Прохоровское побоище. Правда о «Величайшем танковом сражении» - Валерий Замулин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3. 112-я тбр с 2/483-го иптап и батареей 1461-го сап занимает оборону на рубеже: выс. 240.2, северо-западная опушка ур. Толстое, восточная опушка леса, что в 0,5 км северо-западнее.
Бригада в течение дня вела тяжелые оборонительные бои с танками и пехотой противника, отражая атаки с направления Красный Узлив и оврагов северо-восточнее.
Бригада имеет танков на ходу: Т-34 – 17, Т-70 – 10. Потери бригады: один танк Т-34 – сгорел, один Т-34 – разбита пушка, убито – 1 чел., ранено – 2, потери личного состава уточняются.
Задень боя бригадой уничтожено: 6 танков противника, из них два Т-6, огнем зенитной артиллерии сбит один самолет и один самолет подбит.
Из уничтоженных танков Т-6 один уничтожен именным танком премьер-министра Героя и Маршала МНР господина Чойболсана.
4. 22-я тбр с батареей 483-го иптап и батареей 1461-го сап занимает рубеж обороны: сев. – вост. окр. Новенькое, /иск./ роща, что в1 км сев. Новенькое с задачей – не допустить противника в южном и юго-зап. направлениях.
Бригада имеет танков на ходу: Т-34 – 9, Т-60 – 1. Потери бригады: одна машина ГАЗ-АА, убит один человек. В течение дня бригада активных боевых действий не вела.
5. 200-я тбр с батареей 483-го иптап и батареей 1461-го сап занимает рубеж обороны: юго-восточная опушка ур. Плотовая, восточная опушка ур. Плотовая.
Бригада в течение дня вела тяжелые бои с танками и пехотой противника, не допуская прорыва его в западном и северо-западном направлениях.
Бригадой в течение дня отбито 5 танковых атак противника. Бригада имеет танков на ходу: Т-34 – 3, Т-70 – 3, Т-60 – 2, самоходных орудий – 1. Потери бригады: один танк Т-34 сгорел, два самоходных орудия выведены из строя и одно зенитное орудие. Убито – 4 чел., ранено – 24 чел. Бригадой уничтожено 4 танка Т-6».
К 23.00 14 июля боевые действия в излучине Пены практически полностью прекратились. Спала активность войск и на других участках фронта. Фронт 6-й гв. А стабилизировался по линии: Ново-Ивановка, Зарытое, западная часть Раково, роща северо-восточнее Чапаево, роща северо-восточнее выс. 230.9, ур. Силино, северо-восточная часть ур. Толстое, выс. 258.5, /иск./ выс. 243.0, /иск./ курган +1,8, рубеж в 1 км севернее Новоселовки, /иск./ выс. 248.7. Потери некоторых соединений 1-й ТА приведены в таблице № 13 .
Завершался день последнего крупного сражения первой танковой в оборонительной фазе битвы на Курской дуге. Армия главными силами полностью отошла во второй эшелон. Лишь одно ее соединение – 6-й тк, продолжало удерживать оборону на переднем крае совместно с дивизиями 6-й гв. А, но через сутки и оно будет отведено в тыл. Как верно отметил один из ветеранов 1-й ТА в разговоре с автором – за десять суток армия генерал-лейтенанта М.Е. Катукова сделала все, что было в человеческих силах, и еще чуть-чуть больше. Беспримерным мужеством, стойкостью и мастерством в этой грандиозной битве «катуковцы» вписали себя золотыми буквами не только в историю нашей страны, но и в мировую историю войн. Но вечером 14 июля 1943 г. такие мысли не приходили в голову даже командарму. Получив последние данные об оперативной обстановке, он понял, что поединок выигран, противник выдохся. Вероятно, в этот момент генерал испытал огромную, но приятную усталость человека, сделавшего большое и нужное дело. В книге мемуаров Михаил Ефимович писал:
«К вечеру 14 июля атаки гитлеровцев на нашем участке фронта прекратились. Я позвонил командующему фронтом.
– На других участках фронта то же самое, – обрадовал он меня.
Значит, мы выстояли, а выстояв – победили.
В июне сорок первого, выйдя из госпиталя, по дороге на фронт я заскочил в магазин и купил бутылку коньяку, решив, что разопью ее с боевыми товарищами, как только одержим над гитлеровцами первую победу. С тех пор эта заветная бутылка путешествовала со мной по всем фронтам. И вот, наконец, долгожданный день наступил.
Приехали на КП. Официантка быстро поджарила яичницу и достала из моего чемодана заветную бутылку. Уселись с товарищами за простой дощатый стол. Разлили коньяк, который навевал приятные воспоминания о мирной довоенной жизни.
– За победу!
– За встречу в Берлине!
– Гитлер капут.
Услышав эту фразу, столь часто повторяемую пленными, все засмеялись. Выпили, поговорили, покурили. И снова окунулись в повседневные боевые хлопоты » [676] .
За массовый героизм всего личного состава, отвагу и храбрость, проявленные в боях с фашистскими захватчиками на курской земле, 18 июля 1943 г. Военный совет 1-й ТА представил 6-й танковый корпус генерал-майора А.Л. Гетмана и 3-й механизированный корпус генерал-майора С.М. Кривошеина к званию гвардейских, 1-ю гв. танковую бригаду полковника B.М. Горелова к награждению орденом Ленина, а 22-ю танковую бригаду подполковника Н.Г. Веденичева к ордену Красного Знамени.
В то же время нельзя не отметить, что боевые действия 13 и 14 июля в полосе 1-й ТА и 6-й гв. А носили напряженный характер и были для нас очень трудными. В этот период их войска понесли существенные потери. Ряд старших командиров допускал ошибки, медлительность при принятии решений и нерасторопность в сложных условиях, а часть соединений – нестойкость. Обо всем этом на основе обнаруженных в ЦАМО РФ документов было рассказано выше. Эти проблемы руководство Воронежского фронта прекрасно знало, но старалось не замечать и сглаживало острые углы в донесениях наверх. Вместе с тем ожесточенные атаки 48-го тк в течение двух суток и вытеснение войск фронта из излучины Пены после контрудара 12 июля никак не вписывались в теорию, выстроенную Н.Ф. Ватутиным и Н.С. Хрущевым о том, что в результате его проведения основная вражеская группировка была окончательно обескровлена и перешла к обороне. Вот что сообщало руководство фронта в итоговом докладе на имя И.В. Сталина от 24 июня 1943 г.:
«…13.07.43 г. противник производил уже слабые атаки на прохоровском, обоянском и ивнянском направлениях, а 14.07.1943 г. перешел здесь к обороне и продолжал проявлять активность лишь против Крючёнкина». Думаю, комментировать это вранье нет необходимости. Замечу лишь, что подобными оценками был закрыт советским историкам путь для изучения хода боевых действий на участках соединений 1-й ТА в этот период оборонительной операции.
Они не позволили не только четко выстроить события Курской битвы, всесторонне и объективно оценить принимавшиеся командованием фронта решения, их влияние на ход операции, но и вклад всех соединений и объединений в разгром противника. По сути, все происходившее после 12 июля на южном фасе Курской дуги было вычеркнуто из нашей истории.
Для командования Воронежского фронта успех войск И.М. Чистякова и М.Е. Катукова был очень важен, но операция еще не закончилась. Ситуация в полосе 69-й А достигла пикового напряжения. Н.Ф. Ватутин стремился всеми имеющимися силами и средствами удержать рубеж 48-го ск. Вечером он вызвал в штаб фронта командующего 6-й гв. А, рассчитывая вновь поставить все ту же задачу: бить, бить и еще раз бить по флангу обоянской группировки противника. Недавать немцам и малейшей возможности для перегруппировки и усиления прохоровского и корочанского направлений.
Иван Михайлович понимал положение командующего, но у него был свой резон. На этот момент в армии числилось восемь стрелковых дивизий, но из них лишь пять – 71-я гв., 184-я, 219-я, 204-я и 309-я сд еще имели возможность вести активную оборону. Остальные три – 51-я гв., 67-я гв. и 90-я гв. сд были обескровлены. Если продолжить контрудар, как требовал Н.Ф. Ватутин, за два-три дня и оставшиеся пять соединений можно добить. А какими силами в таком случае удерживать оборону? И неизвестно как долго еще способен противник продолжать наступление. Разговор для обоих генералов был не простой.
И.М.Чистяков вспоминал:
«…К исходу 14 июля армейские разведчики доложили, что противник спешно сосредоточивает танки и пехоту в районе Березовки, Верхопенье, Луханино.
Оценив создавшуюся обстановку, мы сделали вывод, что следует временно прекратить наступление и закрепиться на достигнутом рубеже, хорошо подготовиться, чтобы принять противника на себя, обескровить и измотать его. Об этом я собирался доложить командующему фронтом Н.Ф. Ватутину.
Ехал я к нему в настроении не очень радостном. Я понимал, что командующему фронтом не захочется приостанавливать наступление. Он знал, что мы могли наступать, силы у нас были. Однако это наступление потребовало бы больших жертв, о чем я доложил командующему фронтом.
Н.Ф. Ватутин с вниманием выслушал меня. Потом долго молчал, ходил по комнате. Я знал, что это означает недовольство. Так прошло четверть часа. Для меня это были довольно тяжелые минуты. Потом я услышал, как Н.Ф. Ватутин глубоко вздохнул и сказал усталым голосом:
