Холодное сердце (СИ) - Цвейг

когда статус примерной ученицы и старосты не обязывал ее выбираться из кровати и заниматься делами. В остальные же дни Гермиона все-таки сгребала в кучу остатки сил и, проделывая над собой усилие, покидала башню, чтобы уделить время учебе и сопутствующим мелочам. Наверное, начни она пропускать занятия, и преподаватели тотчас же забили бы тревогу. А лишнее внимание, вызванное их обеспокоенностью, уж точно было последним в списке того, с чем ей сейчас хотелось иметь дело.

— Разумеется, ты не знала, — не упустила возможности съязвить Джинни и указала рукой на теперь уже расштореное окно, — у тебя же здесь круглосуточно темно.

Однако ответа не последовало.

Наблюдая за тем, как ее подруга, словно загипнотизированная, смотрит в никуда, Джинни тяжело вздохнула и опустилась на край кровати, кладя принесенный сверток с выпечкой на рядом стоящую тумбочку.

— Дорогая, я понимаю, через что тебе приходится проходить, но ведь так нельзя, — попыталась донести до нее свои мысли Джинни. Она как никто другой переживала за подругу, которая с каждым днем все больше и больше закрывалась от окружающих, с головой погружаясь в собственное горе. По правде говоря, она боялась, что однажды Гермиона просто-напросто захлебнется в нем и пойдет ко дну. И вот тогда-то пытаться помочь ей будет уже поздно.

После этих слов Гермиона тут же прикрыла глаза и, с головой накрывшись одеялом, легла в позу эмбриона. Она всегда делала так, когда хотела скрыться от внешнего мира и всех тех бед, что поджидали ее в нем.

Гермиону задели слова Джинни. Та не знала, через что она проходит. Никто не знал. И именно поэтому никто не имел права говорить ей, как можно и как нельзя вести себя, оказавшись в такой ситуации.

Да, Джинни за свою жизнь пережила немалые потрясения, но каждый человек индивидуален, поэтому невозможно со стопроцентной уверенностью заявлять о том, что ты понимаешь, через что он проходит. Это, черт возьми, не так. Для кого-то разом лишиться всего может быть не так ощутимо, как для другого потерпеть небольшую неудачу. Как известно, что для одного пустяк, то для другого серьезная проблема, связывающая по рукам и ногам и вытягивающая все соки.

Гермиона понимала, что Джинни однозначно не хотела задеть ее своими словами, поэтому, превозмогая обиду, постаралась взять себя в руки и успокоиться, дабы не пороть горячку. Может, сейчас она и предпочитала находиться в одиночестве, но ей все же не хотелось потерять близкую подругу из-за глупой ссоры.

Неожиданно Джинни сорвала с нее пуховое одеяло, тем самым лишая своеобразного укрытия.

— Мерлин… — недовольно протянула Гермиона, слепо шаря по кровати в поисках отнятого предмета.

— А вот и не угадала.

Стоило Гермионе накрыть голову одной из подушек, не теряя шанса уйти от неприятного разговора, как вдруг Джинни принялась щекотать ее.

— Хватит, пожалуйста, — брыкаясь из стороны в сторону, выпалила она сквозь смех, поневоле вырвавшийся из горла. В действительности же ничего веселого Гермиона в этой ситуации не видела. Напротив, с каждой секундой она все больше раздражалась, с трудом сдерживаясь, чтобы не отчитать подругу за это неуместное ребячество.

— Только если не будешь прятаться от меня.

— Хорошо.

— Обещаешь? — с недоверием переспросила Джинни, пока ее пальцы бегали по ребрам Гермионы, не останавливаясь ни на мгновение.

— Обещаю, только остановись, — на одном дыхании протараторила та. Сейчас Гермиона была готова согласиться на что угодно, лишь бы Джинни остановилась.

В следующую секунду пытка прекратилась, и она отползла на другую половину кровати, словно боясь, что подруга может передумать и вновь накинуться на нее с этой дурацкой щекоткой.

— Я принесла тебе несколько булочек с завтрака, — поделилась Джинни, беря с тумбочки небольшой сверток. В ответ на это желудок Гермионы протяжно заурчал от голода. — И, судя по всему, не зря.

Взяв из рук Джинни булочки, завернутые в пергамент, и поблагодарив ее за заботу, Гермиона вдохнула исходящий от выпечки аромат, и ее рот тут же наполнился слюной. Не в силах сопротивляться чувству голода, она вытащила первое попавшееся мучное изделие, коим оказался маффин с абрикосовой начинкой, и тут же откусила от него маленький кусок. Мягкое воздушное тесто вкупе с кисло-сладким джемом так и таяло во рту.

— В сегодняшнем выпуске «Пророка» написали про Айзека, — неуверенно начала Джинни, не сводя глаз с Гермионы. Казалось, она боялась, что от услышанного ее подруга впадет в безумие, и усмирить ее сможет разве что пущенное в ход оглушающее заклинание. Однако, вопреки всем ожиданиям, Гермиона спокойно приняла эту новость, молча пережевывая последний кусок маффина. Именно поэтому Джинни решила продолжить, — Визенгамот приговорил его к пятнадцати годам заключения в Азкабане.

Срок был приличный, однако иного ожидать не стоило: применение Непростительных, нарушение Статута о Секретности, нападение на поместье Малфоев, покушение на убийство и прочие совершенные Айзеком преступления относились к категории сурово наказуемых. Удивительно, что ему не дали пожизненное. Хотя мало кто, выйдя из Азкабана на свободу, мог спокойно вернуться к прежнему существованию. Так что даже год пребывания в этом ужасном месте можно было считать достойным наказанием, способным сломать даже самого стойкого человека.

— Понятно, — только и ответила Гермиона, откладывая пакет с оставшимися булочками в сторону. Есть ей больше не хотелось от слова совсем.

Как вообще следовало реагировать на эту новость? Наверное, она должна была радоваться, ведь человек, которого они так долго искали, наконец получил по заслугам. Вот только Гермиона не почувствовала себя хоть немного счастливее, узнав от Джинни результат проведенного суда. В глубине души Айзек все еще был для нее тем добрым веснушчатым парнем с милыми кудряшками, который всегда мог поднять ей настроение. Тем, кого она знала с двенадцати лет. Тем, кто сражался с ними плечом к плечу, давая отпор Волан-де-Морту и армии его приспешников. Наверное, именно это было той самой ложкой дегтя: разочарование от осознания того, что человек, которого ты когда-то считал другом, своими поступками заслужил место в ужасной тюрьме для опасных преступников. И, что немаловажно, мотив его злодеяний заключался в желании отомстить за смерть близких.

Мерлин, она ненавидела Айзека за то, что тот сделал с Драко, но в то же время в глубине души сопереживала ему, ведь он пошел на это, обезумев от горя, которое стало его вечным спутником после утраты родителей. Гермиона и сама порой задумывалась о том, как далеко могла бы зайти, оказавшись на его месте. И заключение, к которому она раз за разом приходила, шло в разрез с высокоморальными принципами.

— Сегодня вечером будет прощальный ужин, на который, кстати сказать, пригласили еще и тех, кто