Обитель любви - Жаклин Брискин

— Вон она!

Его друзья тут же начинали выкрикивать оскорбления.

За Тессой ехали машины «бакалейных» Ван Влитов, которые знали Кингдона только по экрану, родня со стороны Гарсия, для которой покойный также был только кинозвездой. Несколько — очень немного — старинных друзей семьи присутствовали на правах родственников. Далее ехали мистер и миссис Римини. За ними следовал «кадиллак» губернатора Стивенса, который приехал на похороны из Сакраменто, так как был другом Бада. Была здесь и прислуга Орлиного Гнезда, гораздо более многочисленный штат слуг Гринвуда, в том числе и потомки «маминых людей», мэр и члены окружного совета школьных инспекторов. Военный оркестр приглушенно исполнял барабанную дробь, а за ним медленно вышагивал почетный караул голливудской организации ветеранов войны.

За ветеранами двигалась колонна машин, которая удостоилась самого восторженного приема публики, ибо в них ехали знаменитости: Теда Бара, Вилма Банки, Мэри Пикфорд, плакавшая на плече Дугласа Фэрбенкса, Рудольф Валентино, который, как считали, отныне вместо Кингдона будет играть задумчиво-печальных любовников, Элинор Глин, популярная романистка, написавшая для Кингдона два сценария. Ричард Бартельмесс, Мэйбл Норманд на своей «испано-суизе», Уилл Роджерс и сестры Гиш.

За экзотическими автомобилями кинозвезд следовали простенькие черные, с желто-медными носами «модели Т». «Римини продакшнз», как и управление «Паловерде ойл», располагавшееся на Спринг-стрит, объявила этот день нерабочим. Работники студии, провожавшие Кингдона в последний путь, были исполнены скорби. С ним не всегда было легко работать, но он был хорошим человеком, который никогда не обвинял, если у него бывали неудачи, не перекладывал вину с больной головы на здоровую, что среди остальных голливудских звезд было весьма распространено. На похоронах также присутствовали рабочие «Паловерде ойл» и нефтяники из бригады Три-Вэ, ибо и они чувствовали, пусть далекую, связь с героем.

Когда артиллерийский лафет подъехал к кладбищу, над ним пронеслась в воздухе эскадрилья самолетов, с которых посыпались розы. За штурвалами сидели Глен Мартин, Джек Нортроп, Аллан Локхид, Дональд Дуглас, Сесиль Б. Де Милле и капитан Эдди Рикенбейкер.

Похоронить Кингдона предполагалось без особого шума, но разве можно было удержать репортеров и публику, которые рвались на голливудское Мемориальное кладбище?.. Стоявшая у железных ворот молодая женщина бросилась было к лафету, но путь ей преградил какой-то авиамеханик, успевший уберечь ее от лошадиных копыт. Полиция, приглашенная Римини, оттесняла народ от дорожки, которая вела к Площадке Апостолов. Среди людей, столпившихся вокруг памятников из мрамора и оникса, были не только поклонники и зеваки. Тут собрались рядовые рабочие со студии и авиамеханики, у которых не было машин, и поэтому им не удалось присоединиться к погребальной процессии. Но эти люди любили Кингдона и приехали на трамваях на кладбище, чтобы проститься с ним.

Владелец похоронного бюро помог Юте выйти из лимузина. Толпа почтительно смотрела на тучную скорбящую женщину в трауре, начиная от шляпки с вуалью и заканчивая чулками, обтягивавшими толстые отекшие лодыжки. Люди подались назад и расступились, давая возможность ей и Три-Вэ, а также обступившим их с боков младшим сыновьям с женами, пройти к вырытой могиле.

Хосе, главный шофер Гринвуда, помог Тессе выйти из «Даймлера». Толпа негодующе заволновалась. Репортеры напирали на стоящих впереди. Фотографы кричали:

— Посмотрите сюда, миссис Вэнс!

И Тесса обращала к ним свое заплаканное, ничего не понимающее лицо.

Джакопо Римини продирался к ней сквозь строй журналистов. Расталкивая их локтями, он вновь превратился в Джейка Ринзберга; в ту минуту ему было наплевать на все старания, которые он прикладывал, чтобы создать у прессы свой имидж. Он добрался до Тессы, обнял ее за плечи и очень громко сказал:

— Не обращайте внимания на этих сукиных детей, Тесса.

В ее глазах было только горе и недоумение. Она посмотрела на него так, точно он произнес эти слова на каком-то незнакомом языке. Потом она повернулась туда, где стояла семья Кингдона. Быть рядом с ними ей казалось совершенно естественным. И дело не в том, что она жена Кингдона. Эти люди к тому же были ее родственниками: тетя, дядя, двоюродные братья...

Юта приподняла вуаль. Ее покрасневшее от слез лицо сморщилось какими-то странными концентрическими кругами вокруг открытого рта и походило на огромную круглую маску в древнегреческой трагедии, в каких изображалось божество, изрыгающее проклятия. При виде этого лица Тесса отшатнулась и остановилась в стороне. Другие родственники после секундного колебания встали напротив Юты и Три-Вэ. Это разделение семьи на похоронах позже широко освещалось в прессе.

Епископ Кантвелл ждал у края могилы.

— Миссис Вэнс! — крикнул какой-то фотограф, приближаясь к Тессе. Сверкнула вспышка.

— Я убью тебя! — рыкнул Римини на этого человека.

Какая-то женщина крикнула:

— Разлучница!

А другая даже толкнула Тессу.

Три-Вэ весь напрягся, приготовившись подойти к Тессе. Юта, все еще с приподнятой вуалью, угадала желание мужа и устремила на него гневный взгляд. Все время — два дня и три ночи, прошедшие с момента гибели Кингдона, — она слезно молилась вместе с отцом Макаду. Она просила Господа быть снисходительным к грешнику, который умер без исповеди. Горе в ее глазах было настоящим. Она потеряла сына, который был для нее гордостью и наказанием. Уже второго своего ребенка она предавала земле. Юта была вне себя. Именно в таком состоянии случались ее знаменитые вспышки гнева. «Она способна на все, — подумал Три-Вэ. — Может повторить сцену, которую устроила в тот вечер».

Он не осмелился отойти от нее.

Епископ Кантвелл начал говорить. Латынь его речи уносилась ветром, и ее почти никто не слышал. Тесса трепетала всем телом, слезы градом катились у нее по лицу. Фотографы, не обращая внимания на сердитые взгляды Римини и игнорируя похоронный ритуал, нацелили на нее объективы своих фотокамер. Зрители без стыда пялились на нее и перешептывались.

«Как жестоко, — думал Три-Вэ, — что именно ей, такой застенчивой и робкой с незнакомыми людьми, приходится сейчас быть в центре всеобщего внимания на этом варварском представлении». Он знал, что, скорбя, она не забывает и о почувствовавшем себя плохо отце. Он открыто смотрел на нее, желая, чтобы ей передалось его сочувствие.

И ему вспомнились другие похороны. Тогда солнце немилосердно жгло маленький пыльный городишко. Он отчаянно потел в новом шерстяном костюме и неотрывно смотрел на гордую девочку, точно так же пытаясь передать ей свои чувства. «Но не я, а Бад подошел к ней, — подумал он. — Не я, а Бад снял шляпу и сказал ей нужные слова».