Земля мечты. Последний сребреник - Джеймс Блэйлок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надев другой шефский колпак, надутый до опасного состояния, он в последний раз этим вечером вышел из дома. В руке он держал блюдечко с молоком. Пощелкав языком у входа в подполье, чтобы привлечь внимание опоссума, он поставил блюдечко в темноту под домом, а потом обошел его и встал перед фасадом.
В общей комнате Фицпатрика горел свет, но, когда Эндрю стал пересекать улицу, свет погас, словно его увидели и пожелали, видимо, спрятаться за занавесками и понаблюдать. Он постоял на тротуаре, колпак колыхался на его голове, освещенный уличным фонарем и искромсанный, как кучевое облако, несомое ветром с моря. Немного спустя он развернулся и пошел назад, довольный тем, что Фицпатрики не знают, зачем он приходил, что вид его неподвижной фигуры в шевелящемся колпаке на тротуаре в полночь являл собой нечто для них непостижимое. Понять его было им не по уму.
Он вернулся в дом, вполне довольный собой, поднялся по лестнице и лег в кровать.
Глава 14
Поскольку мы столь долго исследовали лабиринт, не получая никаких результатов, из этого по чисто человеческим причинам вытекает, что в недалеком будущем наши работы придется сворачивать, а мы должны сосредоточиться на подготовке торжественного закрытия с официальным обедом, шампанским и декоративным фонтанчиком.
Роберт Льюис Стивенсон. «Ворчливая старость против юности»[100]
На следующее утро, когда он проснулся ни свет ни заря, ложка была в кармане его брюк. Она упала ему на ногу, когда он взял брюки, собираясь их надеть. Кто положил ее туда? Коты. А почему бы и нет, подумал Эндрю, обходя на цыпочках спальню. Вполне возможно, что коты сейчас внизу играют в кункен[101] с кроликами, опоссумами и пипами, плетут заговор против СССР.
Роза еще не просыпалась, и в доме царили тишина и спокойствие. Спустившись быстрым шагом по лестнице, Эндрю вышел на служебную веранду, снял кирпич и крышку с пипиного аквариума и закопал ложку в гравии на дне, а сверху положил комок окаменевшего дерева.
Пипа плавала, как всегда, с невинным видом, словно вовсе не она прошлым вечером сорвала планы одного психопата и пряталась среди эвкалиптовых поленьев, пока Эндрю не нашел ее там и не вернул в аквариум. Пипы, подумал Эндрю, принадлежат к непостижимому виду. Он пожалел, что не существует никакой специальной еды для пип, чтобы отблагодарить ее. Пипа опустилась на дно, уселась там на окаменелом дереве, посмотрела на Эндрю безразличным, невозмутимым взглядом непобедимого мастера боевых искусств, словно давая понять, что любому человеку, который попытается достать ложку, сначала придется иметь дело с ней, о чем он горько пожалеет.
Довольный Эндрю пошел работать, и час спустя угрюмо мыл посуду в кухне кафе. Оконные створки были открыты, и он чувствовал запахи Санта-Аны[102], задувавшей с моря, запахи жаркой пустыни и полыни, смешивающиеся с ароматом пузыристого мыла. Зал кафе был убран и выметен, столики и стулья расставлены, хотя сидеть на них никто не будет до вечера пятницы. На столе рядом с ним лежал дешевый уоки-токи и безмолвствовал, хотя громкость была вывернута на полную.
Возможно, сегодня и наступит кризис. Вечером начнется охота за сокровищами. Луна будет полная, история – рассказана до конца. Лучи рассвета над восточными крышами напоминали окровавленные клинки, пронзившие серо-фиолетовое небо, а воздух тяжелел от дыхания ветра. Сегодня ночью в начале третьего случились два слабеньких землетрясения, а потом, несколько часов спустя, еще и третье, глубинное, перекатывающееся землетрясение, которое мигом вырвало его из бессонного забытья. Роза выскочила из кровати и прошлась по дому – не упало ли что, – убежденная, что внизу грохнулся на пол какой-то предмет мебели. Третье землетрясение она проспала, зато Эндрю проснулся, устало выбрался из кровати, решив прямо сейчас заняться уборкой кафе.
Никогда прежде не было у него такого предчувствия, абсолютной уверенности, что все в мире взаимосвязано, что, как и в случае с кругами и змеями Пиккетта, все подчинено грандиозной, сложной закономерности – ветер, ритмическое биение о берег морских волн, кружащие в небесах чайки, доносящиеся издалека крики попугаев, приглушенное земной корой ворчание глубинных катаклизмов – все это связано между собой и взятое вместе воплощает собой нечто большее, нечто невидимое, нечто неизбежное.
Если Эндрю призовут, он пойдет. Больше никаких обманов, никаких удочек, никаких брезентовых мешков, набитых бог знает чем. Настанет завтра, и Роза все поймет. Она может решить, что он рехнулся, но понять – поймет. Это его судьба, принесенная Санта-Аной, плывущая на спинах газет, на перекати-поле, на пыли, на мертвых листьях.
Он несколько раз подходил к окну, смотрел на бледное небо и дивился прохладному беззвучному утру. В подножиях холмов близ Сан-Гейбриел виднелся огонь, а северо-западный горизонт был черен, как сажа, несмотря на вставшее солнце. Он чувствовал странную апатию, словно стал легким и слабым, словно был сотворен из пенопласта или соткан из сажистого дымка, приносимого с холмов. Если повезет, то он успеет домыть посуду и выпустить воду из раковины до того, как поступит вызов. В таком случае Роза, когда заглянет сюда и не найдет его, по крайней мере увидит, что он не бездельничал и не оставил снова работу на миссис Гаммидж.
Он как раз протирал до блеска последний бокал, когда уоки-токи выдал гору помех. Эндрю нажал кнопку «передача» и сказал:
– Ну?
– Он вышел, – раздался голос Пиккетта.
Эндрю бросил кухонное полотенце.
– Такси есть?
– На твоей стороне, можешь увидеть через окно. Но лучше не суйся туда – может увидеть. Выходи из дома во двор, а потом – через садовую калитку. Я лежу на сиденье. Не иди к машине, пока я не просигналю, когда он уйдет. И тогда беги со всех ног, чтобы мы успели его перехватить. Он взял сумку с десятицентовиками.
– С десятицентовиками?
– Помнишь сумку с десятицентовиками у него в ящике? Он взял ее с собой.
Эндрю выключил рацию, сунул ее в карман пальто, порыскал в кладовке в поисках чего-нибудь съедобного. Потом, оставив включенным свет, чтобы Пенниман не увидел его выключения, он вышел в задний двор, пробежал по заросшему сорняками садику миссис Гаммидж, распахнул калитку, выглянул из-за угла дома, увидел отъезжающее такси. Сразу же раздался гудок машины Пиккетта, и Эндрю тут же увидел своего друга – тот сидел за рулем и заводил двигатель «Шевроле». Эндрю припустил бегом, запрыгнул в распахнутую дверь, и машина тут же
