Орда встречного ветра - Дамазио Ален

Она решила не углубляться в сферу механики потоков и сосредоточиться на функционировании хронов, свойствах вихря и на том, что называла Тканью. Под словом «ткань» она подразумевала аэропластичную сетку, из нее были сотканы все живые существа, она вплетала их в материю ветра, это была ткань, которую все живые существа вышивают, рвут, прошивают стежками и неустанно ткут дальше. К каждому переданному мне знанию Ороси давала либо урок по распознаванию вихрей, хотя бы несколько упражнений, либо по определению разрывов в сети, по аэрологическим изгибам, по предугадыванию метаморфоз… Упражнения были крайне увлекательны, хоть мне и не хватало тонкости восприятия, и еще как! кроме разве что слуховой сферы, а главное, мне не хватало способности активизировать органы чувств: я не был силен в вопросах термических потоков, не многим лучше разбирался в шлейфах волн, моя мышечная проприоцепция по-прежнему оставалась слишком грубой, чтобы начать

чувствовать вибрационное поле с расстояния двадцати метров… В общем, мне «было к чему стремиться», согласно эвфемизму, подобранному Ороси, но я чувствовал в себе новое стремление и потенциал.

В моих глазах профана способности Ороси (которые она вынуждена была тщательно от нас скрывать все эти тридцать лет!) достигали порой чистой магии. Правда заключалась в том, что она не жила в том же мире, что мы с Голготом и Пьетро: мы путались и спотыкались в складках ветра, в то время как она жила в самой материи — она принимала в ней участие душой и телом. В упражнении под названием «чтение структуры» (существовал целый словарь зашифрованных терминов, нелегкий в изучении) она становилась посреди поля с завязанными глазами и должна была описать все видимое и невидимое, что происходило вокруг нее. Перебежки лисиц и зайцев, круги, описываемые в небе хищными птицами, испаряющуюся из лужи воду, хруст сломавшейся ветки, проходящий вдали хрон, ритм порывов ветра у скалы и форму закручивающихся вихрей, надвигающиеся угрозы и красоту протекающего момента, падающий лист или ложащийся в траву бумеранг, мои внутренние чувства, она описывала абсолютно все — «главное из того, что нужно почувствовать», — поправляла она меня, только вот ее «главное» покрывало весь спектр событий, от мельчайших до грандиозных, во всех трех царствах окружающего мира, и я терял дар речи от восхищения.

Ω Я навскидку пять сотен километров на север на своем вороном проделал, перед тем как слезть на свои ходули и галопом к Сову с Ороси, проверить не наплодили ли они там малышни за это время. Жеребец мне попался крепкий, не из пугливых, я его к дереву привязывал, когда у

меня задняя точка, как в печи, пылать начинала, или если хотел пару-тройку опорных проконтровать, когда зашквал поднимался. Чисто для формы, чтоб затрав не расплескать. В общем, я на своем коне весь север прочесал, и еще наугад обрыв пообследовал. Скала вам, конечно, не шуточки. Вертикаль скользющая, и это еще хорошо, когда не отвесная! А по ней ветер волнами бац-бац. Не облака, а пена изо рта, да завихрений по хребту завались, но это еще ладно, дак, вдоль стенки еще хуже было, там вообще одни сплошные вихри штопором шли. Я по страховке раз спуститься попробовал, так думал там и весь мой мешок с костями в придачу останется, а не только веревка, хронов там как грязи, хотя что удивительного вообще?! В общем, если коротко, то гусеницей мы вниз не поползем, забыли-проехали…

За два дня до того, как до лагеря снова дойти, я одним глазом вдруг на уступ наткнулся, который мы с близнецами из-за тумана не усекли в прошлый раз. Скала уходила вперед узким выступом, больше двоих за раз не пройдут, метров триста в длину, а на конце небольшое плато, островок из травы такой себе. Если уж мы и были на Верхнем Пределе, что, по правде сказать, в моем котелке уже вариться начинало, то островок этот был самой дальней точкой земли на верховье, крайний пик кормы. Я, естественно, пошел, не смотреть же теперь на него, да и зашквала в лицо давно не было. Постоял на краю, поглядел на горизонт. Хорошо… Только вижу вдруг в двадцати метрах ниже другой такой же выступ уходит, чуть подальше, форштевень короче… И на самом конце… На самом конце….

— Как это вышло, Пьетро?

— Это было почти на рассвете, Кориолис была на карауле. Я спал. Не знаю, что меня разбудило, крики Шиста

или приказы, которые она ему отдавала. Я выпрямился, сидя. Дело шло к утру, но еще было плохо видно. Кориолис стояла против света, у края скалы. Смотрела на что-то, перед ней что-то шевелилось, прямо у нее над головой, и Шист встревоженно вскрикивал. Я вылез из спальника и подошел к ним. Это была ивовая клетка, я ее по форме сразу узнал. Она держалась на тросе, конец которого болтался на уровне линии хребта. Я сразу закричал, что это галлюцинация, и что нельзя ее трогать! Но клетка была как настоящая, я был готов поклясться!

— Мы тебе на слово верим…

— На конце троса был привязан деревянный цилиндр, выкрашенный в белый цвет. Его-то Кориолис и просила Шиста принести. Птица, видимо, поняла и спикировала прямо к свертку. Схватить его было непросто, клетку сильно раскачивало на ветру, но ястреб ухватил его с первого раза и принес Кориолис. Она что-то вытащила из цилиндра и прочитала. Я с ней почти поравнялся к этому моменту. Она застыла на месте от прочитанного. Сказала мне отойти. Я не хотел. Не нужно было ее слушаться… Она вдруг взяла разбег и прыгнула в пропасть, прямо на клетку! В моем видении она ухватилась за прутья и обвила веревку вокруг ног… Но под ее весом клетка потеряла высоту и…

— Исчезла? Все исчезло?

— Да…

— Как это все нелепо… Какая глупая смерть…

— Не знаю, что она увидела на этом свертке. Его унесло ветром, а может свертка и вовсе никогда не было… Но клетка точно была от Ларко. Стребу тоже Дарбон привиделся.

— Стребу удалось переместить свой вихрь в Шиста. Это очень странно, что Кориолис…

— Да, продолжай…

— Я думаю, Шист способен принимать вихри. И если бы Кориолис умерла, он бы бросился подхватить ее клубок или вихрь Ларко, который она в себе сохранила…

— Доскажи свою мысль до конца… Ты думаешь она жива?

— Я думаю, иногда девятая форма приходит к нам в реальности. Посмотри на Горста, он прожил смерть брата в настоящем времени. Или Ларко, его унесло в маревые облака, о которых он всю жизнь бредил. Кориолис, насколько я ее знала, всегда стремилась к неизвестному. Она оставила свой поселок, чтобы уйти с нами, все бросила, не зная, куда ее это приведет. Все ради ощущений от чувства неизвестности. И в Караколе ее привлекало это же, его загадочность, он каждое утро становился для нее новым незнакомцем. Поэтому она и прыгнула вперед, чтоб ухватиться за клетку. Она последовала своей собственной логике…

— Психрон принес ей последнюю нить к неизвестному…

— Возможно, что и не было никакого психрона на самом деле.

— Ты хочешь сказать, клетка была настоящая?!

— Я ничего не хочу сказать. Я лишь ищу ответ.

x Голгот, весь словно обмякший, сидел, поджав под себя ноги. Он вернулся на три дня раньше Пьетро, на ветряном жеребце, который еле тащил ноги. Как только мы его заметили, то сразу бросились навстречу. На нем лица не было, он не просто был не в форме, он был на грани того, чтобы наложить на себя руки. Мы его раздели, искупали, он был не в состоянии ответить ни на один наш вопрос; щеки у него обросли щетиной, вокруг глаз пролегли трещины, заскорузлые сопли перепачкали пол-лица. Он