Ноктюрны (сборник) - Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, Агафья, примай деньги… Что тут попусту балакать. Да собирайте девчонку… С Богом!
Муж Агафьи нехотя взял двадцатипятирублевую ассигнацию и презрительно зажал ее в кулак.
– Я совсем не желаю обижать вас, – заговорила Татьяна Ивановна, точно оправдываясь. – У меня сейчас больше нет денег, а после я с удовольствием заплачу еще.
Агафья разразилась отчаянным воем и спряталась за печкой. Теперь уж мужики окончательно не знали, что им делать. Разве с бабой сговоришь?.. Наташа переползла с печи на полати и с любопытством наблюдала все происходившее.
– Эй, девонька, оболакайся! – обратился к ней Иван, окончательно вошедший в роль посредника. – Дальние проводы – лишние слезы… А я на станцию вот как подмахну! Главная причина – барыня добреющая.
Татьяне Ивановне вдруг сделалось совестно за происходившую сцену. Она отправилась за печку, обняла Агафью и начала ее утешать.
– Агафья, вы не сердитесь… Помните, я еще в прошлом году предупреждала вас, что возьму девочку.
– Да ведь мне-то, поди, тоже жаль ее, сударышня-барышня… Как своя выросла. Было за ей похожено.
– Я вам за все заплачу, Агафья. Приезжайте только в город.
Агафья покосилась на мужа и зашептала:
– При ём-то не говорите… Вон он сграбастал денежки, как ястреб, а я только их и видела.
– Хорошо, хорошо…
Дело наконец сладилось. Оставалось уговорить только Наташу, что было не так-то легко. Девочка оказала самое отчаянное сопротивление и согласилась ехать только до станции, где надеялась получить игрушки и городские гостинцы.
– Только ты не моя мамка, – упорно твердила она, глядя на девушку злыми глазами.
– Конечно, не мамка, а мама.
– Н-не-е…
– Ну слава Богу! – проговорил Иван, усаживаясь на облучок. – Ну и народец!.. Вот уцепились! Живым мясом готовы рвать… Эх вы, други, трогай!
Татьяна Ивановна крепко прижимала к себе тихо плакавшую Наташу. Когда кибитка тронулась, она перекрестилась.
Начиналась новая жизнь…
IV
Неожиданный отъезд Татьяны Ивановны произвел в квартире Каролины Карловны Дранг своего рода сенсацию. Сначала старая немка не придала ему никакого особенного значения, потому что рассердилась на неисправимую «баронессу». Она долго ругала легкомысленную дочь на двух языках и даже грозила в пространство жирным кулаком. «О, не есть ли это сумашедчий женщин, который на пятьдесят рублей жалованья будет иметь четвертый дитю?.. Donnerwetter, побирай меня шорт, если я могу понимайт… Богатый люди могут иметь двадцать дитю, богатый люди дитю радость, богатый люди все могут, а „баронесса“ дурак!» Чухонка Ольга была того же мнения.
– Однако куда она мог ехать? – рассуждала фрау Дранг.
– Баню екал, – объяснила Ольга. – Один извозчик екал.
Наступил вечер, а Татьяна Ивановна не возвращалась. Положим, она часто не бывала дома по нескольку дней, но то совсем другое дело, начиная с костюма, в котором выезжала Татьяна Ивановна. Фрау Дранг знала, где жилица, и была спокойна. Она не волновалась даже тогда, когда Татьяну Ивановну привозили из какого-нибудь веселого загородного уголка в таком виде, что она едва могла дойти до своей комнаты. С ней обыкновенно отваживалась в таких случаях Ольга, занимавшаяся, прежде всего, карманами подгулявшей барышни. Она обворовывала ее самым бессовестным образом и раз стащила даже дорогой золотой браслет. На другой день утром Татьяна Ивановна обыкновенно чувствовала себя скверно, сидела у себя в комнате, и Ольга выговаривала ей, что нехорошо терять браслеты. Да, все это было в порядке вещей и никто этому не удивлялся, а теперь случилось что-то другое. Потом это таинственное вмешательство «баронессы», – фрау Дранг еще рассердилась на сумасшедшую дочь, рассердилась как-то всем своим старым немецким жиром.
Вечером приехала Лоти, младшая дочь фрау Дранг, и старуха успокоилась. Это была ее любимица. Лоти не походила на «баронессу». Высокая, плотная, белокурая, она напоминала тот племенной скот, который фигурирует на сельскохозяйственных выставках. Одевалась она с вызывающею пестротой и с тем особенным шиком, который заставляет мужчин оглядываться. Некоторый недочет по части вкуса выкупался дорогими материями, кружевами и ценными безделушками. Каролина Карловна не могла смотреть равнодушно на свою любимицу и со слезами на глазах повторяла:
– Вот я такой же был… как обе две капли вода!
Старуха немало гордилась и общественным положением своей Лоти, которая была просто содержанкой одного выжившего из ума старого генерала. У Лоти была своя квартира, свои лошади, штат прислуги, брильянты, – чего же еще можно желать? В этот вечер Лоти приехала к мутерхен в дурном расположении духа. У нее была скверная привычка приезжать к матери именно в таком настроении, и старухе стоило большого труда успокоить ее. Лоти была немножко вспыльчива и ругалась, как два извозчика.
– Ну, что нового? – спрашивала Лоти еще в передней, бросая свое манто прямо в физиономию Ольги. – Мутерхен, как тебе не надоест эта чухонская морда?.. Видеть ее не могу!
– Нишево, Лоти… У тебя опять нервы?
– Какой там черт нервы… Со своим старым чертом поругалась и выгнала его в шею.
Чтоб успокоить Лоти, старуха сейчас же рассказала ей об интересном положении «баронессы» и таинственном исчезновении Татьяны Ивановны. Лоти презрительно пожала плечами и не удостоила ответом. Разве можно говорить о сумасшедших женщинах?
– Я на твоем месте давно бы отказала этой Татьяне Ивановне, – заметила Лоти, лениво зевая. – Хочется тебе с нею путаться.
– Она мне за один комнат девяносто рублей платит… Я имеет от нее свой маленький доход.
– Ну, довольно. Надоела… Всем вам цена расколотый грош. Было время у Татьяны Ивановны, когда она была в моде, – ну и вышла круглая дура, потому что не умела вовремя устроиться. Жила бы не хуже меня… А какой у ней голос был, когда она пела на Островах! Целый капитале в горле, и она его пропила на шампанском.
– Дурак была.
– Ну плевать. Не стоит говорить.
Фрау Дранг занимала две больших комнаты. В одной была ее спальня, а другая представляла гостиную. Вся обстановка сложилась здесь из ненужных вещей Лоти, характеризуя те стадии, которые проходила эта практическая девица. Да, тут была и простенькая мебель, обитая дешевеньким кретоном, и кушетка, обтянутая подозрительно-красным, трактирным трипом, и настоящие шелковые пуфчики, козетки и кресла. Долго бедствовала фрау Дранг, пока дочери были малы, но зато теперь вполне блаженствовала, утопая в этом, сборном великолепии. Положим, Лоти часто ее корила своими благодеяниями и даже обещала вышвырнуть прямо на улицу, но между своими людьми какие счеты? Фрау Дранг отлично знала, что такое жизнь и что такое горячие слова.
Итак, Лоти лежала на кушетке и курила папиросу. Фрау Дранг немного была встревожена: а вдруг изгнанный генерал рассердится?
