Гении разведки - Николай Михайлович Долгополов

нем подспудно угадывалось имя Бланта, сразу понял, от кого лондонский подарок. Долго терзался, писать ли письмо Энтони, не подведет ли он своего друга. Решил пока не отвечать, а потом корил себя за то, что так с ним и не попрощался. А литография и сегодня украшает гостиную квартиры Филби.

Не все отвернулись от Бланта. Тяжелейший период наступил в конце ноября 1979-го, после сделанного Тэтчер заявления в парламенте. Приходилось скрываться от журналистов, телефон в его доме обрывался от звонков. И профессор — коллега Бланта укрывал его у себя на квартире. Затем пришлось на время уехать в Северную Ирландию: надо было переждать вдали от Лондона вал обрушившихся проклятий, подчас угроз, да просто отдохнуть от бесконечного преследования прессы. И в Дублине нашелся соратник по искусству, который приютил опального Бланта.

Удивительно, как при слабом здоровье, не прекращающихся нападках Блант сумел дотянуть до 76 лет. Он умер 26 марта 1983 года от сердечного приступа. Несмотря на колоссальное количество сообщенного и переданного советской разведке, ему дали спокойно умереть в своей британской постели.

В книгах некоторых западных историков разведки приходилось читать, будто «Энтони Блант скончался в социальном вакууме и забвении». Вот уж нет! Его провожали в последний путь и родственники, и пусть редкие, но оставшиеся ученики и верные друзья.

А еще было множество венков. Большинство из них — безымянные. Потому что друзья истинные, для которых Блант столько совершил, его не забыли.

Более 25 лет спустя после смерти Бланта вышли в свет его мемуары, которые он писал с 1979-го и до кончины в 1983-м. По его завещанию они и должны были увидеть свет четверть века спустя, чтобы кого-нибудь невзначай не подставить, не засветить.

В книге Блант признается во многих грехах. Признания не то что запоздалые, но ничего к облику седовласого Бланта не добавляющие. Наверное, хотелось высказаться. Трудно жить с камнем на сердце. Он и был Блантом сброшен в 1980-е годы, когда сочинялись последние строки его исповеди.

Прах Энтони Бланта, согласно воле усопшего, был развеян на поле невдалеке от его школы в Мальборо.

«Гомер» раскрыл секреты бомбы

Дональд Маклейн и Гай Берджесс

Сразу договоримся, как правильно писать настоящую фамилию «Гомера» — члена так называемой «Кембриджской пятерки». Она произносится и у нас, в России, и у него на родине, в Великобритании, по-разному — Дональд Маклин или Маклейн. Казалось, что шотландское происхождение обязывает называть перебежавшего к нам 27 мая 1951 года разведчика именно Маклином. Но меня убеждали, что ошибаюсь. И тогда я спросил об этом Руфину Ивановну Пухову-Филби. Жена руководителя «пятерки» ответила без колебаний: «Ким называл его Маклейном». Да будет так.

С оперативными псевдонимами, не раз менявшимися за 17 лет его плодотворного сотрудничества с советской разведкой, гораздо проще. Он был известен маленькой группе кураторов как «Стюарт», «Вайз» (в переводе с английского «мудрый». — Н. Д.), «Лирик» и, наконец, «Гомер». Последние два псевдонима отвечали его духовному образу. Маклейн — «Гомер» был «Лириком» разведки. Но, несмотря на обаяние, оставался суровым и не слишком разговорчивым, когда дело касалось его бурного и такого полезного для СССР прошлого.

О Доне, точнее о Дональде Дюарте Маклейне, родившемся 25 мая 1913 года в Лондоне и умершем в Москве 7 марта 1983 года на семидесятом году жизни, немало написано. И все же в основном известны его подвиги, совершенные в Британии. За них Дональд Маклейн награжден в 1955 году орденом Красного Знамени. В веке ХХ разведчиков держали в скромности, высокими наградами отмечали только самых выдающихся. А Маклейн и был одним из ценнейших агентов за всю столетнюю историю нашей разведки.

В этой главе я постараюсь напомнить и о его достижениях в разведке, чтобы читатели представили масштаб этой великой фигуры, и рассказать о почти тридцати двух годах жизни Дональда в Советском Союзе.

В этот период Маклейн на первый взгляд не совершал особых героических поступков. Но это — только на взгляд первый. Вживание и вгрызание в советскую действительность давались ему, как и всякому аристократу-иностранцу, мучительно. Дональд Дональдович, так с его же подачи называли Маклейна в Союзе, выдюжил. В отличие от некоторых других своих коллег, вынужденных в силу различных обстоятельств искать спасения в стране, ради которой они почти всегда теряли всё. Кроме собственных убеждений. О том, как это было трудно, говорит хотя бы нередко повторявшаяся доктором исторических наук Маклейном фраза: «Я мог бы превратиться в алкоголика, а стал трудоголиком».

И за свои труды в СССР Маклейн получил еще один орден Красного Знамени — на этот раз Трудового. В наградном листе его представляют ведущим исследователем, доктором исторических наук, историком-международником. Как же трудно было такую честь заслужить иностранцу, до 1951 года не знавшему ни слова по-русски.

Казалось, ему предначертана другая стезя. Сын британского парламентария и министра образования, скончавшегося в 1932 году, сделал блестящую карьеру в министерстве иностранных дел Соединенного Королевства.

Он и не собирался в дипломаты, веря, что принесет пользу как ученый и преподаватель. Но, окончив знаменитый, в том числе и благодаря его выпускникам из «Кембриджской пятерки», Тринити-колледж, где специализировался в политической истории и филологии, дал слово подчиниться интересам родины. Однако не Британии, а ставшей ему родной Страны Советов, агентом разведки которой Маклейн к тому времени уже являлся. Для СССР было важно иметь собственный источник в Форин Оффисе, и Маклейн подчинился пусть не приказу, а твердо высказанному его советским куратором пожеланию.

С нашей разведкой Дон сотрудничал еще с 1934 года.

Нет и не будет единого