Япония по контракту - Ольга Круглова

Из сердцевины пиона

Медленно выползает пчела…

О, с какой неохотой!

Басё "Покидая гостеприимный дом"

Ищет сладкого, а пирожок на полке лежит.

Японская пословица

Хидэо переменился — стал ласковее, тише. Их роли менялись — из подначальной сэнсэю сотрудницы она превращалась в иностранного профессора. И всё-таки он ею всё ещё руководил.

— Вы говорили, что собираетесь работать в Мексике? Но ведь у Вас было ещё предложение из США? Вам следует выбрать США! Так мне будет удобнее контактировать с Вами. Впрочем, я считаю, что профессор должен обучать студентов в своей стране. А малая зарплата на Вашей Родине не должна препятствовать этому. Вам следует жить экономнее!

Хидэо не знал, что бывают суммы, из которых ничего не выкроишь, сколько не экономь. Но она не сердилась на него. Она улыбалась — с ней прощалась японская вертикаль.

Научный фонд в Токио, обязанный снабдить её авиабилетом домой, всё тянул, хотя она послала туда бумаги загодя. За три дня до отъезда она забеспокоилась, позвонила.

— Ваши бумаги я ещё не видел, — сознался чиновник. — Они назначены к исполнению на завтра. Послезавтра Вы получите билет.

С ней прощалась японская привычка делать всё в последний момент. А зачем беспокоиться заранее в стране, где всё работает, как часы? И почта доносит письмо в любую точку Японии на следующий день, без задержек и сбоев. Через день утром в канцелярии её ждал конверт. А после обеда Хидэо устроил прощальное чаепитие. Она ждала доброго слова — за увесистую пачку написанных ею работ, за лекции, прочитанные студентам сверх программы… Но Хидэо только пожелал ей счастливого пути.

— Вы уезжаете в понедельник в шесть утра? — спросил Шимада. — Мы с женой хотели бы проводить Вас…

— Меня отвезёт сэнсэй Кобаяси, — начала она, но Шимада прервал её: — Вы меня не поняли, я не предлагаю довезти Вас. Я и моя жена хотели прийти на вокзал, чтобы извиниться за то, что мы не приглашали Вас в гости, хотя посещали Ваш дом.

С ней прощался японский долг благодарности, который Шимада не мог исполнить, потому что дом свёкра, где он жил, был стар, убог и тесен. Шимада пожал ей руку, улыбнулся:

— До скорого свидания!

Вечером она прошлась по опустевшей квартире: книги были розданы русским, кастрюли китайцам. На полу стояли раскрытые чемоданы. Она не увлекалась покупками — в Японии всё так дорого! И всё-таки это оказалось нелёгким делом — упаковать целый год жизни. Увезти хотелось всё: чёрные лаковые чашки для риса, чайник со странной, вбок торчащей ручкой, японских кукол… В последнюю щелочку она втиснула пакетик нори и зелёный чай — она пыталась увезти с собой Японию, её запах, вкус… Чемодан не закрывался. Пришлось перекладывать вещи вновь. И проверять, сколько всё это весит. В последний день сбора крупного мусора она взяла с тротуара единственную вещь — весы. Багаж не должен быть тяжелее, чем двадцать килограммов, иначе не возьмёт агентство по перевозкам. Специальная служба в течение суток перевозила вещи в любую точку Японии. Она называлась Ток-кубин — "От двери до двери". Машина с чёрной кошечкой на жёлтом поле завтра подойдёт к её дому и заберёт чемоданы, чтобы вернуть их уже в аэропорту перед отлётом. Теперь она не будет мучиться с вещами на пересадке в Токио, а пройдёт её, как японка, налегке.

В субботу утром приехала Намико, чтобы помочь отправить багаж. И объяснила, что можно, не теряя времени на ожидание фургона, отнести чемоданы в ближайший магазинчик Сэвэн-илэвэн — Ток-кубин может забрать вещи и оттуда. Сэвэн-илэвэн мог не только накормить, но и принять оплату телефонных счетов, и даже чемоданы. Намико делала заказ по телефону по-японски. У милой Намико весь этот год было трое подопечных: муж, свекровь и ещё иностранка. И Намико вела её по японской жизни, не жалея ни времени, ни сил. Вот и сегодня приехала. И привезла прощальный подарок — вышитый сестрой суконный кошелёк. Принимая вещицу, родственную, тёплую, она решилась по-свойски предложить Намико юбку от своего нового костюма — любая японская юбка была ей узка. А Намико она оказалась широковата. Но Намико всё равно обрадовалась подарку. И вышло, что они исполнили старинный японский обряд: обменялись одеждой при расставании.

— Вам не понравилась Япония, — вдруг тихо сказала Намико.

Здешние женщины зорче мужчин. Она крепко обняла Намико.

— Я тебя полюбила. А ваша страна… Она так хорошо организована!

— Нет! Нет! Вовсе не так хорошо!

Намико затрясла головой отрицательно, горячо. И вдруг поцеловала русскую подругу. Японцы не целуются. А Намико её поцеловала. По-русски. И ушла быстро, не оглядываясь, пряча глаза.

Пришла Зухра, вплеснула руками.

— Почему же Вы мебель не продали? Вернули бы свои деньги… — И долго не могла поверить. — Как это — сэнсэй не велел?

Они пили вино и вспоминали свои прогулки по Ичибанчо. Проводив подругу, она нашла на столе прощальный подарок и записку: домашний адрес, телефон и приписка: — С любовью, Зухра.

Позвонила Галя, поделилась горем — муж не разрешал ей купить музыкальный центр, говорил, что в Россию всё это не увезёшь. Да и напряжение там другое.

— А я об отъезде и думать не хочу! — печалилась Галя.

Но надежд не оставляла, потому что мужу предложили остаться в Японии ещё на год.

Правда, его перевели на другую должность, пониже. И квартиру заставили сменить. Новое жильё на первом этаже бетонной служебной пятиэтажки было тесное, тёмное, сырое.

— Но оно соответствует нашему новому положению, очень низкому — оправдывала хозяев Галя. — Вот если нам удастся продержаться здесь ещё год, придёт время повысить мужа в должности, и тогда нас переведут на второй этаж. Квартиры там посуше, посветлее. У них такие правила. Мы должны подчиняться. Главное, мы остаёмся! И музыкальный центр я смогу купить!

Сын Гали простыл и кашлял.

— Спать холодно на полу, — сетовала она. — И есть… Может, Вы отдадите нам свой стол?

Объяснению — сэнсэй просил оставить мебель — Галя не поверила и обиженно бросила трубку.

Вечером зашла Анна. Они проговорили до поздней ночи, бесстрашно гуляя по безлюдным улочкам. Она с нежностью смотрела на маленькие сонные домики, на подрезанные пластинами сосны — прощалась. А в воскресенье отправилась в университет, чтобы закончить работу. Вошла в свой кабинет — удобный, уютный. В России у неё никогда не было такого. И вряд ли будет. Собирая бумаги, она поглядывала на часы. Последний воскресный автобус из университетского городка уходил рано. За приоткрытой дверью послышались шаги.