Письма с Дальнего Востока и Соловков - Павел Флоренский

1937.II.21 Соловки, № 92. Дорогсй Кирилл, безпокоюсь за тебя, так давно не получаю от тебя ізвестий. Письма ходят теперь в среднем со скоростью Соловей—Москва в I месяц, так что и то, что узнаю о тебе бывгет слишком отсталым от настоящего момента. Вот, кстати, ~ебе тема для размышлений: конечная скорость сообщений уничтожает понятие одновременности. Отсюда ведь—малы* принцип относительности: самая большая скорость сообщений, существующая в мире, есть скорость электромагнитных волн. Как ни велика она, а все же конечна, и потому мы не можем сказать, которые 2 события единовременны или нет. Ho при больших скоростях сообщений мы привыкли отвлекаться от конечной скорости и подменяем ее бесконечной, вопреки физической реальности процесса сообщения. Мы привыкли думать, что видим нечто в тот же момент, в котором событие совершается, а когда убеждаемся в противном, то стараемся истолковать данный случай, как что‑то особенное, исключительное, оставаясь при общем убеждении, что постаравшись мы могли бы увидеть в самый момент события. Принцип относительности (малый) просто стоит на необходимости того, о чем все знают, но с чем никто в жизни не считается. Попросту говоря, житейски мы признаем сообщение или его возможность непосредственно, не через пространство, а над пространством, пересекая восприятия. Это неистребимое убеждение, идущее в разрез с физической действительностью, или должно быть категорически отвергнуто со всеми вытекающими отсюда последствиями, или, обратно, должно быть признано, что действительно возможно сообщение не физическими способами и через нефизические среды, т. е. должна быть перестроена та теория знания, которой придерживается большинство, перестроена целиком, но тогда тоже со всеми вытекающими последствиями. Мы знаем нечто не потому, что видим, слышим, обоняем, осязаем это нечто, а наоборот потому‑то и видим, слышим, обоняем и осязаем, что уже, заранее, знаем это, восприняв, его, хотя и подсознательно или сверхсознательно, в его подлинности и непосредственной реальности. Тогда восприятие надо считать лишь материалом для перевода из подсознательной сферы в сознательную, но не материалом самого содержания знания. Мне это ясно вполне, но не знаю, сумел ліи тебе объяснить суть дела; или [нрзб.] через физические среды, и тогда принцип относительности и отрицание единовременности, или же восприятие помиьо физических сред, и тогда возможность признания единов>еменности. И еще: или вещи и явления как причина знаниі, или вещи и явления, как непосредственно воспринимаемся, но в причинной зависимости, содержания знания. — Впрочем, не об этом я хотел писать тебе, а о своих работах, или, точнее, о смысле их, об их внутренней сути, чтобы ты мог продолжать этот ход мысли, который мне не суждено оформить и довести до конца, ибо конца тут нет, а до внятности для цругих. Что я делал всю жизнь? —Разсматри- вал мир, как *елое, как единую картину и реальность, но в каждый даншій момент или, точнее, на каждом этапе своей жизни, под огределенным углом зрения. Я просматривал мировые соотношения на разрезе мира по определенному направлению, б определенной плоскости и старался понять строение мира ео этому, на данном этапе меня занимающему, признаку. Плоссости разреза менялись, но одна не отменяла другой, а лишь обогащала. Сменой—непрерывной диалектикой мышления смена плоскостей раземотрения, при постоянстве установки на мир, как целое). Искал это слишком отвлеченно и общг. Конкретно же речь идет о том, что прослеживается значение во всех сферах природы того или другого хим. элемента, соединения, типа соединения, типа системы, геом. формы, текстуры, биологическ. типа, формации и т. д., чтобы уловить индивидуальный облик этого момента природы, как качественно своеобразного и незаменимого. Против механицизма грубого и механицизма тонкого, отрицающего качество, выявляется своеобразная качественно особенная природа отдельных моментов, универсальных по своему значению и индивидуальных по своей сущности. «Что есть всеобщее? —частный случай» (Гёте). Я работаю всегда в частных случаях, но усматривая в них проявление, конкретное явление всеобщего, т. е. разематривая платоно–аристотелевский εϊδος (Urphanomen, Гёте). Мой отец говорил мне о моей несклонности к отвлеченному мышлению и о несклонности к частному исследованию, как таковому: «твоя сила там, где конкретное сочетается с общим». Это верно. А я думаю, что Кирилл по складу ума наследовал то же направление мысли и потому может продолжать его. Знаю, меня всегда упрекают в разбросанности. Это верно, но лишь как будто, ибо от раннего детства до сегодняшнего подхода. М. б. это не под силу мне, но это—не разбросанность, а слишком трудоемкая задача. Сейчас я продумываю [нрзб.] вопрос, и конечно, опять иду не от общих отвлеченных утверждений и допущений, а путем обобщения и углубления частных конкретных случаев, которые стараюсь воспринять во всей их конкретизации. Пока я сам, своими руками, не взвесил, перетолок, не провел анализы, не вычислил, я не понимак явления. О нем могу говорить и разсуждать, но оно еще іе стало моим. Вот, на эту‑то конкретную «черную» работу и идут время и силы. Я не столько не могу, как не хочу позволять себе подходить к явлениям «вообще» и отвлеченно. Бикто вероятно не заметил бы, если бы я стал итти над тем но у меня самого при отвлеченном ходе мыслей появляется чувство недобросовестности и шарлатанства, и так именно я воспринимаю большинство обобщений других работников. Бо в частном и конкретном должно светиться общее, —всеобщее. — Крепко целую тебя, дорогой Кира. Писал тебе все наіисанное в надежде, что м. б. пригодится тебе самому [2420]

г. Загорск б. Сергиев

(Московской области)

Анне Михайловне Флоренской

Пионерская ул., д. 19

1937.II.22 Соловки. № 93. Дорогой Мик, ничего я не знаю, как ты живешь и что делаешь, а ты мне не пишешь. Это очень грустно. Мне хочется покончить со стихами, посланными тебе, допишу то, что не посылал тебе, в несколько обработанном виде.

I.

Восторги пламенной души

И чувства, взросшие в тиши,

Война, разбои, царский гнев,

Свирели хрупкий сей напев

И первые цветы любви,

Иль как иначе назови—

Хоть годы юные проказ —

Воспеты были много раз.

Божеств, героев и царей

Деянья режут глаз. Скорей

Забудь о них. К тому ж давно

О них писать запрещено.

В поэмах солнце и закат

Победным золотом горят,

А ссохшийся поблеклый лист

Пронизан светом и лучист.

И, кажета, веками нет

Угла в подсолнечной, где стих

Не наследіл бы стоп своих.

Но тематмеский исток

Мне даст олодный сверхвосток:

От nepeBaJOB Эвота

Течет он CJOBOM мерзлота.

И.

Где Тында,иль Туман бежит,

Ольдой, Сшип и Муртегит—

Падь Конссая, где Имачи

Журчат—Еипящие Ключи—

Зимой и ле^ом, ночью, днем,

И по цветам и подо льдом

(Не так ли, сердце, бьешься ты?),

Іде в толще серой мерзлоты,

Как меж тоскливых серых туч,

Мерцает ог/стелый луч

(Невзрачна мерзлота на вид,

Но дар Мвдаса в ней сокрыт!)—

Там, вдоль ущелья, по горам

Взнестися вверх намерен БАМ.

Поет пила, звенит топор,

Рвут аммоналом косогор.

Меж звуковых зеркал зовет

Аврально поработать слет.

И стон тайги замолк с тех пор,

Как загремел фаланги хор.

Той песне боевой, смущен

Внимает мирный орочен.

Песнь фаланги, вся строфа повторяется в конце.

Поет пила, звенит топор,

Рвут аммоналом косогор.

И гул технических чудес

Таинственный наполнил лес.

Но жизни шумом удручен

В горах укрылся орочен.

III.

В молве людской давно поблек,

Полузабыт стюит Восток.

Та первозданная страна.

Здесь все совсем наоборот,

Здесь все по своему живет.

Здесь на возвышенных хребтах

Затишье, но долинный прах

Разносится по ветру. Здесь

Диковин всех не перечесть.

На дне широких котловин

Копится холод. Ни один

Ветр отепляющий сюда

Не проникает никогда—

Ко дну воздушных сих озер,

Замерзших меж окрестных гор,

Себе дороги не найдет

И не пробьет воздушный лед.

Весной обычный ледоход

Хрустальный не вскрывает свод,

Но все победней и звончей

Бежит по наледям ручей.

Здесь все совсем наоборот,

Здесь все по-своему живет.

Не встретишь здесь ни кротовин,

Ни нор мышиных. Сам один

Скитаешься в чаще лесной,

Не видя ни души живой.