Дом Ветра (СИ) - Савански Анна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это был июль, в Лондоне шли дожди, что так типично для столицы, но на Стаффорд-Террас было уютно и тепло. Бетти как раз зашла домой, когда позвонил Джеймс. Она подняла трубку, услышав его взволнованный голос, Анна была в больнице, она потеряла ребенка. И еще одна страшная новость... Елена Сван умерла от рака, она сгорела за неделю, как листок в костре. Перед глазами у Бетти все поплыло, Елена была ей как мать, она знала о них с Фредди, всегда поддерживала ее, что будет теперь? Бетти чуть не упала, Фредди поддержал ее, в ее положение было опасно волноваться. Анна была белая, как смерть, а Джеймс был очень подавлен, но Анна, как всегда, собрала волю в кулак, чтобы достойно похоронить мать и поддержать отца. Иногда думали, что у нее холодное сердце, но только Джеймс знал о ее истинных помыслах.
В день похорон шел опять дождь. Бетти шла под руку с Фредди, рядом с Анной и Джеймсом, когда заметила отца с матерью. Флер окинула взглядом хрупкую фигурку дочери, та опять ждала ребенка. И в кого превратил ее Фредди? В пламенную кобылку, которая рожает чуть ли не каждый год. Она ничего не сказала, просто прошла мимо матери, словно не замечая ее.
Бетти молодо выглядела — все то же лицо девочки — только во взгляде можно было найти признаки возраста. Фредди так же тяжело переживал утрату, он любил русскую красавицу Елену Сван за ее доброту, сердечность, и поверить в то, что такой прекрасный человек умер, было трудно. Роберт же впервые увидел внука, зять держал его на руках, такой же темноволосый, такая же смуглая кожа, только глаза выдавали, что он сын Бетти, в этом сомнений не было. После похорон они исчезли, и Роберт не успел даже сказать ей что-нибудь. Только через два месяца он услышал о дочери.
Тридцатого сентября родилась Элен Виктория. Почему Бетти и Фредди назвали так дочь? С Рэем Бредбери все понятно: сына Бетти назвала в честь писателя, а вот с именем дочери не все ясно, может, Бетти решила назвать дочь таким именем, потому что Элен — это производное от Елена. В этот раз беременность и роды были для Бетти тяжелыми. С Фредди у них похолодели отношения, но это было временным явлением.
***
Антонио отошел от картины. Получалось неплохое творение. С момента появления Адоры на свет, ему многое пришлось понять и изменить. Он начал тренироваться, почти каждый день маленькими шагами передвигаясь по своей комнате, превозмогая боли. Вскоре боли стали отступать, и мужчина смог выходить из комнаты ночью, чтобы увидеть, как спит его жена.
Мери-Джейн совсем изменилась, она больше не была той девочкой, с которой его свела судьба много лет назад. В зеленых глазах появилось печальное выражение, она почти всегда молчала, стараясь находиться больше с детьми. Он хотел все вернуть на место. Мери-Джейн же все больше отдалялась, как далекая звезда. Но вскоре все изменилось, и в их семье появилась гармония.
Антонио нашел М-Джейн на балконе. Он подошел к ней, она обернулась, смотря в его глаза. Зная, что дети, может быть, еще не спят, он прижал ее к мраморным толстым перилам, сминая ее губы в страстном поцелуе. Они без долгих прелюдий и ласк получили то, что хотели друг от друга, тяжело, прерывисто дыша, унимая биение сердца и дрожь в конечностях.
М-Джейн удивлено посмотрела на него, догадываясь, что на теле останутся мелкие синяки от вдавившегося в кожу мрамора. Антонио нежно обнял ее, мягко целуя в локоны. Она любила такие бурные минуты, что были в их жизни всегда. Они могли утолять голод где угодно, это даже подстегивало их еще больше отдавать друг другу все, что можно дать.
— Прости меня за все, — проронил он.
— Я давно уже все забыла, неужели каждый день ты будешь это делать, напоминая мне о прошлом, — она положила голову к нему на грудь.
— Я хочу все забыть, но мне трудно...
— Мы должны, иначе не сможем идти дальше, — в ее зеленых глазах зажглись искорки надежды.
— Я люблю тебя, — прошептал он.
— Я тоже люблю тебя, — тихо ответила она.
И это не были опошленные с годами слова, фраза по-прежнему имела тот же смысл, что и много лет тому назад. Все же их чувства не померкли и не угасли, а с каждым годом крепли и разжигались с новой силой, как костер.
***
Апрель—август 1981.
Ее втолкнули в комнату для наказаний. Как же она ненавидела эту чертову школу! Как же ее бесили эти строгие мисс со своими нравоучениями: это не читай! это не пой! это не слушай! Поэтому, в очередной раз, ее наказали за то, что она исполняла одну из песен своей сестры, она обожала ее, она восхищалась ею, ее талантом, ее характером.
Сейчас мисс Аперсон, сказала ей хорошенько подумать над своим поведением, и все случилось из-за того, что она пела песни ее сестры, здесь почему-то считали это развратом, но она разврата упорно не видела. Она снова стала напевать, зная, что все равно позвонят ее отцу и все расскажут ему, просто глупо было это делать. Тот в выходные прочитает ей целую мораль «Какой надо быть...», а ей всего семнадцать, она хочет дышать свободно, любить, но он ничего ей не позволяет. Она не могла, как Бетти, сказать отцу «нет», он всегда находил тысячу доводов, чтобы она согласилась.
Вечером, выйдя из комнаты для наказаний, или, как они прозвали ее, каморки Папы Карлы, она пошла в сад гулять. Их школа находилась за Лондоном, пять дней они проводили в этих стенах и выходные дома. Рядом с их школой находились сады, но девочки из их школы, кроме маленькой компании, и не мечтали о том, чтобы завести парня и встречаться с ним. Флора не боясь нового наказания, карабкаясь по раскидистой яблоне, девушка перелезла через забор. Она дошла до садов и увидела охапку тюльпанов, это ее любимые апрельские цветы, они просто лежали на скамейке. Она взяла один, желто-красный, махровый, и прижала его к щеке.
— Вам нравится этот сорт, — она обернулась, перед ней стоял молодой мужчина.
Он сделал шаг навстречу, и Флора увидела его арабские темные опасные, как ночь, глаза, лицо, выточенное, словно из мрамора, с греческим носом и мягкими английскими скулами, вьющиеся темно-каштановые волосы. Он был выше и намного сильнее, она могла бы испугаться, но не стала. В нем не было ничего отпугивающего или устрашающего, наоборот, он притягивал ее.
— Правда, чудесные? Это мой новый сорт. «Флора», — она мягко улыбнулась ему. — Почему ты улыбаешься? — он как-то легко перешел на ты, избегая все формальностей.
— Потому, мое имя тоже Флора, — она протянула ему цветок, возвращая. — Флора Спенсер.
— Оставь себе, прекрасная Флора. Вы где-то неподалеку живете? — спросил он ее.
— Я учусь здесь в школе, — Флора не стала скрывать свой возраст, — через год заканчиваю. Вы не представились.
— Ах, да. Ричард Бленд, селекционер, — она засмеялась.
— Я это уже успела понять, — он сжал ее руку, — Мне пора, — небо уже потемнело.
— Когда я тебя увижу?
— Завтра, в это же время, — он поцеловал ее руку, и она убежала, ее отсутствие никто не заметил, и она благодарила небо, что ей повезло. Лежа в постели, она все думала о Ричарде, никак не могла прогнать его из своих мыслей.
Ей было семнадцать, но его это не отпугнула разница в десять лет, у них оказалось много общего, те несколько часов, что они проводили вместе в будничные вечера давали ей силы, чтобы прожить скучные выходные. Она знала о нем много. Он был из бедной семьи, и цветы стали его большой любовью. Мать воспитывала сына одна, и сделала все, чтобы он получил хорошее образование. Флора влюбилась в него без оглядки. Месяц пролетел, как одно мгновенье. Почти каждый вечер Флора сбегала по раскидистой яблоне, идя по заросшей осокой траве, выбрав этот путь, чтобы остаться незамеченной. Она была вдохновлена дерзким примером своей сестры, думая, что ей удаться обмануть отца.
Ричард влек ее к себе, манил, как пчелку к ароматному летнему цветку. Рядом с ним она расцветала, надеясь, что это счастье будет вечным, таким вечным, что ей не придется узнать, что такое мир без любимого мужчины. Флора хотела быть сильной, и силу эту она искала в Ричарде, ощущая, как все глубже погружается в его слова. Ему тоже было легко с ней, юность компенсировалась умом и красотой. Флора милая девушка, на такой бы он мог жениться, завести с ней семью. Но он ощущал в ней какую-то напряженность, скованность после того, как она приезжала после выходных в школу.