Суровые времена. Тьма - Глен Кук

Ревун издал крик, нечленораздельный, но имевший вопросительную интонацию. Он еще не понимал, где находится, и полностью сосредоточился на попытках заставить повиноваться собственные ноги.

Ловцу тоже приходилось заботиться о своей спине. Она произнесла какое-то заклятие и сотворила ярко светящегося червячка, который облазил все закоулки в перевернутой вверх дном палате. Он вспугнул несколько крошечных Теней, но не смог их уничтожить.

Они оказались куда ловчее и с легкостью ускользнули от сгустка света.

Душелов выругалась. Тени метнулись к Длиннотени. Он пребывал едва ли не в худшем состоянии, чем Ревун, но зато в Тенях, понимал больше всех остальных. Он промямлил какое-то заклинание, и маленькие Тени вновь устремились к его врагам. Похоже, пока Длиннотень жив, борьбе не будет конца. Чего-чего, а упорства этому дерьму не занимать. Душелов влепила Ревуну затрещину. И снова заверещала голосом рыбной торговки:

— Давай пошевеливайся! Иначе всем нам конец! Если мы не… — Она явно уловила приближающуюся угрозу. Госпожа приближалась. — Она идет! — воскликнула Душелов совсем другим голосом — голосом испуганного ребенка: — Но как она смеет? У нее не может быть силы! Так не бывает!

Госпожа уже поднималась по лестнице. И, похоже, ничуть не боялась встречи с сестрицей.

Она несла связку коротких бамбуковых шестов. Такую же, как и у каждого из дюжины сопровождавших ее людей. Замыкающие этого маленького отряда пятились, держа шесты наготове, чтобы отразить возможное нападение сзади. Запах страха перебивал «аромат» Кины. Душелов влепила Ревуну еще несколько оплеух, но без особого успеха.

Он держался так, словно был мертвецки пьян. Резко повернувшись к выходу, Ловец произнесла короткое, но, видимо, весьма действенное заклятье и, наложив на дверь чары, вновь занялась Ревуном.

Маленькие Тени снова попрятались по щелям, Дверь начала светиться. По ее внутренней стороне пробегали цветные блики, соответствующие цвету шаров, ударявших снаружи. Душелов выхватила нож и разрезала на Ревуне одежду. Я не понимал зачем, покуда она, порывшись в неопрятных лохмотьях, не достала то, что искала. Лоскут шелка — в развернутом виде четыре фута на шесть — и маленькую связку прутьев.

Стоило ей произнести некое слово, как шелковый прямоугольник распрямился и поднялся с пола, закачавшись в воздухе, словно на колышущейся поверхности пруда. Из связки прутьев она быстро соорудила каркас. Работая, Душелов беспрерывно что-то бормотала: то ли заклятие, то ли проклятие.

Сооружение представлялось весьма непрочным, однако, когда Душелов сграбастала девочку и взобралась на ковер, он, хотя и провис, выдержал их вес.

Тут, наконец, очухался и Ревун. Брызжа слюной и дергаясь как припадочный, он нетвердым шагом направился к украденному у него средству передвижения. Интересно, подумал я, что еще припрятано у этого дерьма в рукаве. Наверняка, эта хреновина не последняя. Однажды сукин сын на полной скорости врезался в Башню, что в Чарах. Все считали его погибшим — мудрено выжить, навернувшись с такой высоты, но у него и на сей случай нашелся припасенный кусочек шелка.

Затем Душелов совершила нечто невероятное. Большую часть купола поглотил шар ослепительно-белого света. Вспышка была столь яркой, что высветила все до единой крадущиеся в ночи Тени, но одновременно ослепила половину пытавшихся их истребить людей. Когда свет истаял, третья часть купола исчезла. На этом месте зияла дыра. Схватив Ревуна за волосы, Душелов затащила его на ковер и, произнеся несколько слов, привела шелковый прямоугольник в движение.

Он взлетел, но, едва оказавшись за гребнем стены, начал снижаться. По направлению к скалам, туда, где охотились за всем живым и друг за другом злобные и беспощадные Тени. Душелову это отнюдь не нравилось, но ковер был перегружен. Коротышка смастрячил его для себя — на случай, ежели припечет, — а вовсе не для того, чтобы катать кого ни попадя.

Запах Кины усилился. Похоже, богиня возвращалась, и возвращалась в ярости.

Ей не нравилось, что похищали ее дочь.

Деточка оставалась внутри яйца: судя по тому, как Душелов затаскивала его на ковер, поверхность его была гладкой и скользкой. Дщерь Ночи не открывала глаз, лицо ее выглядело безмятежным, как и всякий раз во время общения с Киной.

Когда Госпожа и ее парни вломились в палату, Нарайян Сингх и Длиннотень стонали и корчились на полу. Выпущенные огненные шары мигом уничтожили прятавшиеся по углам Тени. В следующий момент поток тех же шаров полетел вдогонку Душелову и его спутникам. В цель не угодил ни один, но наши солдаты внизу сообразили: в небе что-то летит. А летать могли только враги.

Между тем, гнев Кины уже переливал через край. В мире духов назревала страшная буря. Трупный запах стал просачиваться в реальный мир, да так, что у людей выворачивало желудки. Черные тучи скрыли последние проблески света. Земля содрогнулась.

Трон содрогается и крепится на одну тысячную часть дюйма. Стонет корчащаяся в муках фигура. Трепещут невидящие глаза. Каркает ворона.

Птица забыла, что не может позволить себе покоя. Когти ее коснулись головы спящего. Но, еще не сложив крылья, она начинает кричать — не каркать, а истошно кричать. Маленькие Тени настигли ее и теперь упиваются ее жизненной силой.

Земля дрожит. С тишиной покончено. Камень треснул и продолжает крошиться. Все ярче разгорается свет в бездне. Легкие, пастельных тонов клубы тумана тянутся вверх, как щупальца морского анемона. Есть свет. И цвет. И своего рода жизнь.

И есть смерть. Издав последний крик, умирает ворона.

Смерть найдет свой путь. Как и тьма.

Тьма приходит всегда.

70

Мне потребовалось время, чтобы сообразить: земля дрожит не в моем сне, а на самом деле. Произошло землетрясение огромной силы, под стать тому, что разрушило Кьяулун и большую часть Страны Теней, когда мы еще только выступили на юг. Мир духов переполняла паника, и исходила она от Кипы. Ее запах приобрел совершенно новый оттенок. Что за ерунда? Где это слыхано, чтобы боги пугались?

Огненные шары продолжали прочерчивать ночь. Я наблюдал за тем, как Госпожа и ее люди подобрали с пола Длиннотень и Нарайяна Сингха. Хотя оба врага казались беспомощными, наши проявляли величайшую осторожность. Кто-кто, а Госпожа прекрасно знала, насколько опасен каждый из них: ей довелось иметь дело и с тем и с другим.

Она хотела послать вдогонку своей сестре какое-нибудь вредоносное заклятие, но не успела. Твердыня задрожала, с раздолбанной башни посыпались осколки хрусталя и камня. Со свойственной ей сообразительностью Госпожа решила, что пришло время выбраться наружу, где вероятность получить по голове камнем будет гораздо ниже. Я, в свою очередь, решил, что не помешает вернуться и поговорить с Костоправом. И лишь потом вспомнил, что без Копченого это не так-то просто. Я не мог заставить себя пробудиться.