Том 68- Чехов - Литературное наследство

Д. Волков справедливо сближает образ Треп­лева с реальной личностью актера — Мейерхольда. Сокровенным стремлениям Мейер­хольда, рано почувствовавшего призвание к театру и критически настроенного по отношению к современной театральной культуре, отвечали мысли Треплева об отста­лости, «рутинности» театра, о необходимости новых форм. Близка оказалась Мейер­хольду, отстраненному перед «Чайкой» от роли царя Федора, над которой он так горя­чо и серьезно работал, и драма непризнанности Треплева.

И как личность Мейерхольд, с его угловатостью в отношениях с людьми, вспыль­чивостью, страстной увлеченностью вопросами искусства, легко «укладывался» в образ любимого героя. Если в последующих чеховских ролях, сыгранных Мейерхольдом в разных театрах, ему не хватало чего-то существенного (в Астрове — обаяния и ши­роты натуры, в Тузенбахе — душевной просветленности и уменья быть «счастливым», в Трофимове — простой человечности «вечного студента»), то в роли Треплева такого существенного, органического недостатка не было. Мейерхольд не играл, а жил s этой роли, как и подобало артисту театра, объявившего войну лжи и фальши в театраль­ном искусстве. Поэтому так естественно для него было желание в трудные минуты жизни поплакать вместе с О. Л. Книппер — Аркадиной в третьем акте «Чайки» (см. письмо к Чехову от 1 сентября 1903 г.). Удача лучших исполнителей «Чайки», в .том числе и Мейерхольда — Треплева, дала Станиславскому первый конкретный материал для его будущего утверждения, что в пьесах Чехова нельзя играть, представлять, а надо быть, т. е. жить, существовать.

В следующем чеховском спектакле театра — «Дяде Ване»— Мейерхольду высту­пать не пришлось. Отвергая его как возможного исполнителя роли Войницкого, Не­мирович-Данченко писал Чехову, что это «был бы старый Треплев» (записка к Чехову, май 1899 г.— «Ежегодник МХАТ 1944 г.», т. I, М., 1946, стр. 118. Имя Мейерхольда в публикации опущено). Не подошел Мейерхольд и к роли Серебрякова. С тем боль- ш им нетерпением Мейерхольд ждал новую пьесу, обещанную Чеховым театру, — «Три сестры». Отражая общее настроение в театре осенью 1900 г., он писал Чехову 4 сен­тября: «Неужели может случиться, что вы не дадите нам вашей пьесы в этом году!? Для меня это будет большое огорчение. Я все-таки, видите ли, рассчитываю получить рольку в вашей пьесе». Роль Тузенбаха в спектакле «Три сестры» была второй — и последней — ролью Мейерхольда в чеховском репертуаре Художественного театра. Но мейерхольдовский Тузенбах оказался менее удачным, чем его Треплев — и именно потому, что напоминал его. «Мейерхольд уж очень мрачен, очень напоминает Треп­лева»,— писал Чехову А. Л. Вишневский, сообщая о ходе репетиций «Трех сестер» (письмо от 12 января 1901 г.— ЛБ. Подчеркнуто Вишневским). Опасение Немирови­ча-Данченко, высказанное им по поводу роли Войницкого, оправдалось в роли Тузен­баха. В исполнении этой роли Мейерхольдом, в прошлом которого было пять лет ак­терской деятельности в Пензе, сказались остатки «привычек, заимствованных у про­винции», отмеченные Немировичем-Данченко еще в отзыве о нем как об ученике вто­рого курса (Архив Музея МХАТ). О трудностях, с какими по этой цричине давалась Мейерхольду роль Тузенбаха, Чехов знал из письма Немировича-Данченко от 22 ян­варя 1901 г.: «Мейерхольд выжимает, бедный, все свои соки из себя, чтобы дать жизне­радостность и отделаться от театральной рутины» («Ежегодник МХАТ 1944 г.», т. I. М., 1946, стр. 134. Имя Мейерхольда в публикации опущено). О «жесткости» и сухо­сти, об отсутствии бодрости, крепости и жизни у Тузенбаха в исполнении Мейерхольда писали во время репетиций и О. JI. Книппер, и Станиславский. Оттенок резонерства, содержащийся отчасти в самой роли, в исполнении Мейерхольда необычайно усилил­ся, и перед зрителем предстал добродетельный, но скучнейший барон-интеллигент, по меткому замечанию А. Р. Кугеля (в указанной выше статье о Мейерхольде). Такое впечатление о мейерхольдовском Тузенбахе сохранил надолго и очевидец первых спек­таклей «Трех сестер» Н. Е. Эфрос, упрекавший впоследствии актера за подчеркивание педантической сухости и раздражительности в своем герое. «Почерствела ирония Ту­зенбаха и потускнела лирика»,— писал он в монографии о спектакле (Н. Е. Эфрос. «„Три сестры". Пьеса А.П. Чехова в постановке Московского Художественного театра». Под ред. В. И. Немировича-Данченко. Пб., 1919, стр. 67).

Мейерхольдовская трактовка образа Тузенбаха должна быть учтена в числе при­чин, в силу которых первые спектакли «Трех сестер» были восприняты прессой как «тоскливая песнь о бесцельности жизни» (см. рецензию Я. А. Ф—ина.— «Курьер», 1901, № 34—36, от 3,4 и 5 февраля). Подобными отзывами о спектакле было вызвано настойчивое желание Чехова присутствовать на репетициях пьесы перед началом вто­рого сезона. К сожалению, мы не знаем, относится ли к Мейерхольду «авторское вну­шение», сделанное «кое-кому» Чеховым во время репетиций осенью 1901 г., о котором он писал JI. В. Средину 24 сентября (XIX, 140). Как бы то ни было — несоответствие мейерхольдовского Тузенбаха чеховскому прошло незамеченным на фоне спектакля, бывшего, по характеристике Немировича-Данченко, лучшим достижением Художест­венного театра «по ансамблю, по дружности исполнения и по зрелости формы» (см. его предисловие к кн.: Н. Е. Эфрос. «„Три сестры". Пьеса А. П. Чехова в поста­новке Московского Художественного театра». Пб., 1919, стр. 11). Чехов с удовлетво­рением отмечал в упомянутом письме к Средину, что «пьеса, как говорят, теперь идет лучше, чем в прошлый сезон»,.идет «великолепно, с блеском». Именно этот «прорежис- сированный слегка» автором вариант спектакля и вызвал в чутком зрителе — молодом Леониде Андрееве — острое чувство тоски по настоящей жизни и привел его к заклю­чению, что «Три сестры» — вовсе не пессимистическая, а «светлая, хорошая пьеса» (Дж. Линч. «Три сестры».—«Курьер», 1901, № 291, от 21 октября).

Исполнение роли Тузенбаха с 1902 г. Качаловым, сумевшим, в отличие от Мейер­хольда, показать жизнелюбие своего героя, усилило в спектакле звучание мечты о бу­дущем. «Отсутствие Мейерхольда незаметно,— писал Чехов Л. А. Сулержицкому о первом сезоне после ухода Мейерхольда из Художественного театра,— в „Трех сест­рах" он заменен Качаловым, который играет чудесно» (XIX, 371).

Третьей ролью Мейерхольда в Художественном театре, близкой содержанием к чеховским ролям и оставившей след во взаимоотношениях Чехова с актером, была роль Иоганнеса в «Одиноких» Гауптмана, которая ему была поручена в сентябре 1899 г. Обрадованный получением этой роли, Мейерхольд даже не очень огорчился тем, что оказался вне спектакля «Дядя Ваня», который театр готовил почти одновре­менно с «Одинокими». Но именно Чехову он сообщил о своей новой работе и обратился с просьбой помочь ему разобраться в характере Иоганнеса. «Напишите, что вы тре­буете от исполнителя роли Иоганнеса. Каким рисуется вам Иоганнес? Напишите хоть в общих чертах»,— писал он Чехову. Этим письмом от 29 сентября 1899 г. началась переписка Чехова и Мейерхольда, длившаяся до самой смерти писателя. Ответ Чехова Мейерхольду характеризует, с одной стороны,