует в одиночестве, а в его объятиях пустота со слабым ароматом шоколада.

Тенор велел музыкантам приготовиться играть этот вальс до скончания веков: он понимал, что с последней нотой Капитан пробудится ото сна и воспоминание о Маленькой Элоизе развеется без следа. Потрясенные гости «Маленького Гейдельберга» продолжали неподвижно сидеть на своих местах, пока Мексиканка, сменившая спесь на сострадание, не поднялась из-за столика и не приблизилась к Капитану, чтобы составить ему пару в танце.

Жена судьи

Николас Видаль всегда знал, что погибнет из-за женщины. Это было предсказано ему в день появления на свет. Пророчество позже подтвердила хозяйка магазина в тот единственный раз, когда он разрешил погадать ему на кофейной гуще. Но Николасу и в голову не могло прийти, что причиной его смерти станет Касильда, жена судьи Идальго. Он увидел ее впервые, когда девушка прибыла в деревню, чтобы сочетаться узами брака с судьей. Николасу она не понравилась: он предпочитал девиц смуглых и разбитных, а эта бесцветная сеньорита в дорожном костюме, с ускользающим взглядом и тонкими пальцами, не способными доставить мужчине удовольствие, показалась ему невесомой, как кучка пепла. Помня о том, какая судьба ему предначертана, Николас старался держаться от женщин на расстоянии и всю жизнь избегал привязанностей. Он намеренно оградил сердце от любви, ограничиваясь краткими сексуальными контактами, чтобы не слишком страдать от одиночества. Касильда показалась ему такой ничтожной и далекой, что с ней ему и в голову не пришло соблюдать предосторожности. А в решающий момент он начисто забыл о предсказании, которое ранее определяло каждый его шаг. Сидя на крыше деревенского дома, где он прятался с двумя сообщниками, он наблюдал за тем, как столичная сеньорита в день своего бракосочетания выходит из автомобиля. Невесту сопровождало полдюжины родственников, таких же бледных и худощавых, как она сама. Родня Касильды поприсутствовала на свадьбе, недоуменно обмахиваясь веерами, после чего отбыла в столицу и больше никогда в деревне не появлялась.

Видаль, как и все соседи, был уверен, что невеста не перенесет тяжелого климата и вскоре кумушкам придется обряжать ее на похороны. В том маловероятном случае, если Касильда выдержит жару и пыль, въедавшуюся в кожу и укоренявшуюся в душе́, девушку наверняка сведут в могилу брюзжание и холостяцкие привычки судьи. Супруг был в два раза старше ее и прожил бобылем столько лет, что уже не представлял, как доставить женщине удовольствие. Во всей провинции люди боялись сурового нрава судьи и его упорства в соблюдении буквы закона, даже если этот закон противоречил справедливости. Верша правосудие, Идальго не принимал во внимание доводы здравого смысла, с одинаковой строгостью карая и воришку, укравшего курицу, и убийцу. Чтобы окружающие осознавали важность занимаемой им должности, судья всегда ходил в черном. Несмотря на постоянные в тех краях пыльные бури, ботинки у него всегда были до блеска отполированы пчелиным воском.

– Такие мужчины не созданы для брака, – говорили кумушки.

Однако их мрачные прогнозы относительно будущего супругов Идальго не оправдались. Касильда родила троих детей-погодков и казалась вполне довольной жизнью. По воскресеньям в полдень она появлялась с супругом на церковной службе. Несмотря на жару вечного лета, ее маловыразительное лицо обрамляла испанская мантилья. Касильда, молчаливая и бесцветная, походила на тень. Никто от нее не слышал ничего, кроме тихого приветствия, никто не видел более смелого жеста, чем кивок или неуловимая улыбка, тающая на глазах. Всем казалось, что Касильда лишь пустое место, поэтому люди так удивились ее очевидному влиянию на судью.

Внешне Идальго ничуть не изменился – он оставался таким же мрачным и нелюдимым, однако правосудие его приняло