Ярмо Господне - Иван Катавасов

По-другому они просто не могут. Уж больно несопоставимые понятия и явления — Всемогущий и Всеведущий Господь в сравнении с человеком, тварью дрожащей и скудоумной. Иногда и вовсе неразумной.

Уразуметь же, в чем человек органично подобен образу Божьему материалистические гуманисты не в силах, ежели понятие и сущность Бога они идиотически размещают в узких разграниченных пределах материального универсума, по всем законам физики и метафизики имеющего начало и конец.

В конце концов еретики-гуманисты, кощунственно умаляя трансцендентное имя Божие, номинально превращают его в наименование некоего приземленного существа, сомнительной гипотетической личности, в низменный субъект, в земнородного гуманоида, в человекообразную обезьяну. Поскольку мыслить и выражать свои идеи они могут лишь в материалистических аналогиях-подобиях, жестко привязанных к окружающей среде и к эвклидовой метрике пространства-времени. И никак в общем-то иначе.

Превознося смертное тело человека, иные, а может, и все гуманисты втаптывают в грязь его бессмертную душу. Оттого в гуманизме нет ни на грош человеческого достоинства и маломальского уважения к неотъемлемым правам человека, дарованным ему от Бога в силу подобия его разумной души с образом Божиим.

Не человек, обожествляя нечто материальное, создает Бога, но Господь духовно создал разум человеческий во имя событийных, нам непостижимых целей и мотивов. Возможно, для духовного и материального познания Божественного бытия Его.

В пошлой обыденности гуманистические ереси имеют самое различное материальное выражение, Иван. Чаще всего они проявляются в кощунственном обожествлении биологических функций и отправлений человеческого тела.

Скажем, некто заявит: жизнь, мол, от Бога. Потому-де мертвые тела самоубийц нельзя хоронить на освященной кладбищенской земле. Второй по этой же материалистической причине требует запретить противозачаточные средства. Третий с пеной у рта настаивает на помиловании закоренелого серийного убийцы-садиста. И все три недоумка объявляют биологическое тварное существование трупов, сперматозоидов, психопатов-маньяков высочайшей ценностью и сакральным-де божеским дарованием.

Гуманистические ереси многолики. Однако главной их характеристикой заявляется беспардонное неудобоваримое смешение Божественного и земного, вечного и преходящего, духовного и материального.

Некоторые еретики-гуманисты нагло требуют от Бога, кабы Он спасал первее всего их тела. Душа у них вторична, или о ней они вообще не вспоминают в тварном существовании своем.

Другие гуманисты довольствуются тем, что низводят Бога на свой приземленный уровень. Они ложно примеряют Божественное к самим себе, делая так, чтобы некое высшее отвечало их низменному тленному и бренному существованию и, ни Боже мой, не выбивалось из узеньких рамочек их врожденного кретинизма.

Об атеистах у нас с тобой, Иван, речь сейчас не идет. Конечно, Бог не с ними, ибо неверующий не спасется. Но я говорю о тех, кто причисляет себя к верующим.

Вернее, их стоит обозвать недоверками, коль скоро человека они бездумно приравнивают к Богу. Что-то лепечут о подражании Христу, будто им по силам апостольское духовное подвижничество или даже понимание телесного Боговоплощения и таинства кенозиса. И лепят себе, лепят ничтоже сумняся и ничтоже успеша непостижимые их умишкам ипостаси, лики, даже личины Пресвятой Троицы по самодеятельному почину и самоличному тварному тождеству-отражению.

Бог не зеркало, чтобы в него глядеться. И не облыжно чудотворная икона в церкви, какую, дескать, следует основательно обслюнявить, кабы молитва до Бога верней дошла…

Не все тебе, Иван, понятно, о чем я толкую. Ничего, возьмешь сие в толк и впрок когда-нибудь потом, отрок…

— Почему же, Филипп Олегович? Я уже не очень чтобы совсем глупенький. Кое-что понимаю.

Как вы говорите, Богу — богово, людям — мирское.

Вот взять моего одноклассника Сережку Краковича. Вы его, наверное, знаете, в нашем пейнтбольном клубе он в команде «Браво»?

— Мелкий такой, кудрявый и шустрый?

— Ну да, Краковича еще Баранком дразнят. Так бабка Баранкова каждое воскресенье к обедне его насильно тащит. Спать не дает. И родители заставляют. Говорят: бабушка старенькая, больная, ее надо в церковь водить.

Он жаловался, что бабка его одной рукой за шкирку поднимает и в стекло иконное мордой тычет. Притом шипит как змея, чтоб чмокал погромче.

А стекло, под которым икона, все в губной помаде и в слюнях. К ней надо в очереди долго стоять.

Баранок мне сказал: если чем-нибудь нехорошим заразиться, то в Бога верить перестанет.

— Бог даст, обойдется. Но ты ему по дружбе подскажи через носовой платок прикладываться. В русском православии сие не возбраняется, ежели икона в киоте и так под стеклом, словно в музее.

Церквуха, небось, новодел Спаса Нерукотворного? Там еще поганский такой ангелок-купидончик с уродскими крылышками «бег-бег-бег» наверху на шесточке сидит?

— Не знаю, Фил Олегыч. Я там ни разу не был. Мы с отцом в Кафедральный собор по двунадесятым праздникам на службы ездим. И то, когда воскресенье.

Филипп посмотрел на Ваню и вполне обдуманно предложил:

— Можешь, Иван, со мной как-нибудь в монастырскую церковку Утоли моя печали наведаться. Коли с утреца в воскресенье недоспишь сладко.

— А послезавтра можно? Если родители отпустят, и вы сами туда поедете?

— Почему бы и нет? Думаю, твои мать с отцом против не будут. Особливо, ежели Викторию нашу Федоровну в телохранительницы возьмем. Она тако же нынче не прочь помолиться средь иноческой благости.

— Вика тоже православная, Фил Олегыч?

— Покамест не совсем. Но униатство ее истинной вере не помеха. К тому же и перекреститься недолго, когда в обрядности различия минимальны и политическими мирскими делами обусловлены…

«Во, здорово! Сегодня на тренировке попрошу Вику мечи-бокены с собой взять в воскресенье. Это ж на свежем воздухе! как говорит дед Гореваныч, в хорошей компании…»

— Безусловно, Иван, — Филипп вернул внимание ученика к теме, — в контексте возрожденческих ересей средневековья нельзя не упомянуть о так называемом пантеизме-всебожии.

Во где анафема мараната! Да будет он проклят, коль мы воспользуемся значением священной формулы отлучения инаковерующих от общественной воцерквленности.

Пантеистическая ересь ничего общего не имеет с теологическим всеединством, где христианская Церковь, единая во множестве конфессиональных несовпадений и индивидуальных верований, есть нераздельно духовное нематериальное эзотерическое тело и душа Христовы. Тысячелетиями пантеисты, словно дикари-анимисты, поклоняющиеся злым и добрым духам, враждебным и доброжелательным стихиям, усиленно пытаются материалистически воплотить, распределить и распустить бесконечного Бога в тварной конечной природе. Природа у них есть, дескать, Бог в вещах.