Соловей для черного принца - Екатерина Левина

Легла я рано. Глядя, как по оконному стеклу бегут, оставляя извилистую дорожку, мутные капли дождя, я думала о завтрашнем вечере, о Дамьяне, о своей ноющей боли в груди. Вскоре сон сморил меня. Но ненадолго. Прежний кошмар вновь повторился. Он родился в глубине коридора и шелестящими шагами подкрался к двери. Я точно ожидала этих звуков, как ждала их все предыдущие ночи. При первом же, еще отдаленном и едва уловимом поскрипывании пола, я проснулась и стала слушать. Сквозь глубокое безмолвие, что царило в доме, размеренный шум дождевых капель, бьющих в стекло, раздавался точно барабанная дробь. Но он не смог укрыть осторожный шорох шагов. Неизвестный опять попытался открыть дверь, но мой ключ торчал в замке, вновь помешав ему попасть в комнату. Я уговаривала себя встать, открыть дверь и, наконец-то, узнать правду. Но то ли страх парализовал меня, то ли боязнь увидеть за дверью Дамьяна, лишила меня воли. Я так и осталась в постели.

Только через продолжительное время я заснула. И в эту ночь снились мне буйные заросли дикой розы, они все разрастались, набухали, как размокшие в молоке дрожжи, и окутывали мое безвольное тело колючими, извивающимися, точно змеи, лианами. Я задыхалась.

Утром и весь день тревожный сон не оставлял меня. Ярко-красные бутоны роз, навязчиво стояли перед глазами, точно неумолимое предупреждение о чем-то. Я гнала воспоминания прочь. Что за вздор бояться каких-то снов, в которых видела-то всего лишь… цветы.

Но вот наступил долгожданный вечер. Я спустилась в зал самая первая, так как готова была уже задолго до назначенного времени и последние полчаса бесцельно провела у окна, пересчитывая цветочные горшки и чугунки, развешанные на изгородях меж серыми домами.

Одеться мне помогла Джудит. Все то время, что служанка завивала меня, закалывала тяжелые пряди, падавшие на плечи и спину, натягивала платье, расправляя оборки и складки, она самозабвенно услаждала мой слух восторженными речами. И хотя мне было приятно ощущать собственную привлекательность, я чувствовала себя обескураженной — смотря на себя в зеркало, я видела незнакомую красавицу с пылавшими, точно расплавленное золото, глазами. Я смотрела на себя и гадала, как отнесется к моему преображению Дамьян. Что я увижу в его лице? Восхищение? Или равнодушие, какое он демонстрировал в последнее время? Или же ненависть? Я страшилась и вместе с тем с трепетом ждала мига нашей встречи.

На обнаженные плечи я накинула гипюровый шарфик в цвет отделки платья и заколола его аметистовой брошью-соловьем. Перед тем как выйти из комнаты, я еще раз оглядела себя.

— Только не трусить, — прошептала я своему отражению. Этот вечер изменит всё. И я должна с достоинством принять все последствия. Ради Сибил я свыкнусь с мыслью, что моей жизнью теперь станет Китчестер, а его холодные вековые камни — моей судьбой. Почему-то дед возлагал на меня определенные надежды в связи с замком и даже больше, чем я сама, верил в мой китчестеровский дух и решительность. Он верил, что я смогу принести пользу его каменному идолу, и я надеялась, что, дав согласие, не подведу его.

Щеголяя глубиной декольте, мерцая переливами бриллиантов, леди Редлифф принимала прибывающих гостей на кушетке, стоявшей напротив арочного входа в зал. Негнущийся стан и твердость властного старческого лица воплощали в себе непоколебимый дух Китчестеров. Она держалась с таким величием, что ветхая мебель начала казаться мне королевским троном.

Я была позади кушетки, и между приветствиями коротала время тем, что разглядывала оригинальную шляпку леди Редлифф. Не обратить внимания на это произведение искусства было невозможно, и я отметила, что тетя Гризельда, скорее всего, проиграет в их негласном соперничестве. Аккуратная маленькая шляпка, казалось, чудом удерживалась на пышном парике с тугими буклями, обрамлявшими надменное лицо. В центре нее поместилось гнездо из кручёных нитей жемчуга и тесьмы. В нем, расправив острые крылышки, будто готовясь вспорхнуть, сидела райская птица с феерически-ярким оперением. В свете факелов ее черные жемчужины глаз тускло поблескивали, и каждый раз я ожидала увидеть скатившуюся слезу.

Рядом, напыжившись, росточком едва доставая мне до плеча, застыл граф Китчестер и с галантностью прикладывался к ручке каждой гостьи. По случаю приема, старик вылез из извечного зеленого камзола и облачился в черный фрак с длинными фалдами, белоснежную сорочку и галстук, завязанный бабочкой с широкими, точно лопухи, концами.

К приезду первых гостей в зале собралась вся семья. Не было только Дамьяна. С каким-то настороженным ожиданием я всматривалась в зияющий проход арки и безотчетно теребила брошь на груди. От стариковского чутья не укрылось мое волнение. Когда графу было нужно, он всегда замечал и понимал мое настроение. Тем более сейчас, когда он следит за мной, точно затаившийся хорек за нерадивым цыпленком, и видит все, что творится в моей душе.

— Старые трюки… — изрек старик, не скрывая веселья, — вот увидишь, мальчишка опять назло Норе вырядится в лохмотья. То-то ее черствый подбородок вытянется по шесту пуговицу!

— Надеюсь, он не выкинет ничего подобного, — прошептала я в ответ, — иначе сенсационный прием закончится похоронами.

Олбаны появились самыми первыми. Их возглавлял старый барон, который презрев свои почтенные года, шибкой рысью устремился к нам, и лающим голосом сообщил, что в угоду столь дорогим друзьям, ему пришлось отказаться от послеобеденной охоты, уже давно ставшей неизменным ежедневным ритуалом, "подобно испанской сиесте".

Осматривая их компанию, я подумала про себя, что внук барона Артур Блэкни несомненно будет отмечен вниманием Виолетты. Крупный, светловолосый и достаточно наглый, чтобы привлечь Летти. В нем не ощущалось ни грана благородства, зато сразу бросались в глаза капризные губы и фатовство. Когда нас представили друг другу, он окинул меня клейким взглядом, и я впервые в жизни пожалела, что рядом не оказалось Дамьяна, который бы уж точно не спустил со счетов подобное хамство.

Без лишних церемоний лорд Олбан осведомился, ужель я и есть внучка. И после подтверждения, завел разговор о "том самом" скандале, разбавляя воспоминания вставками об охоте на торфяных болотах и вкусовых качествах молоденьких перепелов и бекасов.

Дирингсы тоже не заставили себя ждать, и вскоре Джордан объявил об их прибытии. Оба, и лорд и леди Дирингс, мало улыбались и, я бы сказала, чувствовали себя не в своей тарелке. Но леди Редлифф приветствовала их, как равных, дружелюбно и ласково. И даже поинтересовалась здоровьем их единственного сына и наследника, сделавшего в Лондоне блестящую политическую карьеру и дружившего с самим лордом Биконсфилдом вплоть до его смерти.