Великий магистр - Елена Грушковская

— Пожалуйста, будьте так добры… Не могли бы вы не плевать на пол?

В этот момент меня как раз потряс очередной приступ кашля, и к кровавым плевкам на полу добавился ещё один. Консьерж поджал губы и повторил безукоризненно вежливым, но донельзя мерзким голосом:

— Уважаемая госпожа… Я убедительно прошу вас не загрязнять холл, ведь о его чистоте приходится заботиться мне…

Вытерев губы, я прохрипела:

— Я вас плохо слышу… Не могли бы вы нагнуться и повторить?

Он чуть склонился и начал:

— Госпожа, я насчёт пола…

— Простите, я не слышу, — повторила я. — Ещё чуть ближе можно?

Консьерж, ничего не подозревая, нагнулся достаточно близко, чтобы я могла схватить его за горло. Стиснутое моей рукой, оно издавало хлюпающие звуки, а глаза парня выпучились так, что казалось, будто они на стебельках.

— Ты, сука, не видишь, что я ранена? — захрипела я ему в лицо. — Заткнись, понял? И не смей вякать… А то заставлю тебя вылизывать твой грёбаный пол собственным языком! Хочешь слизнуть мои плевки?

Вращая выпученными глазами, придушенный консьерж сумел только отрицательно мотнуть головой.

— Не слышу, повтори! — Я сжимала его горло крепче.

— Кх-кххх, — только и смог он ответить.

— Не поняла?!

— Кххх…

Я чуть ослабила хватку, и консьерж смог прохрипеть, заикаясь:

— Из-звините… гос-спожа… Кхе… У меня нет никаких… кхе… претензий…

Я отшвырнула его и плюнула ему вдогонку. Он убрался за свою стойку, всё ещё давясь и покашливая.

Такое вот гостеприимство.

В глазах темнело, во всём теле была жуткая слабость. Каждый вдох причинял боль, а от кашля я едва не теряла сознание. С губ капала кровавая слизь. В таком плачевном состоянии меня и застал вернувшийся в третьем часу ночи Оскар.

— Девочка моя! — воскликнул он взволнованно, склоняясь надо мной. — Что произошло? Ты ранена!

— Ничего… Порядок, — просипела я, садясь на диванчике с его помощью. Голос мой звучал, как дырявая гармоника.

— Да какой порядок, я же вижу! — Оскар обратился к консьержу: — Пауль! Давно она здесь?

— Около двух с половиной часов, ваше превосходительство, — послышался смиренно-робкий голос консьержа. Даже некоторая обречённость в нём прозвучала, будто Пауль задницей чувствовал, что ему сейчас влетит… В общем, задница Пауля чувствовала лучше, чем соображала его голова.

— Кретин, — сказал Оскар негромко, но ледяное спокойствие его голоса звучало гораздо страшнее, чем гневный крик.

— Да, ваше превосходительство, — покорно согласился Пауль.

— Ты идиот, — добавил Оскар.

— Совершенно с вами согласен, ваше превосходительство, — рабски преданно откликнулся консьерж.

— Не понимаю, что такой тупица вообще делает на службе в этом престижном доме, — продолжал Оскар выражать своё крайнее неодобрение.

— Сам диву даюсь, ваше превосходительство, — развёл руками Пауль.

Вид у него был при этом придурковато-покаянный: если б он мог, он бы ковриком расстелился под ногами Оскара.

— Ты должен был немедленно связаться со мной, остолоп, — сказал Оскар. — А не оставлять её тут истекать кровью.

— Виноват, ваша светлость, — печально ответил консьерж.

Переходя от слов к действиям, Оскар подхватил меня на руки и повелительно бросил Паулю:

— Ключи, дубина! Беги вперёд и отопри нам дверь!

Тот, изо всех сил стараясь угодить и продемонстрировать расторопность, кинулся к шкафу с ключами, да по дороге поскользнулся на моём плевке и растянулся на полу, чем заставил Оскара презрительно фыркнуть.

— Извиняюсь, ваше превосходительство, я мигом! — заверил Пауль, резво поднимаясь.

Перескакивая через ступеньку, он помчался впереди, а Оскар сказал мне:

— Всё будет хорошо, дорогая, мы тебя мигом вылечим.

Через минуту я сидела на кровати, раздетая по пояс, а Оскар осматривал мою рану. Пауль стоял в дверях истуканом, не сводя взгляда с моей груди. Оскар, заметив его, приказал:

— Пошёл вон, недоумок! И добудь полтора литра крови!

Пауль опомнился.

— Будет сделано, ваше превосходительство! — С этими словами он низко поклонился и выскочил из квартиры.

Оскар наложил мне повязку и уложил в постель. Я хотела немедленно рассказать ему всё, но он прижал мои губы пальцем и сказал ласково:

— Не утруждайся, милая, тебе сейчас тяжело говорить.

Кашель снова сотряс мою грудь, и на белоснежном полотенце, которое Оскар заботливо подал мне, появилось кровавое пятно. Я смогла выговорить только одно слово:

— Лёля…

Оскар понимающе кивнул.

— Не беспокойся. Я всё улажу.

— Это не она, — прохрипела я. — Я сама… Случайно упала.

Он снова кивнул, хотя в его взгляде отразилось понимание истинного положения дел. Разве его можно было обмануть?

— Она здесь ни при чём, — из последних сил выдохнула я.

— Ну конечно, разумеется, — мягко сказал Оскар, кладя ладонь мне на лоб. — Ш-ш, успокойся… Всё будет хорошо.

Пауль принёс кровь, и меня напоили ею. Боль и чувство сдавливания в груди начали постепенно отпускать, в теле разлилось тепло, а глаза начали непреодолимо слипаться.

Я провалялась в постели два дня. Рана зажила, но боль полностью меня не оставила. Конечно, она порядком ослабела и не шла ни в какое сравнение с тем пульсирующим адом, что прежде сжигал меня изнутри. Теперь в груди временами тупо и тоскливо ныло.

— Ну, как твоя рана? Посмотрим, — сказал Оскар, разматывая повязку. — Прекрасно, полностью зажила.

— Но, кажется, будет ныть к перемене погоды, — невесело усмехнулась я.

Оскар посмотрел на меня проницательно. Ничего не сказав, он только поцеловал меня в лоб. Пауль принёс очередную порцию крови, и я, опять отупев от сытости, завалилась в постель.

— Ты устала, моя дорогая, — проговорил Оскар, заботливо поправляя одеяло. — Тебе нужно отдохнуть, пожить в уединении. И так будет безопаснее для тебя. Думаю, мой особняк как раз подойдёт для этого.

Я спросила о том, что меня больше всего беспокоило:

— А Лёля? Что с ней?

Оскар вздохнул.

— Она арестована по подозрению в убийстве отца.

Я даже приподнялась на локте.

— Как это так?!

— Да тихо ты. — Оскар мягко надавил мне на плечи, принуждая снова лечь. — Похоже, это дело рук Октавиана. Видимо, он тоже всерьёз верит, что она — будущая избранная, раз хочет вывести её из игры ещё ДО того, как она станет одной из нас. С другой стороны, ведь он мог бы просто убить её… Однако, не решается. Значит, всё-таки побаивается чего-то.

Я упала на подушку.

— И как они только выведали… Ведь я об этом никому, ни одной душе…