Княжий человек (СИ) - Билик Дмитрий Александрович

Я не понял, что именно сейчас творилось в голове Леопольда Валерьевича. То ли он пытался осознать все, что я ему рассказал, то ли внутренне собирался с мыслями.

Ясно было одно — я красавчик. Не во внешнем плане, само собой. С такими ушами только на конкурсы красоты. А в плане построения долгосрочной стратегии. Ведь можно же было просто придавить хистом. Однако сейчас Леопольд Валерьевич рассказывал все как есть, без всякого нажима. Так сказать, от души. И мне подумалось, что таким образом он способен поведать гораздо больше.

— У меня умерла супруга в прошлом году. Моя Ладочка. Можно сказать, что все, чего мы добились — это благодаря ей. Когда нужны были деньги, она искала инвесторов, договаривалась с серьезными людьми, заводила важные знакомства. Я только занимался наукой.

До меня запоздало дошло. Все-таки рано мне быть читателем чужанских душ. Это не Леопольд Валерьевич неряха. В него он превратился после смерти жены, которая с него пылинки сдувала. Вот теперь все встало на свои места.

— Умирала Лада долго и мучительно… Все требовала, чтобы я ее племяннице позвонил. Они давно поссорились, и Любаша перестала общаться с нами… А тут, понимаете, требовала. Лада всю жизнь была мягкой, доброй, перед смертью ужасные вещи говорила. Материлась. Хотя я понимаю, онкология, страшные боли. Да только я сплоховал. Струсил.

Леопольд Валерьевич снял очки, схватившись прямо за линзы и помассировал пальцами глаза. Ему явно с трудом давались воспоминания о погибшей жене

При этом, как только он заговорил про «долго и мучительно», меня будто током пробило. Знал я людей, которые тяжело умирают, если не передают вовремя хист. Это Спешнице со мной повезло. Так неужели жена старика была рубежницей?

Все сходится. Судя по внешности и манерам Леопольда Валерьевича — он типичный лох. В хорошем смысле того слова. Такие могут быть умными, даже гениальными. Только на них всю жизнь будут ездить менее талантливые, но более ушлые. Получается, Лада взяла судьбу мужа в своих крепкие, обласканные промыслом руки, и возвела избранника на пьедестал?

С точки зрения рубежника — ничего сверхъестественного. Тут хистом придавишь, там человека заставишь подчиниться. И готово.

— И я сплоховал, — плакаться старик. — Понимаете, Матвей, я испугался. Она на себя была непохожа, кричала, требовала. Требовала, чтобы я, в конце концов, что-то забрал, если племянницы нет, чтобы позвал других. Я не самый храбрый человек. Потому ушел от нее на первый этаж. Сидел там, плакал и трясся от страха.

Я смотрел на Валерьича с некоторой брезгливостью. Не из-за его неухоженности и перхоти в волосах. Не они делают мужика мужиком. Делают поступки. Жена провернула так, чтобы у мужа было необходимое. Даже больше того. А он отвернулся в самый переломный момент. Ладно не понял, мы вообще довольно тупые существа. И нам нужны не намеки, а взлетно-посадочная полоса, освещенная фонарями, где большими буквами написано, что надо делать. Но ведь он осознавал, что ей требуется помощь.

Мой портсигар затрясся, как каждый раз, когда на что-то нужно было обратить внимание. Я хлопнул себя по карману, потому что и так обо всем сам догадался. Бес обиженно что-то прошипел и затих.

— Но ведь это не вся история? — спросил я, глядя на Светлану.

К сожалению Рыкаловой, три «Маргариты» не исправили ситуацию. Все-таки женщина была плотная, потому эти семечки на такую красоту не сработали. Вот Светлана и заказала себе еще выпивки. И теперь сидела, уставленная фужерами.

— Нет, — покачал головой старик. — Самое страшное стало происходить после смерти Лады. Все время что-то падает, ломается, пару раз я проснулся от страха и понял, что не могу вздохнуть. Будто кто-то сверху сидит.

Я чуть было не улыбнулся, вспомнив первый опыт передачи хиста. Я тогда сам чуть в штаны не наделал. Вот только сейчас улыбка не вписывалась в место и время.

— А потом в одно утро вообще проснулся, а на подушке состриженные волосы лежат. Мои волосы. Так страшно стало.

Тут уже желание улыбаться пропало совершенно. Потому что подобное действительно было похоже на проделки нечисти. Очень нехорошей нечисти.

— Я знаю кто это, — неожиданно сказал Леопольд Валерьевич. — Сразу понял.

— Да? И кто же? — спросил я.

Потому что лично у меня было множество вариантов. Нечисти, которая пакостит дома — воз и маленькая тележка. Вообще, по большей части именно на этом они и специализируются.

— Лада, — тихо прошипел собеседник, опрокидывая в себя остатки «Черного русского». — Не может простить меня, что не был с ней до конца. И она теперь не успокоится, пока я не того…

Угу, вот тебе и материалист, который не верит во всякую неведомую фигню. Что называется — в падающих самолетах нет атеистов. Как прижало, так сразу занялся поисками того, кто же ему поможет.

И теперь мне Валерьич стал нравиться еще меньше. В моей Вселенной, за каждый проступок должно было следовать наказание. Вот старик сам понимал, что сплоховал. Что предал свою жену. Поэтому самым логичным было искупить вину. Но нет, не хотел умирать, цеплялся за жизнь всеми средствами.

Грустно. Несправедливо. И так по-человечески. Я не принимал старика, потому что был уверен, что сделал бы по-другому, но понимал. И вдруг ясно осознал, что когда достигну пятого рубца, то чего точно не пожелаю, так возможности различать, кому стоит помогать, а кому нет. Потому что все, кто просят помощи, вправе ее получить.

Я немного помолчал, придавая своим словам значимость. А потом, неторопливо ответил.

— Хорошо, я посмотрю, что можно сделать.

Правда, всю пафосность момента загубила Светлана. Которая пристально взглянула на Митьку и заплетающимся языком протянула многозначительное: «Черт!».

Глава 8

Я забрал ключи от дома Леопольда, с трудом уговорив эту нетрезвую парочку остаться в кафе, пока мы проведем рекогносцировку. Светлана порывалась отправиться вместе с нами. Точнее, вместе с «этим чертиком», чтобы в случае чего помочь. Оказалось, что Митя произвел ровно обратный от задуманного эффект. Он вызывал не страх, а умиление.

Наверное, из-за повышенной волосатости. С ней черт напоминал тощего кавказца, которого хотелось откормить и приласкать. Причем, одновременно.

Еле-еле удалось уговорить ее остаться здесь, пока мы хотя бы не проверим дом на наличие чужого хиста. Мало ли что там может быть. И если дух рубежницы действительно витает в стенах здания, то появление женщины способно спровоцировать его на какие-то плохие поступки.

Судя по тому, что Леопольд заказал себе «еще вон тот черненький стаканчик», а Светлана отдалась во власть «маргариты», можно было ничего не опасаться. Разве что мимо будут проходить черти и Рыкалова увяжется за ними. Чтобы погладить этих миленьких существ.

Я поймал машину, но направился не по указанному адресу, а в Подворье. А что делать? Моя тетрадь была где-то далеко, придется пользоваться местным гуглом. И пока ехал, провел брейншторм со своей нечистью. Только с опозданием поняв, что совершенно не стесняюсь чужанина. Потому что изначально, даже сам того не осознавая, слегка придавил его хистом. Что и говорить, дурной пример заразителен.

— А вообще есть че-то типа призраков? — спросил я.

— Полуденницы, берегини, белая баба, — появился на сиденье бес, загибая пальцы.

Выглядел Гриша неважно. Весь покрытый красными пятнами, абсолютно весь. Да еще постоянно чесался.

— Но то не призраки, — продолжал бес. — А духи. Те же, про кого ты говоришь, они редко встречаются. Вот только вреда не наносят. Они ж наподобие слабых отголосков. Вроде эха.

— Значит, все-таки нечисть? — спросил я. — Тогда кто?

— Да кто угодно, — успокоил меня бес. — Среди нашего брата пакостников хватает.

— Сама же рубежница после смерти восстать не могла, — рассуждал я.

— Могла, дяденька, — возразил черт. — Если с хистом не рассталась, да похоронили неправильно, то могла.

— Нет, — ответил я. — Тогда бы получилась нежить. Причем, едва ли лич. И та нежить нашего Леопольда уже схарчила бы. А эта изводит. Значит, все понятно. Как же мне эта нечисть надоела.