Скажи миру – «нет!» - Олег Верещагин

– Что ты с ним сделал? – спросил я.

– Ничего, – коротко ответил Джек. – Так, с плечом все в порядке, хватит повязки…

– Не убил? – искренне удивился я. Все вокруг со звоном поплыло – Джек добрался до раны в боку. Я усилием воли заставил себя выбраться из позванивающей круговерти. – Какого черта?

– Это надо промыть, зашить и перевязать, – Джек встал. – Посиди, держи руку на дырке. Я сейчас все принесу.

– Я задал вопрос, – напомнил я.

Джек долго молчал, сидя рядом. Я слышал, как он ровно дышит, и, привалившись к нему, начал то ли засыпать, то ли все-таки терять сознание, когда его голос заставил меня вздрогнуть и отшатнуться:

– Ты вряд ли поймешь… и хорошо бы тебе никогда не понимать этого. За двадцать с лишним лет сгорело все, Олег. Любовь и ненависть перегорели в пепел, страх и боль забылись, надежды и вера стерлись… Камни в Зонтгофене, на которых написаны наши имена, – остались. И нас осталось всего двое, Олег… – он встал. – Сейчас принесу необходимое, и заштопаем тебя.

Единого центра сопротивления на левобережье Куры не существовало. Получалось так, что мы, двигаясь от побережья Черного моря, вбирали в себя другие отряды, как соединяются друг с другом шарики ртути. К началу четвертого дня вместе шли следующие отряды:

Колька – 43 чл.,

Пашка – 40 чл.,

Марио – 37 чл.,

Ярослав – 20 чл.,

Лаури – 22 чл.,

Тиль – 24 чл.,

Олег – 15 чл.,

Карди – 18 чл.,

Улав – 14 чл.,

Дидрих – 21 чл.,

Лешка – 18 чл.,

Франсуа – 17 чл.,

Ромка – 29 чл.

ВСЕГО: 318 бойцов.

Я, если честно, так отвык от многолюдства, что этот отряд казался мне целым войском. Совершенно неожиданно обнаружился Лешка Званцев – тот парень, с которым мы в первое лето собирались зимовать под Москвой. А мое обещание Вадиму пошло прахом, потому что и Франсуа обнаружился тоже. А с ним была Наташка, и с этим ни черта нельзя было поделать. Они, кстати, тоже чувствовали себя не очень, и Наташка даже не стала разговаривать с нашими девчонками, разыскавшими было ее… А уж про Вадима я вообще не говорю – он резко осунулся и замкнулся в молчании, а с ним мучилась Ирка…

…Этим – четвертым – утром мы собрались на совет. Было еще совсем рано, наш лагерь толком не проснулся. Мы рассаживались на камнях вокруг песчаной площадки, оценивающе глядя друг на друга. Уже когда все разместились, какое-то время царило молчание. Потом заговорил Ромка – коренастый рыжеволосый парнишка лет шестнадцати, чей отряд постоянно обитал в этих местах:

– Наверное, всем и так понятно, зачем мы тут собрались. Вторая группировка – около четырехсот ребят – сейчас стоит к востоку от нас, километрах в двадцати. Вообще-то подойдут и еще подкрепления, но ждать долго мы не можем. Перевалы вот-вот откроются, тогда урса пойдут через Куру. – Он протянул вперед длинную прямую саблю и одним движением вычертил Куру. – Тут стоят – на протяжении двадцати километров – около шестнадцати тысяч урса. Мы – тут. Вторая группировка – здесь.

– Шестнадцать тысяч на семьсот – это по двадцать два – двадцать три ниггера на каждого из нас, – подал голос Дидрих, светловолосый атлет со шрамом на левой щеке.

– Ну, каждый из нас стоит десяти урса, – буркнул Пашка.

– Все равно получается, что нас хватит на семь тысяч, – заметил Лешка.

– Что? – не понял Ромка.

– Я говорю, что даже по десять урса на каждого из нас – все равно получается семь тысяч. И даже по двадцать до победы не дотягиваем.

– Что ты предлагаешь? – спросил Ромка. Лешка пожал плечами, но Улав – желтоволосый норвежец в кирасе из серебряных полос – предложил вместо него:

– Мы можем отойти на перевалы Кавказского хребта и оборонять их, пока не соберутся еще подкрепления.

– А еще, – Карди (Нэд), вытянув вперед поврежденную мной ногу, насмешливо оглядел всех, – можно вообще плюнуть на происходящее.

– Как это плюнуть?! – вскочил Марио.

– Слюной, – любезно пояснил Карди. – Если пошли разговоры об отступлении и обороне. – Он встал, опираясь на шпагу. – А вот если судить по твоему плану, Роман, то вот тут Кура делает резкий поворот и полупетлю. На нашем берегу вплотную к воде подступает лес, на их берегу – скалы. В скалах они умеют драться еще хуже, чем в лесу. Представьте себе, что мы открыто объявимся на побережье. Как вы думаете, они удержатся от нападения? Вот мы, три с небольшим сотни человек. Или бросятся переправляться через Куру, пока берега свободны?

– Они пришли нас убивать, – сказал Франсуа, нянча на ладони саблю в ножнах. – Они не удержатся.

– Я тоже так думаю, – кивнул Карди и снова начал чертить. – Они переправляются и пытаются навалиться на нас в лесу. В это самое время второй наш отряд – мы с ними свяжемся – ниже по течению тайно переправляется через Куру и выходит урса в тыл. Если учесть их склонность к панике – они вполне могут решить, что нас в несколько раз больше. И дело выиграно.

– Авантюра, – коротко отрезал Дидрих. – Стоит им на секунду сохранить хладнокровие – и нам конец. Нас семь с половиной сотен, поделенных на два отряда. Их – шестнадцать тысяч. Они навалятся, это ты точно сказал, Карди, и расплющат нас.

– В лесу? – пробормотал Тиль. – Нет, в лесу им нас не раздавить, Дидрих. Это не полевое сражение. В лесу мы раздергаем их и перебьем по группам, а вернуться они не смогут, их атакуют с тыла. Кроме того, у нас немало луков, арбалетов и аркебуз. Да и с десяток стволов, кажется, есть?

– Есть, – кивнул Колька, и Ромка кивнул тоже.

– Вот, – заключил Тиль. – Нет, мне план англичанина по душе. Все решится сразу.

– Он тебе по душе, потому что ты чокнутый, – заявил Дидрих. Разговор шел на вавилонской смеси из десятка языков, я отлично все понимал, но помалкивал. И сильно удивился, когда Ромка спросил:

– А ты что думаешь, Олег?

– Я? – на миг я смешался, но всего на миг. – Я отличный фехтовальщик, – скромности в моем заявлении не прозвучало, – но в больших сражениях ничего не понимаю… Впрочем, я согласен с Тилем. Лучше всего идти и сражаться. Ведь драться все равно придется. Не сегодня, так завтра. Зачем ждать?

Утро было теплым, сырым и туманным. Все вокруг закутала искажавшая звуки серая пелена, передвигавшаяся и меняющаяся. В ней выступали смутные фигуры, слышались лязг, неясные разговоры, шаги, хруст веток. Лагерь постепенно просыпался.

Еще толком не продрав глаза, я взглянул на запястье и с полминуты тупо соображал, куда делись часы. Потом вспомнил, тяжеловато сел, передернув плечами. Несколько наших тоже уже проснулись; Анри молча протянул мне половину вяленой рыбы, налил в котелок чая. Чай был настоящий, местный, только без сахара – но от этого, как ни странно, даже вкусней.