Вавилонский голландец - Макс Фрай

Кэти Тренд

Абсолютно скользкая ткань

На парусном корабле обязательно бывает вымпел.

На маленьких яхтах это колдунчики, маленькие ленты, привязанные к снастям. На большом парусном корабле вымпел поднимается на мачте, как настоящий флаг. Назначение вымпела техническое: он делает ветер видимым. Обычно это длинная полоса легкой ткани, шириной от полуметра до метра, длиной метров этак двенадцать.

Мы с Сандрой терпеть его не можем.

Проблема с вымпелом состоит в том, что он очень легко запутывается. Стоит только привестись, и дурацкая эта лента вплетается своими двумя зубцами в ванты, или наматывается на штаг, или обвивается вокруг мачты мертвым узлом. И эта проблема – моя и Сандрина. Моя потому, что обычно на брам-стеньгу поднимается мой матрос Мартин, молчаливый и немного скованный на палубе и удивительно подвижный и пластичный наверху. А Сандра славится своим умением быстро шить на машинке, так что подрубать, надставлять и перешивать эту нашу головную боль приходится ей.

У вымпела отвратительный характер. Он очень любит запутаться в какой-нибудь неподходящий момент. Не то чтобы мы не умели следить за ветром по другим признакам, но, знаете ли, раздражает, когда мы, такие все из себя красивые, как символ мечты и надежды, идем по длинной и красивой шхере куда-нибудь в Ставерн, мимо какого-нибудь Лангезунда, на фоне рубленых норвежских скал, всеми своими выветренными лицами глядящих на нас сверху, а вымпел треплется на фок-мачте неопрятной буквой «Р» и портит весь наш прекрасный вид.

Вымпел у нас голубой, с белой книжкой у шкаторины. Он чем-то напоминает флаг компании «МАЕРСК», только гораздо длиннее и раздвоен на конце. Наверное, проблема именно в этой раздвоенности, но капитан утверждает, что так надо. Да и на «Шарлотте-Анне», помнится, вымпел был раздвоенным, но все-таки покороче, к тому же на шхуне гораздо реже возникают ситуации, в которых он может запутаться.

Капитан Дарем абсолютно уверен, что с точки зрения стиля вымпел необходим. Вот это-то и есть самое неприятное.

В Атлантике мы почему-то вдруг попали в полосу штиля. Честно говоря, мы даже обрадовались. В последнее время мы так часто сражались с идиотским вымпелом, что обрадовались моторам, как передышке. Два дня мы мирно трюхали по зеркальной воде, но вечером третьего дня капитан поднялся на палубу с мрачным выражением лица, и по зеркалу океана пошла рябь.

– Сандра, – холодно произнес он, – мне надоело это жужжание. Распорядитесь поставить паруса и заглушите, наконец, этот проклятый мотор!

– Но ведь штиль… – Сандра соскочила с края юта и растерянно встала навытяжку.

– Ветер будет, вы только мотор заглушите. У меня доклад в Квебеке, а я не могу сосредоточиться. Что за корабль, невозможно работать, все возражают!

– Есть, сэр! Слушаюсь, сэр, – Сандра выхватила откуда-то из-за горденей бизани свою треуголку, напялила ее и с совершенно серьезным выражением лица отдала честь.

– То-то же, – проворчал капитан, – а то штиль им не нравится…

– Ну хорошо, – вздохнула Сандра, когда капитан покинул мостик, мы расслабились и снова присели на палубу юта, – можно и паруса, а реи-то куда брасопить?

– Подождем, – предположил я.

Минут через десять ветер задул, хотя и в правую скулу, Сандра объявила парусный аврал, и все завертелось. По случаю бейдевинда паруса мы поставили по возможности косые, и Сандра уже практически их настроила, когда на палубе вновь сгустился капитан и язвительно напомнил:

– Вымпел, вымпел не забудьте.

– Черт, – сказала Сандра.

На этот раз вымпел был из флагдука. Это был чистой воды эксперимент: мы уже испробовали капрон, лавсан, даже органзу и вискозу, любая ткань через полчаса парусного хода завязывалась намертво. Мы предположили, что, возможно, моряки былых времен знали свое дело и не зря шили флаги из собачьей шерсти; но против эксперимента был ветер, который должен был намотать длиннющий флаг ровно на фока-ванты левого борта.

Так и случилось.

Как раз на моей вахте я услышал сверху знакомые хлопки, перешел к левому борту и оттуда обнаружил, что необязательно даже посылать Мартина, справится кто угодно: вымпел зацепился за ванты чуть ниже путенс-вант, то есть совсем низко. Посланный матрос пристегнулся к вантам и за полчаса сумел аккуратно развязать узкие концы флага. Вымпел снова затрепетал в опасной близости от снастей.

Я почувствовал смертельную усталость. Океанские переходы хороши тем, что можно много дней идти одним галсом, однообразие океанских волн – это ровно то, что подходит моему характеру; и тут эта ненавистная тряпка все портит. Мы вполне могли бы поднять в качестве флага и что-нибудь менее капризное.

Меня спас Джонсон, которому было скучно и не хотелось ни спать, ни читать. Задумчивым шагом он поднялся на мостик, оглядел меня с ног до головы и произнес:

– Что-то ты, Йоз, плоховато выглядишь. Давай я тебя подменю минут на пять, сходи покури. Сандра все еще там.

– Спасибо, друг, – прочувствованно отвечал я, – ты меня спасаешь. Следи за вымпелом, ладно?

Сандра, поглядывая наверх, задумчиво пыхтела своей маленькой трубочкой.

– Знаешь, Йоз, мне кажется, флагдук – не панацея, – печально сказала она.

– Да, я тоже заметил. Что мы еще не пробовали?

– Все мы уже пробовали. Нам нужна абсолютно скользкая ткань.

– Абсолюта не существует, – уныло отозвался я, – все относительно. Разве что капитан согласится на менее длинный вымпел.

– Он скажет, что это абсолютная чушь, – уныние разливалось по палубе бака, как встречная волна, – и что стиль и честь корабля дороже.

– Знаешь, я бы посмотрел, как он сам с этим справляется.

– А что, – оживилась Сандра, – до полуночи минут пятнадцать, вот и посмотрим!

На мостик я вернулся в несколько лучшем настроении. Действительно, интересно будет посмотреть, как ночные матросы будут сражаться за честь и стиль. Последние пятнадцать минут показались мне длиннее всей вахты, они тянулись и тянулись, как ненавистный вымпел, но наконец на мостик вышел почти вещественный капитан, оценил состояние парусов и флагов, кивнул и принял у меня вахту.

Погода как раз была идеальной: ослепительное звездное небо, почти зеркальная вода, – стараниями капитана весь ветер сосредоточился на высоте парусов. Сандра сварила кофе, с кружечками мы поднялись на ют и уселись на длинную, от борта до борта, уютную дубовую лавку. Капитан оглянулся и поднял бровь.

– Прекрасные звезды, – жестом экскурсовода повела рукой Сандра.

Капитан отвернулся и пожал плечами.

А мы, прихлебывая кофе, пристально наблюдали за его действиями.