Куда ведет кризис культуры? Опыт междисциплинарных диалогов - Коллектив авторов

Разговор о «русской идее» и был в конечном счете разговором о том, какой может и должна быть цивилизация, если придерживаться христианской этики в ее, правда, не католическом или протестантском, а православном понимании. Подобный разговор не смог бы состояться, будь Россия к тому времени уже сложившейся до конца цивилизацией. Об идее не говорят, когда с реальностью все ясно, когда она уже застыла в своей цивилизационной определенности. Неудовлетворенность реальностью, ее не поддающаяся определению аморфность и рождают потребность в таком разговоре.

Но ошибаются и те, кто думает, что этот разговор исчерпывается признанием необходимости существования рыночной экономики и правовой демократии. Та и другая существуют во многих странах Азии и Латинской Америки (в Индии, например), но не ими определяется их цивилизационная идентичность. И Европа — это не просто рынок и демократия, но особого рода цивилизационная общность, суть которой и выражена в ее идее. Общность, возникшая на пересечении двух мощных традиций, идущих из греко-римской античности и Средневековья, и представляющая собой сложный сплав научного рационализма с христианской моралью. Явный перевес рационального над моральным, четко обозначившийся в Европе Нового времени, стал для творцов «русской идеи» той отправной точкой, от которой они отталкивались в своем понимании логики цивилизационного развития.

На одном разуме, как его понимали европейские просветители, нельзя создать цивилизацию, пригодную для полноценной человеческой жизни. Никакой разум не может заменить собой души и сердца, взять на себя функцию человеческой совести. Только верность моральным заповедям христианства способна окончательно победить варварство, стать основой истинной и потому универсальной формы человеческого общежития. Ничего иного сторонники «русской идеи» не предлагали. Они лишь утверждали, что главной причиной поразившего Европу культурного кризиса стала безличная рациональность в сочетании с этическим релятивизмом и утилитаризмом.

Не отрицая позитивного значения западного рационализма в деле технического, научного и всякого иного прогресса, творцы этой идеи как бы обращались ко всем реформаторам со следующим призывом: «Ради Бога, можете проводить любые реформы, которые посчитаете нужными, но при этом не забывайте, что высшим назначением человека является все же не материальная выгода, не социальный успех и даже не демонстрация собственного ума, а его нравственная ответственность за других людей, его соучастие в общем деле спасения всех». Тот факт, что этот призыв облекался в религиозную форму, апеллируя к ответственности человека перед Богом, не меняет его моральной сути. И что же в этом призыве не современного и устаревшего?

Дело, однако, не просто в моральном призыве, содержащемся в «русской идее». Чем бы тогда она отличалась от обычной моральной проповеди, от примитивного морализаторства? Существеннее то, что именно «русская идея» позволяла выявить ограниченность как русского западничества, так и русского национализма. При всей их непримиримости друг к другу, они сходятся в одном — либо вообще в отрицании исторического универсализма, либо в его признании, но только в европейском или русском обличии. Но тем самым отрицается и наличие этического начала в истории, которое и является эталоном подлинной универсальности. Если у западников разговор об этическом оттеснен на второй план, а то и вовсе вытеснен рассуждениями об экономических и правовых реалиях европейской цивилизации, то у националистов этическое сведено к этническому. Европоцентризм западников и этноцентризм националистов — каждый по-своему — отрицают мораль, которая может быть только сверхнациональной или универсальной, если правильно понимать природу морали.

В этом смысле «русская идея» не была ни западнической, ни националистической. Это этическая идея, но только придерживающаяся иного морального кодекса, чем тот, который свойствен этике протестантизма. Возникновение этой идеи объяснялось тем, что только в ней содержалось условие освобождения России, ее интеллектуальной элиты от расколовшей ее дихотомии западничества и национализма. Согласно этой идее, цивилизация, приемлемая для России, должна быть выстроена по меркам не Европы в ее нынешнем виде и не исторической России, а возвышающейся над ними морали.

Считать современный Запад эталоном такой морали было бы явным преувеличением. Да и сам Запад так о себе не думает. Но и Россия со всей своей самобытностью и народной ментальностью не может быть таким эталоном. Только цивилизация, способная выстроить всю систему своих социальных отношений и институтов не только на рациональных и правовых, но и на моральных основаниях, может считаться по своему духу универсальной.

Вера в возможность построения такой цивилизации и питала собой «русскую идею». Даже если отбросить свойственную ей религиозно-православную риторику, заключенный в ней этический идеал универсальной цивилизации может служить критерием оценки любой цивилизации на предмет ее исторической развитости и культурной зрелости. Об этом я и хотел сказать в своем докладе. Частные замечания, которые представляются мне справедливыми, я, конечно, обязательно приму во внимание.

Либеральная идея и «война дискурсов»

Обсуждение доклада Алексея Кара-Мурзы «Как возможен „русский мир“?»

Игорь Клямкин:

Сегодня будем обсуждать доклад Алексея Кара-Мурзы «Как возможен „русский мир“?». Это продолжение разговора об отечественных интеллектуальных традициях, начавшегося с дискуссии на предыдущем семинаре о «русской идее». Алексей Алексеевич обращает наше внимание на традицию либеральную, предлагая свой ракурс ее рассмотрения.

Исходя из очевидного факта, что либеральная идея переживает в России глубокий кризис, докладчик пытается понять его культурные истоки, находящиеся далеко за пределами постсоветской истории. Среди таких истоков им выделяется присущая русской культуре «война дискурсов» между охранителями и радикалами, блокирующая утверждение в обществе культуры диалога и компромисса. И пока, как резонно замечает Алексей Алексеевич, такая война продолжается (а она продолжается), национальный консенсус в стране невозможен.

Но представленный доклад — не только о «войне дискурсов», но и о путях достижения «русского мира». В качестве же исторического и культурного путеводителя предлагается рассмотреть интеллектуальное наследие тех русских либералов, которые в своей деятельности (в том числе и политической) такие пути пытались прокладывать. Пытались, говоря иначе, в противовес культуре политико-идеологической войны создать культуру диалога и компромисса. Культуру, как ее называет Алексей Алексеевич, либерально-консервативного синтеза. При этом основное внимание докладчик сосредоточил на деятельности Ивана Сергеевича Тургенева, который в роли политического мыслителя широкой публике сегодня неизвестен.

Таков культурный и идеологический ориентир, который предлагает докладчик для выхода из русской «войны дискурсов» в русский гражданский мир. Он не претендует на конкретное решение проблемы. И я не думаю, что нам надо допытываться у Алексея Алексеевича, кому, что и как нужно делать, чтобы ее одолеть. Давайте обсудим то, что есть в докладе. А есть в нем, повторяю, постановка актуальной проблемы и есть пунктирно намеченный автором общий проект ее решения, извлеченный им из отечественной либеральной традиции.

Алексей Кара-Мурза, заведующий отделом Института философии РАН

Проблематика «русского мира» стала в последнее время чрезвычайно популярной. «Конгрессы соотечественников», расширение связей с русской диаспорой, пропаганда русского языка в мире — все это, несомненно, важно. Но у понятия «русский мир» есть и другой смысл — мир между самими русскими в самой России.

Речь, разумеется, идет прежде всего о «мире» мировоззренческом и идеологическом, о создании хотя бы минимального идейного консенсуса, способного стать фундаментом гражданской нации. Между тем в России продолжается, выражаясь термином из социальной лингвистики, война дискурсов — не просто разных, а непримиримых идейно-речевых конструкций, нацеленных не на диалог и постепенную конвергенцию, а на взаимное уничтожение по принципу «победитель получает все».

О российском «тупом упоре»

Известный голландский социальный лингвист Т. ван Дейк (T. Van Dijk) показал, что именно в дискурсивных практиках происходит идеологическая социализация людей, формируется их идентичность. В идеале, в ходе взаимодействия и взаимопроникновения частных дискурсов и основанных на них идентичностей кристаллизуется общегражданский язык, который и конституирует нацию с особой общегражданской национальной идентичностью[176].