Пир стервятников - Джордж Мартин

Помощь состояла большей частью в том, чтобы лазить по лесенкам, доставая указанные жрицей листья и травы.

— «Сладкий сон» — самый нежный из ядов, — говорила женщина-призрак, растирая что-то пестиком в ступке. — Несколько его крупинок успокаивают расходившееся сердце, унимают дрожь в руках. Человек чувствует себя спокойным и сильным. Щепотка поможет проспать ночь крепко, без сновидений, а от трех щепоток засыпают вечным сном. Он очень сладок на вкус, поэтому его лучше запекать в пироги или класть в вино вместе с медом. Вот понюхай, — предложила она Арье и послала ее достать красный стеклянный флакон. — А вот этот будет пожестче, зато не имеет вкуса и запаха, поэтому его легче скрыть. Он называется «слезы Лисса». Растворенный в вине или воде, он разъедает человеку внутренности, и тот умирает, как будто от какой-то болезни. Понюхай. — Арья послушалась, но ничего не унюхала. Жрица отставила «слезы Лисса» и открыла каменный сосуд. — В эту кашицу добавлена кровь василиска. Она придает мясу пряный аромат, но тот, кто ее отведает, будь то зверь или человек, впадает в буйное помешательство. Мышь после крови василиска способна напасть на льва.

Арья прикусила губу.

— А на собак она тоже действует?

— И на собак, и на любое животное с теплой кровью, — сказала женщина и вдруг дала ей пощечину.

Арья схватилась за щеку скорее от удивления, чем от боли.

— Что ты делаешь?

— Только Арья из дома Старков прикусывает губу, когда о чем-то задумывается. Разве ты Арья?

— Я никто, — рассердилась девочка, — а вот ты кто такая?

Она не думала, что призрак ответит, но та ответила.

— Я была единственным отпрыском древнего рода, наследницей моего отца. Мать умерла, когда я была еще маленькой, я не помню ее.

Когда мне было шесть, отец мой женился снова. Мачеха была добра ко мне, пока у нее не родилась своя дочь. Тогда она захотела, чтобы я умерла, а отцовское состояние унаследовало ее родное дитя. Ей бы обратиться к Многоликому, но она никогда не решилась бы на жертву, которую требует он. Вместо этого она задумала сама меня отравить. Я не умерла, но стала такой, какой ты меня видишь. Целители из Дома Красных Рук рассказали отцу, что сделала мачеха, а он приехал сюда и принес в жертву все свое богатство и меня заодно. Многоликий услышал его молитву. Я стала служить в этом храме, а жена отца получила подарок.

— Это правда? — подозрительно спросила Арья.

— Доля правды здесь есть.

— Но и ложь тоже?

— Здесь есть неправда и есть преувеличение.

Слушая женщину-призрака, Арья все время наблюдала за ее лицом, но та не подавала ей никаких знаков.

— Многоликий взял у твоего отца не все, а только две трети.

— Верно. Это и было преувеличение.

Арья усмехнулась и тут же ущипнула себя за щеку. Следи за своим лицом, приказала она себе. Улыбка — твоя служанка и должна являться, лишь когда ты ей велишь.

— А ложь в чем?

— Ни в чем. Я солгала про ложь.

— Тогда солгала или теперь лжешь?

Но жрица не успела ответить, потому что в комнату вошел, улыбаясь, добрый человек.

— Итак, ты вернулась.

— Ночь нынче безлунная.

— Верно, безлунная. Какие же три вещи узнала ты из тех, что не знала прежде?

Да я все тридцать узнала, чуть не сказала она.

— У Крошки Нарбо три пальца не гнутся, и он собирается стать гребцом.

— Это полезно знать. Что еще?

Она припомнила, что слышала за день.

— Квенс и Алакио подрались и ушли из «Корабля» — но я думаю, они вернутся.

— Думаешь или знаешь?

— Думаю, — призналась она, хотя была в этом почти уверена. Лицедеям, как и всем прочим, надо что-то есть, а для «Синего фонаря» они оба недостаточно хороши.

— Так-так. Третья вещь?

На этот раз Арья не колебалась.

— Дареон умер. Черный певец, который жил в «Счастливом порту». В самом-то деле он дезертировал из Ночного Дозора. Ему перерезали горло и столкнули его в канал, только сапоги сняли.

— Хорошие сапоги всегда пригодятся.

— Вот-вот. — Она старалась, чтобы ее лицо не выражало совсем ничего.

— Кто же мог сделать такое?

— Арья из дома Старков. — Она наблюдала за его глазами, его ртом, его челюстными мускулами.

— Я думал, что этой девочки уже нет в Браавосе. Ну а ты кто?

— Никто.

— Лжешь. — И он сказал, обращаясь к призраку: — Пить хочется. Будь добра, принеси мне чашу вина и согрей молока для Арьи, столь неожиданно вернувшейся к нам.

На пути сюда Арья все время думала, что скажет добрый человек, когда услышит про Дареона. Рассердится на нее или будет доволен тем, что она вручила певцу дар Многоликого Бога? Она раз сто проиграла этот разговор у себя в голове, точно репетирующий роль лицедей, но никогда бы не догадалась, что ей предложат теплое молоко.

Оно как будто подгорело немного и оставило после себя горьковатый привкус.

— Теперь иди спать, дитя, — сказал добрый человек, — а утром будешь служить.

Ночью ей снова приснилось, будто она волчица, но этот сон был не такой, как все предыдущие. Она кралась в тумане одна, пробегая по крышам и по набережным каналов.

Утром она проснулась слепой.

Сэмвел

Родной порт лебединого корабля «Пряный ветер» — Высокодрев на Летних островах. Люди там черны, женщины распутны, и никто не знает, каким богам они поклоняются. На борту не было септона, чтобы совершить погребальный обряд, и эта обязанность выпала на долю Сэмвела Тарли. Корабль в это время шел мимо опаленного солнцем дорнийского побережья.

Ради такого случая Сэм облекся в черное, несмотря на теплую погоду и полное отсутствие ветра.

— Он был хорошим человеком… — начал Сэм, но тут же понял, что говорит не то. — Нет. Великим. Мейстер и брат Ночного Дозора, он оставался верен своим обетам. Имя ему нарекли в честь героя, погибшего молодым, но его жизнь, хотя и долгая, была не менее героической. Не было никого мудрее и добрее, чем он. За то время, что он прослужил на Стене, там сменилась дюжина лордов-командующих, и каждому он помогал советом. Он мог бы стать королем, но отказался от короны в пользу младшего брата. Многие ли на это способны? — Слезы подступили к глазам Сэма, и он понял, что долго говорить не сможет. — В нем текла кровь драконов, но теперь его пламя угасло. Его звали Эйемон Таргариен. Ныне его дозор окончен.

— Ныне его дозор окончен, — баюкая ребенка, повторила за ним Лилли. Коиджа Мо произнесла те же слова на общем языке Вестероса, а после перевела их на летнийский для своего отца, Ксондо и прочей команды. Сэм заплакал навзрыд, содрогаясь всем телом. Лилли, тоже в слезах, подошла к нему, и он припал головой к ее плечу.