Коллапс. Гибель Советского Союза - Владислав Мартинович Зубок

в правительстве России многие еще не видели. С пустой казной, без доходов от золота и нефти, с перекрытыми кредитными линиями, Гайдар остро нуждался в финансовой подушке. Он полагал, что правительству нельзя ждать и откладывать реформы, поскольку Ельцин мог очень скоро потерять мандат народного избранника и вождя. Он понимал, что мало кто из демократических стран был бы в состоянии пережить столь сильные политические потрясения, какими грозили его преобразования для России. Суть послания Гайдара сводилась к следующему: мы можем погибнуть в любом случае, станем действовать или нет, но с западными деньгами есть шансы добиться успеха[1488]. 10 декабря представитель казначейства США Дэвид Малфорд в клочья разнес идею Гайдара в своей записке в Белый дом. Он утверждал, что макроэкономическая стабилизация в России в ближайшее время не произойдет: «Если Ельцин освободит цены без жесткой денежной и фискальной дисциплины, он непременно получит гиперинфляцию, которой опасается, с помощью Запада или без таковой». В мире финансовой глобализации спекулянты сокрушат рубль, писал Малфорд. При этом он полностью игнорировал сложное политическое положение Гайдара и вопрос выживания российских реформаторов у власти[1489].

Гайдар не знал об убийственном вердикте Малфорда. За два дня до визита Бейкера он провел переговоры с делегацией зарубежных экономистов, которую прислал МВФ. Среди приглашенных был всемирно известный Рудигер Дорнбуш, написавший о финансовой стабилизации после распада Австро-Венгерской империи. На встречу также пригласили Джона Одлинга-Сми и Ричарда Эрба из Международного валютного фонда. Они, однако, приехать не смогли. В группе прибывших были экономисты – сторонники Вашингтонского консенсуса – Джеффри Сакс из Гарвардского университета, швед Андерс Ослунд, чилиец Серхио де ла Куадра и другие. Михаил Бернштам отмечал, что Гайдар не нуждался в советах иностранцев, но хотел, чтобы они подтвердили Ельцину правильность выбранного пути. Президент России испытывал огромное давление со стороны людей в своем правительстве, включая друзей с промышленного Урала: они говорили Ельцину, что гайдаровские реформы – это чистое безумие[1490].

Козырев рассчитывал в присутствии Бейкера выступить в поддержку нового плана Маршалла для демократической России, но из этого ничего не вышло. По воспоминаниям Козырева, госсекретарь задержался на встрече с Горбачевым и прибыл поздно. Ельцин вел себя по-царски и «понес ерунду». В какой-то момент Бейкер прямо спросил, чем Соединенные Штаты могут помочь России прямо сейчас. Ельцин попросил «гуманитарную помощь», он даже забыл о стабилизационном фонде. Когда Козырев предложил дать слово Гайдару, Ельцин отмахнулся «царственным жестом». «Никто не говорил, когда он говорил», – пояснял Козырев. Он и Гайдар считали этот эпизод упущенной возможностью. По словам министра, «с Бушем и Бейкером можно было сделать гигантские вещи». Схожее мнение высказывал и Бурбулис. По его воспоминаниям, «у Бориса Николаевича была некая ложная гордость: великая Россия, огромные запасы, крупнейшая в мире по территории и так далее…». С точки зрения Бурбулиса, это была «абсолютно безнравственная позиция» – не просто с прагматической точки зрения. «Никогда нельзя это панславянское величие выставлять без учета реальности, трудностей и последствий»[1491]. Имелся ли вообще шанс получить американскую помощь? Бейкеру мешала позиция Минфина США, но он был готов содействовать выделению финансовой поддержи для российских реформаторов. Госдепартамент начал работать над такой программой в начале 1992 года[1492].

ЗАМЕЩЕНИЕ СВЕРХДЕРЖАВЫ

В своей «Принстонской речи» Бейкер назвал Горбачева и Шеварднадзе людьми, без которых завершение холодной войны было бы невозможно. Госсекретарь США и Шеварднадзе встретились в Москве за ужином в мастерской грузинского скульптора Зураба Церетели. Оба знали, что в каком-то смысле это их «прощальная встреча». Шеварднадзе признавался помощникам, что чувствует себя в ловушке. Во второй раз уйти в отставку из правительства Горбачева было бы «ребячеством». Внимание Шеварднадзе разрывалось между Москвой и Грузией. Поскольку бурная карьера его главного политического соперника Звиада Гамсахурдиа близилась к концу, главный советский дипломат начал задумываться о том, не принять ли предложение вернуться на родину и возглавить там новое правительство. Шеварднадзе поделился с Бейкером мыслями о том, что его терзало: почему перестройка провалилась? Они с Горбачевым действовали «без сроков и графиков», ошиблись с этапами и последовательностью реформ и «должны были сделать больше в экономической сфере». Бейкер утешил друга. Все произошедшее с Советским Союзом он считал абсолютно неизбежным. «Империя зла» должна была развалиться, стоило только «выпустить джинна свободы из бутылки». Горбачев и Шеварднадзе, по его словам, проявили беспримерное мужество, запустив процесс. «Судить об этом будет история, – уверял Бейкер. – Гораздо худшей альтернативой мог бы быть взрыв насилия, и у вас все равно могла бы разразиться гражданская война». Следующим утром Сергей Тарасенко рассказал Теймуразу Степанову, которого не было на встрече: «Бейкер дал ответ на вопрос, который мучает меня с вами. Он сказал, что все равно то, что происходит сейчас, должно было произойти, только с более ужасающими результатами. Вы имели мужество начать процесс, и я уверен, что через 50 лет на этом месте будет все хорошо, и люди вспомнят вас». После разговора по душам Шеварднадзе пригласил американцев к столу. Церетели даже в полуголодной Москве знал, как устроить чудесное грузинское застолье. Лилось грузинское вино и настоянная на эстрагоне водка «Тархуна» – зеленая, словно ее приготовил волшебник из страны Оз![1493]

В тот приезд Бейкер последний раз видел Горбачева на посту президента СССР. Буш беспокоился, как Ельцин поступит с советским лидером после его отставки. Канцлер Коль призвал американцев встать на защиту самого популярного в Германии русского. Буш позвонил Ельцину 13 декабря и «посоветовал» избегать неприглядных сцен при переходе власти. Ельцин несколько раз повторил, что он и лидеры других республик «относятся к Михаилу Сергеевичу Горбачеву тепло и с величайшим уважением… Мы не хотим форсировать этот вопрос и хотим, чтобы он принял собственное решение». Буш вежливо настаивал, и Ельцин добавил: «Я гарантирую, лично обещаю вам, господин президент, что все пройдет хорошо и достойно. Мы отнесемся к Горбачеву и Шеварднадзе с большим уважением»[1494]. Однако когда Бейкер прибыл в Москву, Строуб Тэлботт из журнала «Тайм» передал ему сообщение анонимного чиновника из окружения Горбачева: чрезмерно ретивые следователи Ельцина хотели отдать советского лидера под суд за его роль «в августовском перевороте». Переводчик Горбачева Павел Палажченко попросил Тэлботта передать записку американским властям[1495].

Бейкер нашел Горбачева в плачевном состоянии. Госсекретарь испытывал жалось к поверженному лидеру и считал, что тот должен уйти в отставку с достоинством ради своей великой исторической репутации. Вместо этого Горбачев тянул до 21 декабря, когда руководители уже 11 республик (всех, кроме