Мастер возвращений (сборник) - Кристин Раш

Он снова разбудил ее ночью своим бегом и завыванием, хотя на сей раз не поцарапал. Он старался избегать постели. Она успокоила его, включив все огни. Свет казался для него весьма важным. Днем у него не было таких приступов, только по ночам.

Она взяла его на руки, когда он замер, и положила на кедровую постель, чему он совсем не воспротивился. Она приказала Дому сделать для него ночное освещение, и он без приключений проспал до рассвета.

А она нет. После приступа она лежала без сна, раздумывая, что вызывает такое поведение, и почему он так дико дрожал, когда она взяла его на руки.

Она получила ответ через день.

Анна позвонила, сообщая, что лаборатория не желает разговаривать с ней, но один из работавших с Седриком ученых на это согласился.

Подготовленная встреча напоминала шпионский фильм конца прошлого века. Анна настояла, чтобы Дженни вначале встретилась с ней в излюбленном Анной ресторане. Оказавшись на месте, Анна дала Дженни рукописные инструкции, как найти ученого.

Указания привели ее в бетонный гараж, которому было почти сто лет, и который передали городу. Закрытая кофейня на подъездной дорожке соответствовала номеру дома на бумажке. Дженни осторожно попробовала дверь и даже удивилась, когда дверь открылась. Она проскользнула внутрь.

— Заприте изнутри, — сказал женский голос.

Дженни задвинула щеколду.

— Пройдите сюда.

Дженни прошла мимо пустых столов, мимо стальной стойки и пустых кружек, древних машин эспрессо и капуччино, от которых еще слабо пахло кофе. В заднем помещении, не видимом с улицы, горел свет. Дженни вошла внутрь.

Женщина, поджидавшая ее, была маленькая и гибкая, однако носила толстый плащ и брюки. На столе перед ней лежал лазерный пистолет. Руки покоились на рукоятке.

Дженни похолодела, но теперь было слишком поздно отступать.

— Привет, — сказала она, чувствуя, как глупо звучит слово в этом пустом месте. — Меня прислала Анна. Из «Миссии Химер». Я…

— Я вас знаю, — ответила женщина. — У меня были сезонные билеты на Портленд-балет. Много лет подряд.

Она сняла руку с оружия.

— Извините за предосторожность. Никогда не знаешь, какие типы могут заявиться.

Дженни припомнились истории о НЭОП и консервативных христианах. Их ли нападения на лаборатории привели к тому, что работники стали так предусмотрительны?

— Я Мойя, — сказала женщина.

Дженни села на единственный свободный стул.

— Зовите меня Дженни.

— Дженни, — попробовала произнести Мойя, словно примеряя новую одежду.

— Анна сказала мне, что вы работали с Седриком.

— Послушайте, — сказала Мойя, — я слышала о вас. Я сочувствую тому, что с вами случилось, но вам следует знать, что причина, по которой вы еще ходите, черт, причина, по которой вы вообще дышите, заключается в той работе, что делаем мы. Раньше вы смогли бы танцевать не дольше, чем до сорока лет, а из-за наших исследований вы танцевали дольше. Но вы закончили карьеру, чтобы заиметь ребенка, и это вам было легко, не то, что для перворожающей ваших лет пятьдесят лет назад, поэтому перед тем, как говорить об этике создания химер, вам следует вспомнить, как много полезного вы получили от них.

Дженни сделала глубокий вдох.

— Я пришла сюда не для того, чтобы вас обвинять. Я пришла узнать, что случилось с Седриком.

— Что с ним случилось? Он был в нашей лаборатории, пока не закончился эксперимент. Потом я передала его Анне в «Миссию».

— Он агрессивен, — сказал Дженни. — И у него ночные кошмары. Анна сказала, что он участвовал в эксперименте по болезни Паркинсона…

— Альцгеймера. — Мойя отвела глаза. — У массы пожилых людей в детстве была плохая медицина и питание. У них до сих пор развивается болезнь Альцгеймера. Мы можем сдерживать ее, пока им не стукнет около сотни, но с другим стилем жизни они смогли бы прожить еще лет двадцать. Какое бремя для семьи. Мы можем замедлить развитие болезни, но еще не способны остановить ее. Пока не способны.

— У Седрика была болезнь Альцгеймера?

— Нет. — Мойя вздохнула. — Седрик был контрольным экземпляром. Мы воспользовались стволовыми клетками, чтобы максимально приблизить его мозг к человеческому, а потом проверяли на нем наши самые последние лекарства. Я не могу сказать вам большего.

— Что вызывали лекарства?

— Улучшали память. Увеличивали содержание некоторых типов химических веществ. Помогали укреплять связи между разными частями мозга. Некоторые из лекарств никак не помогали. Лишь немногие оказались хорошими. Однако эти лекарства — штука рискованная. В людях они могут изменить личность. Седрик не человек, но и не совсем кот. Он стал слишком непредсказуемым, чтобы с ним работать, поэтому мы хотели его усыпить. — Мойя пожала плечами. — Мне самой такой подход не нравится.

Последнее она сказала очень тихо, и Дженни поняла, откуда именно поступают многие из животных Анны.

— Почему он стал непредсказуемым? — спросила Дженни.

— Мне не удалось его изучить, — сказала Мойя. — Он начал ненавидеть клетку и нападать на любого, кого не знал. Он вечно прятался от нас, и мы не могли его найти, пока не проходило время тестов. Он стал трудным. Я хотела оставить его для изучения, но группа решила, что он опасен.

— Сколько ему лет? — спросила Дженни.

— Около двух.

Дженни кивнула. Потом выпрямила плечи перед тем, как задать трудный вопрос, такой, который может показаться глупым.

— Вам не кажется, что он думает как человек? Я имею в виду, что у него улучшенный мозг, и что вы создали его похожим на личность?

— Я это и говорю. Прячется. Раздражительный. Не знает границы. Мне все это напоминает вышедшего из-под контроля ребенка. Но другие не желают об этом слушать. — Мойя пальцем провела по стволу оружия. — Представьте только. Если это верно, если у Седрика действительно развился человеческий мозг, то что же мы делали с ним? Мы именно так гнусны, как говорят о нас пролайферы. Мы даже хуже, чем нас представляют уроды из НЭОП. Мы — настоящие монстры.

Дженни не отвечала. Профессия танцовщицы всегда казалась до предела сухой. Элегантных решений без этических предрассудков не бывает даже при сборе пожертвований. Она не знала бы, что делать, если б ей сказали, что от ее работы выиграют миллионы людей, но чтобы сделать ее, она должна нанести непоправимый вред пятидесяти невинным.

— Вам не кажется, что Седрик может понимать человеческую речь? — спросила Дженни.

Мойя перестала трогать ствол.

— Да, но он никогда не сможет ответить вам, по крайней мере по-английски. Его рот для этого не приспособлен.