Kurohibi. Черные дни - Gabriel

платье, кофта и водолазка, и, наконец, разгадав эту головоломку, стал примеряться. И тут же чертыхнулся — платье было снабжено небольшим бра в области грудей размером не ниже первого, и без него ткань просто-напросто провисала. Внутренне зарычав, Синдзи натянул на себя второй предмет женского белья, немного повозившись с застежкой, и с легкой дрожью в теле сосредоточился на столь непривычных ощущениях. Дышать стало капельку тяжелее, однако соски его слегка придавили мягкие вкладыши из какой-то плотной и эластичной ткани, приятно ласкающей кожу.

— Дерьмо.

Он постарался побыстрее одеться, чтобы новые и небезынтересные ощущения не забили его голову, и уже через минуту обнаружил себя перед зеркалом, с придыханием взирая на свое отражение. И хоть лицо его по-прежнему выдавало в нем парня, все остальное невозможно было отличить от облика высокой и симпатичной девушки: шею и руки облегала тонкая свободная ткань водолазки, поверх нее грудь укрывал черный танк-топ, и все это облачало прекрасное и невероятное красивое в своей простоте платье, ниспадая до колен и контрастируя своей воздушностью с темной гладью чулок. Один вид этой одежды, столь непривычной и так волнительно глядящей кожу, привел Синдзи в состояние смущенного смятения, трепетом отозвавшегося на дрогнувшем сердце.

— Тебе идет, — раздался голос Каору у двери.

Нервно развернувшись, Синдзи уже было собрался резко ответить, чтобы скрыть неловкость, но слова застряли в горле при виде нового облика парня — наряд, напоминающий отчасти сложный костюм служанки, отчасти готическое платье, сплошь выполненное из черных складчатых тканей с короткими белыми полосками рюша, крест-накрест прошитое белыми лентами на талии, на концах завязанными бантами. Подол, словно накатывающие друг на друга морские волны, украшали ряды оборок, шею украшала черная лента из кружев, на руки были надеты длинные черные перчатки из полупрозрачного сетчатого кружева с манжетами из рюша и такими же белыми складками у локтей, а голову обрамлял еле заметный чепчик с инкрустацией из раскрывшегося бутона черной розы, отделанной лентой-бабочкой. Внешний образ заканчивали выкрашенные черным лаком ногти и выделяющийся черными тенями контур над веками с подведенными ресницами. Лоск ниспадающих длинных серых волос и бледное сияние кожи под шеей особенно контрастировали с темным тоном наряда, делая образ Каору хоть и вычурно ярким, контрастным, но на самом деле просто сногсшибательным. Не зная заранее, невозможно было сказать наверняка, что это парень.

— С опытом приходит, — казалось, в его голосе промелькнуло смущение или, возможно, неловкое оправдание. — Ей такое нравится.

— Ага… — туманно протянул Синдзи, продолжая водить взглядом по его наряду.

— Пойдем, я тебе помогу закончить.

Каору поспешил усадить его перед зеркалом и затем принес набор с косметикой. У Синдзи нервно екнуло, когда он увидел перед собой россыпь тюбиков, склянок и флаконов непонятного назначения, однако, управляемый уверенными руками парня, не посмел возражать. Тот, сняв перчатки, для начала тонкой кисточкой нанес тени на его веки, чуть более темные, чем его кожа, а затем контурным карандашом слегка подвел ресницы, после чего тушью придал им объемную форму. Затем он щеточкой расчесал брови, которые, к счастью, оказались не столь густыми, чтобы их пришлось выщипывать. После этого Каору окунул большую пушистую кисть в чашечку с пудрой и осторожно нанес ее на щеки, плавно заскользив щетинками в сторону от носа, в котором тут же защекотало от ее приятного запаха. Однако чихнуть не удалось, так как Каору сразу же перешел к его губам. Нанеся на них кисточкой тонкий слой защитного крема, он поднял со стола помаду неяркого темно-телесного оттенка и осторожно провел ею по губам, оставив различимый, но не выделяющийся кремово-вишневый тон. И только после этого, убедившись, что на лице не осталось ни одного неаккуратного штриха и макияж лежит идеально, Каору надел парик на голову Синдзи, подобрал проступающие локоны под резинку и щеткой привел его вид в порядок, а затем, прицепив кулон, наконец, отступил в сторону.

Синдзи, все это время не дышащий и боящийся даже шевельнуться, вздрогнул, увидев свое отражение. Несомненно, на него смотрело его же собственное лицо со всеми знакомыми ему чертами, однако сейчас что-то в нем неуловимо изменилось, настолько, что он был готов поклясться — перед ним сидела девушка удивительного очарования. Одновременно неизведанная и до дрожи знакомая, словно сестра-близнец, родная кровь и плоть, и оттого привлекающая не красотой, а поразительным контрастом сходства и различия.

«Вылитая Лилли…»

— Это максимум, чего можно добиться на скорую руку, — очистив ладони влажной салфеткой и снова облачив их в перчатки, произнес Каору.

— Это… просто… — Синдзи с трудом мог подобрать слова, — изумительно… Вроде бы ничего не изменилось, но я с трудом себя узнаю.

— Рад, что ты впечатлен, — на его лице расцвела легкая улыбка. — Нам повезло с формой твоего лица и его чертами. На мне Мари долго отрабатывала макияж, пока не добилась… того, что ты видишь.

— С-Спасибо… — Синдзи перевел на него взгляд и запнулся, будто только сейчас вся феерия ощущений от хлопкового белья, шелка чулок и мягкой ткани женской одежды вместе со слоем воздушной и чарующе пахнущей косметики, пропитавшей кожу удивительной свежестью, распустилась в душе едва уловимым чувством внутренней ласки, чуткости, которую он мог лишь видеть ранее в трепетно дрожащих глазах девушек.

«Возможно, затея и не столь абсурдна».

Он не мог понять, откуда возникла эта сумятица в душе, когда он поднялся с табурета и ощутил облегающее давление одежды и белья, когда Каору слегка кивнул, словно приободряя и взглядом приглашая отправиться на выход, когда он надел женские туфли с коротким узким каблуком, сделавшие его походу неуверенной и хрупкой — во многом благодаря малому размеру обуви и ее неустойчивости. Однако Синдзи был уверен — волнение от женской одежды, даже от ощущения себя в женском обличие не было столь сильно, если бы не нахождение рядом этого загадочного и закрытого, но располагающего к себе парня. Они оба оказались в одном положении, они оба выглядели одинаково, вероятно, они оба пережили и испытывали одно и то же. Именно с этой мыслью Синдзи решил не расходиться на улице, а отправиться вместе с Каору к станции монорельса, который должен был доставить его домой.

— А почему именно Августин? — задал он в пути давно интересующий его вопрос, хотя неловкости от молчания не ощущал, да и на улице им пока не попался ни один прохожий, способный разоблачить их личину.

— М-м?

— Мари так тебя называет. Почему?

— А, имя, —