Скажи миру – «нет!» - Олег Верещагин

Я удивился, увидев, как начал подпевать Иван, причем по-русски, широко раскрыв глаза и довольно красиво:

Возвращаются все,Кроме лучших друзей,Кроме самых любимыхи преданных женщин…

Возвращаются все,Кроме тех, кто нужней…Я не верю судьбе,я не верю судьбе, а себе —еще меньше…

И мне хочется думать,Что это не так,Что сжигать кораблискоро выйдет из моды…Я, конечно, вернусь —Весь в друзьях и в мечтах…Я, конечно, спою —не пройдет и полгода…

…– Ты откуда знаешь Высоцкого? – спросил я Ивана. Болгарин пожал плечами:

– Отец любит… любил… любит.

– Ясно, – кивнул я.

А Андрей уже снова подначивал Басса:

– Игорь, давай эту, – он напел: – «Не хватило чуть-чуть нам попутной погоды…»

– Понял, сейчас. – Басс положил перед собой котелок: – Рубли и валюту кидайте сюда…

Не хватило чуть-чуть нам попутной погоды…Все пороги прошли, вроде все позади, —Просто слишком везло нам все время в последние годы,Но тревожное чувство невольно копилось в груди…

Он помолчал, глядя в огонь, особенно яркий в сгущающихся сумерках, и продолжал, перебирая струны:

Но когда меж озер запетляла красавица Хета,Гальку разных пород в Ледовитый неся океан,Ураганным порывом промчалось таймырское лето,Первый снег опустился на плечи седых Путоран.

Норд завыл и закрыл горизонт облаками,Бьет дождем по стеклу и гудит, как орган.Среди топких болот затерялась фактория Камень.Мы на ней пятый день. Пятый день – ураган.

Тяжело ожидать, если день тот не первый,Если завтра опять не отправимся в путь.Все устали. Уже начинают пошаливать нервы…Не спешите, друзья, потерпите, ребята, чуть-чуть…[47]

…Стемнело совсем, звезды перемигивались почти во все небо, только на севере, где-то над хребтами Кавказа, похоже, шел дождь. Но ветер дул на запад, и я, пиная в ручей камешки, лениво подумал, что тучи снесет в Черное море.

Наш лагерь все шумел, хотя многие уже спали, но этот шум мне не мешал. Я отошел к концу гряды, на которой мы остановились, – тут тропинка вновь уходила в лес, заплетенный кустарником, через который нам придется продираться завтра. Далеко-далеко впереди, в неразличимой тьме, тоже горели костры – россыпью, штук шесть. Как это обычно бывает ночью, я не мог понять, сколько до них. Могло быть и двадцать, и пятьдесят, и больше километров по прямой. Интересно, кто это, подумал я, вглядываясь в огни… и вдруг меня охватило странное, захватывающее дух чувство – как в парке, когда кружишься на «Ветерке». Огни надвинулись с бешеной скоростью… или нет, это даже была не скорость, а… не объяснишь словами, просто я вдруг увидел эти костры так, словно оказался рядом с ними, чуть сверху. Точнее не скажешь. Я почему-то не испугался и не удивился, а просто рассматривал людей у костров. И высокого мальчишку с длинными светло-русыми волосами, нижняя часть лица которого была закрыта жесткой кожаной маской. Мальчишка стоял, уперев согнутую ногу в пенек и положив руки на рукоять длинной шпаги, поставленной у носка другой ноги. Руки почти до самых локтей были закрыты крагами, на которых поблескивал металл.

Он поднял глаза. Встретился со мной взглядом.

И мне показалось, что я упал с высоты не меньше трех метров…

– Олег, Оле-ег…

Голос был негромким, а вот хлопки по щекам – довольно ощутимыми. Я открыл глаза и различил над собой лицо Джека.

Я сел, придерживая рукой затылок. С трудом ворочая языком, спросил:

– Что со мной было?

– Это интересный вопрос, – заметил Джек, садясь рядом. – Подошел я спокойненько к краю тропинки по своим делам. Сделал их, поворачиваюсь – а там ты валяешься. Ты откуда упал?

– Упал? – Я посмотрел в сторону далеких костров, оперся ладонями о теплую землю. – А, да… упал… Джек, – я повернулся к нему, – «вилька, полька, тарэлька пишутся бэз мягкого знака. Сол, фасол, антрэсол пишутся с мягким знаком. Дэти, запомнитэ это, ибо понять это нэвозможно!»

– Чего? – Джек свел брови. – Ты, когда падал, головой не?.. – Он заглянул мне в глаза.

– Не знаю, – признался я. – Я вообще не знаю, падал ли… и откуда… Джек, ты случайно никогда не видел такого приметного парня…

– Приметного? – англичанин улыбнулся. – Ты что, решил поменять ориентацию?

– Нет, я ее потерял, – признался я. – Парень в маске. Вот тут, на нижней части лица… Ты что, Джек?!

Этот возглас вырвался у меня непроизвольно. Джек существо крайне флегматичное, именно по-английски. Но за какую-то секунду его лицо изменилось резко и жутко. На нем отпечатался такой ужас, словно Джек увидел что-то иррационально чудовищное. Непредставимо страшные по силе пальцы англичанина, словно стальные клещи, впились в отвороты моей куртки, защемив кожу.

– В полумаске?! – Джек перескочил на английский. Я рефлекторно попытался вырваться – просто от охватившего меня страха, – но ничего не вышло, Джек держал меня, как в тисках. – В полумаске?! – повторил Джек. – У него длинные русые волосы и глаза… глаза, как у Ангела Света?!

– У к-к-кого? – пробормотал я.

– У Люцифера!!! – рявкнул Джек, тряхнув меня. – Где, где ты видел его?! Он здесь?!

– Он у тех костров. – Я указал рукой и, когда Джек посмотрел в ту сторону, рывком сбил его захват. – Пусти!

– Извини… – Джек с трудом переводил дыхание. – Как ты смог его увидеть у тех костров?

– Я не знаю! – огрызнулся я. – В том-то и дело, что не знаю. Я стоял здесь. Смотрел на костры. И вдруг словно оказался рядом с ними. Там был этот парень. Мне кажется – он тоже видел меня, хотя все это глупость…

– Это не глупость… – процедил Джек. – Это совсем не глупость… Скажи, он выглядел так, как я сказал?

– Ну… да. – Я пожал плечами. – Правда, насчет глаз – не знаю, я не видел, какие глаза у Люцифера.

– А я видел… – Джек запустил обе ладони в волосы. Мне показалось, что он разговаривает сам с собой. – Ви-дел… Я знаю, у него глаза, как у Нэда Кардигана… и я думал, что больше не увижу… Валькнут… Валькнут, валькнут, валькнут – узел павших… не уйти, не убежать… – Он вцепился в свое лицо, словно собираясь сдернуть его, как маску. Левый глаз сквозь пальцы блестел, будто серебряная монета.

– Джек, – я взял его за плечи. – Ты что, Джек?

– Слушай, – вдруг очень спокойно сказал Джек, опуская руку. – Нэд Кардиган был моим другом и советником принца Чарли. Мы вместе сражались… В 64-м недалеко от Брокена он вытащил меня буквально из рук ниггеров. И двадцать миль нес на себе, укутав в свою крутку, а было минус тридцать… Я помню, как мы через два года пировали на коронации Чарли в Зонтгофене. Был зал, и свет факелов, и смех, и Нэд нагнулся ко мне через стол, протянул руку с чашей из бука, и мы выпили на брудершафт. Зонтгофен… – Джек поднял лицо к небу. – Нам казалось, что мы победили. Ты, Олег, не знаешь того, какое это чувство – ощущать себя частичкой такой мощи. Потом я первый раз отправился за океан, а Нэда Чарли назначил шерифом на Урал. Когда я вернулся, то заглянул туда. Повидаться со старым другом… – Джек засмеялся – нехорошо, горлом. – Не все хотели нашего королевства, Олег. Я не про урса, нет. Кто-то уходил, кто-то подчинялся… а кто-то погибал. Так было нередко, и я, Олег, убил не одного – наверное, десяток тех, вся вина которых была лишь в нежелании подчиниться Чарли Виндзору, королю Срединного Королевства, да хранит Господь его душу… И Нэд продолжал делать это. Убивать. Там, на востоке, за Уралом, было немало тех, кто хотел сохранить самостоятельность. И мой старый друг очень широко истолковал приказ Чарли «наладить с ними отношения». Я впервые увидел белых ребят, казненных белыми же. Не убитых, Олег, нет – казненных. Нэд сажал пленных ребят на колья. Вешал за ребра и за половые органы. Разрывал на деревьях. Отрубал им руки. Голых девчонок… он на них охотился с луком в лесу, как на зверей. Я все это видел. У меня было человек пятнадцать. У него – втрое больше, и не всем из них это нравилось. И мы решили не вмешивать ребят. Это было бы подло… Уже тогда он носил маску. Кто-то из тех, кого он уничтожал, в бою срубил ему губы и часть подбородка, открыв кость… Мы дрались. Это была самая тяжелая схватка в моей жизни. Во всех отношениях, Олег. Потом… ну, потом я убил его, вот и все. Разрубил ему плечо и грудь…