Том 68- Чехов - Литературное наследство

пьес, умевший почувство­вать в «Чайке» пульс современной русской жизни, оказался все-таки в плену внешних эффектов. И это не могло не отразиться на спектакле, подготовка которого принесла много страданий и автору, и режиссеру (Станиславскому), и актерам.

«Довелось мне видеть „В мечтах",— писал Чехову П. И. Куркин в январе 1902 г.— Много блеска. Пьеса залита светом. Сцена нарядна, как никогда. После су­мерек и будничной прозы чеховских пьес попадаешь совсем в иной мир, как-то необыч­ный для этой сцены. Нужно, чтобы сначала глаза привыкли к этому блеску юбилея, Эрмитажа и княжеской квартиры» (J1B). И когда в марте 1902 г. в газетах появились рецензии, писавшие о чеховском влиянии в пьесе, Чехов возмущался: «Какой вздо- рище»,— писал он (XIX, 259).

Об отношении актеров к пьесе, о трудностях, с какими шли репетиции, и о среднем успехе спектакля в целом много писала Чехову О. Л. Книппер, сразу почувствовав­шая, что пьеса не понравится Чехову и будет ему чужда (см. ее письмо от 2 сентября

г., автограф.— ЛБ). Мейерхольд, сидевший с «сухой физиономией» на чтении пьесы 29 августа 1901 г. (письмо О. Л. Книппер к Чехову от 30 августа 1901 г.— «Пе­реписка Чехова и Книппер», т. I, стр. 440), очевидно понял, что постановка этой пье­сы уводит театр от его настоящего пути; он оказался в числе тех оппозиционно наст­роенных по отношению к режиссуре актеров, которые стали поговаривать, что пьесе не место в Художественном театре, и осведомлялись у О. Л. Книппер, не пишет ли Чехов обещанную комедию, т. е. будущий «Вишневый сад» (см. письмо О. Л. Книп­пер к Чехову от 18 декабря 1901 г., автограф.— ЛБ).

Вскоре после премьеры, на которой, во время первого действия, в зрительном зале слышались протесты, Мейерхольд был заподозрен в том, что подсадил в зал лиц, «ошикавших» пьесу (см. письмо Мейерхольда к Станиславскому от конца января

г., в котором он протестует против такого подозрения.—Архив Музея МХАТ). О солидарности Мейерхольда с той частью публики, которая была недовольна пьесой «В мечтах», свидетельствует его письмо к Чехову, написанное в конце декабря 1901 г., сразу же после премьеры. Основные недостатки пьесы, по мнению Мейерхоль­да,— безразличное отношение автора к буржуазии (точнее было бы сказать — увле­чение внешней красотой буржуазно-мещанской жизни) и пестрота и красочность при незначительности содержания. Публика увидела в авторе пьесы ученика Боборыкина и была обижена за своих любимцев — Чехова и Гауптмана—таково место, отве­денное пьесе Мейерхольдом в современной литературе. «... Получилось нечто похожее на роман г. Боборыкина — пестро, пожалуй, красочно, но поверхностно»,—писал и рецензент П.Р-с-в в «Русском листке» (1901, № 352, от 23 декабря).

В характеристике пьесы Немировича-Данченко, данной Мейерхольдом, есть все, что по существу сказал, только в отрывочных замечаниях, сам Чехов (между прочим литературные достоинства именно этого письма были отмечены Чеховым в письме к О. Л. Книппер). «Пестро, красочно»,— писал о пьесе Мейерхольд; «шумной и трес­кучей» — назвал ее Чехов. Чехов отметил и мещанский характер пьесы (XIX, 335) и, как мы видели, чуждость этого произведения его собственной драматургии.

Но в отличие от Мейерхольда Чехов понимал, что эта постановка — только эпи­зод в большом и сложном пути Художественного театра; и действительно, дальнейшее развитие театра определилось не этим спектаклем, а сближением театра с драматур­гией Горького (работа над «Мещанами» началась через неделю после премьеры «В меч­тах») и постановкой «Вишневого сада». Мейерхольд же воспринял постановку пьесы Немировича-Данченко как измену театра Чехову и прежним идеалам. Поэтому так многозначительно звучат его слова в начале письма: «Пускай другие меняют свои увле­чения художниками, как пиджаки,— тысячи таких, как я, останутся верными вам, Антон Павлович, навсегда».

Примечательна разница между первым и последним письмами Мейерхольда, напи­санными из Художественного театра. В первом — радостное ощущение своего единства с театром, связавшим свое творчество с творчеством величайших драматургов совре­менности («Наш театр», «мы вас ждем» ■— обращается он к Чехову). В последнем же — ни слова о планах театра или о своих личных работах в театре. Не случайно «инфор­мационная» часть этого письма, кроме характеристики спектакля «В мечтах», обраще­на во внешнюю, нетеатральную жизнь. Возмущение пьесой Немировича-Данченко заслонило все остальные театральные впечатления, и Мейерхольд не сообщил Чехову ни о начале репетиций «Мещан», ни о роли Петра, порученной ему в этой пьесе. Зато сильны в письме глубоко личные признания Мейерхольда: «Я вами живу теперь, я должен поблагодарить вас за поддержку»,— пишет он, перечитывая произведения Че­хова в издании Маркса, давая восторженную оценку его творчеству. От умевшего читать между строк Чехова не могло ускользнуть одиночество Мейерхольда в театре.

Критические нотки по отношению к режиссуре, характерные для Мейерхольда с самого начала его работы в театре, особенно усилились в этом последнем для Мейер­хольда сезоне Художественного театра. Упрек (устами Чехова) в увлечении показом бытовых деталей в «Чайке», разочарование в «Снегурочке», недовольство товарищами- актерами, будто бы в отличие от него далекими от политики и общественных задач искусства, и, наконец, ощущение чуть ли не морального падения режиссуры в связи с постановкой «В мечтах» — все это носило характер принципиального расхож­дения с театром. Немирович-Данченко, тяжело переживая трудную полосу в жиз­ни МХТ в конце 1901—начале 1902 г., был вынужден признать ряд направлений в театре, и в их числе — мейерхольдовское (см. Вл. И. Немирович-Дан­ченко. Избранные письма. М., 1954, стр. 225).

Внутренний отход Мейерхольда от театра усилился его неудовлетворенностью своей личной работой, в частности незначительной загруженностью в ролях. Особенно тяжелы для него были месяцы, предшествовавшие реорганизации театра в новое товарищество пайщиков. Реорганизация, о которой было объявлено в газетах 17 февраля 1902 г., готовилась в исключительно нервной обстановке, усугубленной трудностями репетиционных работ над пьесой «В мечтах». «Вообще как-то тяжело в театре. Переживаем тяжелую полосу»,— писала О. JI. Книппер Чехову 18 ноября 1901 г. после одной из репетиций пьесы («Переписка Чехова и Книппер», т. II, стр. 78). В отличие от прежних лет новое «Товарищество деятелей Московского Художественного театра» предусматривало включение по выбору дирекции в число пайщиков актеров, что вызвало среди последних не только радость, но и тревогу. Разговоры о будущих переменах в театре особенно беспокоили «не основных», мало загруженных в репертуаре актеров.

Душевное равновесие Мейерхольда, чувствовавшего, что его актерская деятель­ность в Художественном театре подходит к концу, было настолько нарушено, что он, боясь нервного припадка на сцене, просил 5 февраля отменить «Три сестры». А 12 февраля, в день баллотировки «сомнительных» членов труппы (среди которых он не значился, но было уже известно, что и в число пайщиков он не включен),