Сыны Тьмы - Гурав Моханти

площадь! – взревела она и рванулась вперед. Не стоило волноваться о том, что она не могла контролировать. Еще один поворот, и над баррикадой откроется улица, ведущая к рыночной площади. И именно об этом и стоило беспокоиться.

Буря мчалась за ней по пятам, поэтому, когда Дождь внезапно остановилась, Буря врезалась ей в спину и отскочила назад.

– Долбаная корова!

Но Дождь ее не слышала. От баррикады к ней ковыляли окровавленные матхуранцы, волоча за собой раненых друзей. Дождь вцепилась в плечо одному из стражников:

– Что случилось?

– Кровавая баня! – завопил он, стряхивая ее руку. – Где ты была, мразь? Ты должна была помочь нам! – закричал он, обвиняюще грозя ей пальцем. Другой солдат оттащил его в сторону, крикнув через плечо:

– Не обращай на него внимания, Дождь. Багряные Плащи наводнили рыночную площадь. Многие из наших солдат все еще сражаются, но у нас закончились боеприпасы. А у них остались айраваты. Нам остается только отступить.

Дождь сглотнула, глядя на темную площадь за баррикадой. Так близки… Они были так близки. Но нет, не стоило горевать над пролитым молоком, как сказал бы Кришна.

– Хорошо, дамы, мы поворачиваем! – крикнула она. – Мы срежем дорогу через мясные фермы и попробуем зайти с другой стороны.

Но они, казалось, не слышали ее, потому что ее вдруг толкнуло вперед, понесло к баррикаде, как лодку на гребне волны. Что происходит? Кто-то что-то закричал в ответ, но Дождь ничего не расслышала из-за шума. Но слова распространялись, как ревущий прилив.

– Это греки! – наконец сказал кто-то рядом. – Они отрезали нам путь к отступлению. Они напали на нас! Мы не можем оставаться здесь, нас перережут, как скот! Нужно двигаться вперед!

– Подождите! – Дождь попыталась протолкаться сквозь затаившую дыхание толпу, чтобы добраться до своих Волчиц, но пробиться было невозможно. К этому времени даже она уже могла различить алые знамена, видневшиеся на расстоянии. Греки были позади и впереди! Бежать было некуда. Кто-то толкнул ее в спину, и она прижалась к Буре так, что их носы почти соприкоснулись. Буря ухмыльнулась.

– Не так я себе это представляла, – хмыкнула Буря. – Но раз ты настаиваешь, я готова.

Дождь в замешательстве уставилась на нее:

– Заняться любовью между молотом и наковальней, – пояснила Буря.

– О, заткнись! – буркнула Дождь, чувствуя, как сердце разламывает ребра. Тела вокруг все плотнее сжимали ее. Восточный отряд пытался уйти с рыночной площади, а ее солдаты и западный отряд продвигались вперед. Я умру растоптанной своими же людьми. Внезапно люди вокруг расступились, и она чуть не рухнула вперед. Солдаты вокруг вдруг перестали давить – из бокового переулка за баррикадой вырвался отряд матхуранских всадников. Центральный отряд! Всадники Матхурана бросились вперед, размахивая мечами. Да!

– Страдание и Штиль с ними! – завизжала Буря. – У них есть ревуны!

– Полагаю, теперь нам некуда идти, кроме как вперед, – усмехнулась Дождь.

ШИШУПАЛ знал, что он ни за что не прорвется на площадь. Но он не мог здесь оставаться. Греческая кавалерия каким-то образом обошла их с тыла и теперь преследовала по горячим следам. Сделать так много и остаться позади…

– Шевелитесь! – закричал он, толкая солдат впереди. Эклаввью было не разглядеть – валка был невысок и, должно быть, протискивался где-то впереди. Шишупал уже отчаялся, когда, как дар небес, давление солдат ослабло, и все бросились бежать.

Но было слишком поздно.

Шишупал, спотыкаясь, двинулся вперед. Впереди, спасая свои жизни, мчались люди. Мимо проскакал греческий всадник, растоптав копытами коня Серебряную Волчицу. Шишупал бросил испуганный взгляд назад и увидел, что к нему приближается еще один всадник. Шпион пытался бежать быстрее, но все же он понимал, что человек не может обогнать лошадь. Стук копыт позади становился все громче. Да пошло оно все! С таким же успехом он мог бы встретиться с Ямой с мечом в руке. Он остановился, обнажил клинок и обернулся. Лошадь приближалась, и он уже видел ухмылку на лице того ублюдка, что скакал на ней. Внезапно его толкнули в сторону, так что он чуть не задохнулся, а острие меча свистнуло у самого его уха. Он поднял глаза и увидел улыбку на перемазанном кровью лице.

– Еще рано, Шишупал, – обронил Эклаввья, потащив его вверх по лестнице к обугленному зданию, пинком распахнув изуродованную дверь и втолкнув спутника внутрь. Шишупал споткнулся о труп и упал на колени. Неподалеку валялся все еще горевший факел, освещая тусклым светом мертвое лицо, на котором застыло выражение чистой боли. Бедный парень.

– Проклятый греческий огонь! – выругался Эклаввья, поднимая факел и размахивая им вокруг.

Шишупал поморщился от запаха смерти, стоявшего в этой насквозь провонявшей комнате.

– И что нам теперь делать?

– Греки и матхуранцы будут сотнями умирать на площади. Нет смысла отдавать наши тела на заклание. Эклаввья полагает, никто из греков не заинтересован в разграблении сожженного дома, поэтому он предлагает в качестве меню на эту ночь терпение и молитву.

– Похоже, я от вас двоих так и не избавлюсь. – Ее голос походил на хриплое карканье.

Шишупал резко развернулся. О Ксат, защити мою душу! По ее виску струилась кровь. Волосы слева сбились в колтун, а все остальное представляло собой месиво из грязи и крови.

– Госпожа Раша! Что случилось? – Радость Шишупала при виде знакомого лица исчезла, стоило ему понять, в каком она состоянии.

– Мне удалось отворить Вторую Сестру, – гордо улыбаясь, сказала она. – То, что не смогло сделать это Проклятое Пламя, сделала я. – В ее глазах появились яростные отблески. – Но греки прорвались к воротам быстрее, чем я ожидала. – Она вздрогнула при этом воспоминании. – Пепел, как больно! – Она схватилась за стену, чтобы не упасть. – Но я жива, и это главное! – пьяно сказала она, приближаясь к пятну света, отбрасываемому факелом Эклаввьи.

Лишь тогда Шишупал увидел синяк в уголке ее губ, разглядел, что от ее одежды остались лохмотья. Блузка, которую она носила, была разрезана ножом, и на обнаженной груди виднелись синяки. Ноги были покрыты коричневыми пятнами сухой крови. Она болезненно вздохнула и задрожала: – По крайней мере, этот ублюдок оставил меня в живых.

Шишупалу потребовалось мгновение, чтобы понять, что она имела в виду. Клянусь кровью Ксата, нет! Ярость и горе наполнили его, тесня друг друга, споря за место в его душе. Госпожа Раша… Но он так и не посмел протянуть руку и коснуться ее.

– Не надо меня