То «заика», то «золотуха» - AnaVi

сапожника, портного… И прочих!.. «Клоунесс». Но и прекрасное же, как и большое-большее, видится же — со стороны: так и их сердце — уже виделось иначе; что и по тому же трону, что и… по гробу. По-другому! В виде — «факов»: будто и распрямившись вмиг. «Скорее — мужских гениталий». Что? «…………спросить. Добилась-таки! Я не это хотела спросить. Да и услышать!..». А вообразить? Что?.. Имею ввиду — а что: тогда? «Что у тебя — с родителями?». Тишь да гладь!.. Гробовая. И прямо-таки: замогильная. Можно сказать, что и, наконец: без царя в голове и царицы… в сердце. Не хотели сами проваливать из соответствующих себе-им же мест — «провалила» я. Та ж ещё: «С меня хватит», «Я иду искать», «Сияние» и… «Убить Билла»!.. Но если для чего-то вторая реальность и нужна, так вот и — для такой же вот… сублимации. Но и вот же он, парадокс, даже там и в ней же тем более — с моралью, цензом и рейтингом! «А как же — нос?». Я вправила свой — по пути из зала. Точнее — сняла накладной!.. Как и тот. И всё! Стёрли вареньку — и дальше пошли… чай уже пить… к убитому Шляпнику и такому же коту. По чаю!.. Убитому — по чаю. В Стране не чудес, так и не в Зазеркалье!.. С приветом!

Никак

(Cover — JONY; «AM-A-S» — Книга Фанфиков, Клуб Романтики: Секрет небес, «All Hallows' Eve», Автор — Tina Trainor; сериал «Отбросы», 2009–2013 гг., Великобритания, Создатель — Ховард Оверман)

«“Санта Муэрте” и… “Кролик” из “Отбросов”?». Ну!.. Кайф же? Кайф. «Пока — не знаю». Да чего тут — не знать-то?.. Танго танцуют — всегда двое же и!.. «Я не об этом!.. Как они и!.. Между собой?..». «Бьются»? «Стыкуются». “Объективизация-поклонение одноимённому божеству, персонифицирующему смерть” и… “Несущий смерть”. «Клюшкой?». Зато — не избито! «Как посмотреть». Тоже — верно!.. Правда и в нашем случае — это была: лишь бычья кровь. «Окей!.. Допустим. А подруга… ваша — почему взъерепенилась?». “Такой же мейкап” — захотела. «Зажидила?». Не я. «В смысле?». Он и… Решил шуткануть, что: «спутает» — пусть будет «одна». «Так она же — бло!..». А я — и тот ещё брю!.. Точнее — «та» и… Неважно! «Получил?». За что? «За такую шутку». Нет. «Почему? А как же и что-то там про: “часть от шутки” и… “промежутки”?». Ну!.. Я же знала: «правду». «А именно?..». И что ему не столько жарко, сколько неудобно: ведь под этой «маской» — всё течёт и… прямо-таки стекает. «Он?..». Да. «Герда?». Ка-и-н?.. Без точки над «и» и… «Марка машины?». Как впрочем и!.. Всё же «наше» — похожее. Ну а не машина — так он: справится со льдом. Маленьким… А там — и средним. «А ты?..». А мне — всегда нравились: постарше и… поотражающе; знаешь, не «поглощающие». И именно — в разрезе глаз и зрачков: гладь льда, а не… «чёрное зеркало». «Низкая самооценка? Опять?!». Снова! Не нравится — отсутствие себя. Равно — как и чрезмерное наличие… кого.

ФЕНИКС, ВЧЕРА

(Cover — ANNA ASTI, Полина Гагарина; «AM-A-S» — «Сотворение Адама», фреска Микеланджело Буонарроти, 280 × 570 см, написанная около 1511 г., Сикстинская капелла, Ватикан)

Проснувшись-очнувшись посреди ночи от кошмара-яви, что произошёл и буквально же пару часов назад, девушка скрупулёзно-сбивчиво пытается найти и осознать себя, так ещё и параллельно довосстановить-создать всю структуру-картину произошедшего: как сначала отнесла себя же, израненную и сломанную, разбитую и сожжённую, всю в крови и пепле, гари до кровати; потом аккуратно и не спеша обтирала и обрабатывала раны, вытаскивая параллельно ещё щепки и осколки, пули, чтобы и самой не пораниться; обклеивала пластырем; обматывала бинтом и как после уже укрыла одеялом с пледом и ушла к себе спать, захватив с собой её крест без распятия, чтобы очистить и его: от крови, сажи и копоти. И, более-менее уже придя в себя и даже встав, в начале пятого; как по часам и без будильника; она надела её крест на себя, чтобы не потерять по карманам и отдать, шикнула от лёгкого ожога от уксуса и соли на коже; этакого ещё и коктейля из опыта и боли; и вышла из своей комнаты, чтобы и, дойдя до её, обнаружить, что там: непривычно темно и пусто: «Где она?». А пройдя же чуть дальше по коридору, в сторону гостиной и кухни, наконец, услышала частно-частичный громкий шёпот — кричащий и грубый: в общей тишине комнаты! Ну а когда всё же открыла дверь; долго не решаясь и держа то одну, то другую руку занесённой над ручкой; попала в самое действо-месиво, где и сердце, схватив за волосы, бьёт её о стеклянный стол головой, разбивая нос и лоб, с левым же виском, в кровь, так ещё и с закусанной же, ко всему, и «от неё-себя же» уже, губой: это ещё более «эпично» выглядит — бордово-ало. Но а сама же вошедшая, разум, так и не успевает подхватить её-его вовремя и лишь в самый последний момент только доспевает и разворачивает «такую» же вырывающуюся девушку, кричащую душе: «О любви?.. О любви! Да какая: «любовь»?.. Какая там, к чёрту, «любовь»?! Накрыла и схлынула?.. Ну-ну! «Откуда»? И «куда»?.. Да, ты, может, и море. Но он — мель. Чистая!.. Как и «боль». И опять же — твоя!.. Не «его». И почему это вижу — только я, а? Почему тебя нужно превратить в кроваво-мясную лужу, чтобы ты всё равно не научилась думать?! Разум!.. Я не могу так больше. Давай!.. Давай убьём её, а? Сами! Пожалуйста!.. Я не могу больше ждать». И заглушая ещё этим где-то между — и сиплые стоны самой души: «Но… Как он мог? Я же… Я любила! И он!.. Как он мог так, чёрт возьми?!.. Я же сама просила… молила — ответить. Хотя бы — и написать!.. Поговорить. Плакала. Ревела… Разум!.. За что?!». «Не слишком ты гордая, чтоб не вернуться назад…», продолжает сердце, таки вырвавшись из захвата и вновь оказавшись перед остатками стола и душой, «…ведь слишком ранена!.. Но и всё же так — хочешь жить. Слишком сильная, чтобы упасть и не встать!..