Солнечные узоры - Борис Зайцев

Мы разработали новый проект мемориальной избы и утвердили его во всех высоких инстанциях. Конечно, мы не добивались ювелирной точности при восстановлении облика избы лесника, ибо быть того не может. Для нас важен образ, именно восстановленный образ глемориальной предметной среды.

Возьмите, к примеру, русскую печь. Только печь, не говоря о всей избе. Натурными обследованиями мы выявили закономерность отношения объема печи к пространству жилого помещения. Была подмечена также местная особенность в устройстве печей в деревне Богданове и окрестных поселениях в бассейне реки Пахры. Близость старинных мячковских каменоломен позволила здешним крестьянам делать не только фундаменты, погреба и цоколи изб, но и ладить под печи из белого камня. А в избе № 63 вся печь сложена из циклопических каменных блоков с широкой плитой. Эта печь вот уже почти сто лет служит крестьянскому роду Брагиных. Она обогревала и кормила, лечила и мыла. Нашему современнику невозможно представить, как это можно мыться в узкой пещере печи!

— Еще бы! — рассказывала нам Екатерина Алексеевна. — А я хорошо помню, как мы вдвоем с бабушкой мылись в печи. Жарко натопим. Уголья из печи выметем. Ополоснем. Постелем соломки, и сидишь паришься с веничком.

«Ну и ну!», — сокрушенно качаем мы головами, озирая отверстие печного устья (Часто в деревнях печное устье называют хайлом.) размером тридцать на сорок сантиметров. Каков же был в недалеком прошлом быт крестьян деревни Богданове, если банька с каменкой на усадьбе считалась непозволительной роскошью! Не от хорошей жизни залезал бедняк в эту жутковатую, объемом чуть более полутора кубических метров, пышущую жаром пещеру.

Словом, образ печи в доме лесника для нас определился. Мы знали, как кладут печь. Знали, что только глиной обмазывают кирпичи в печной кладке, ибо известковые растворы пропускают углекислый газ. Старожилы обещали нам, что при нужде, они найдут мастера-печника, который сложит печь для брикошинской усадьбы. Но когда мы завели разговор о таком умельце, который смог бы покрыть избу и сарай соломой, богдановцы пожали плечами. Слишком давним делом казались им соломенные кровли, все мастера перевелись в округе.

Какая солома идет в дело, каким способом ее перевязывают и укладывают на слеги, смутно помнили старожилы и не могли ответить наверное (Следует заметить, что отсутствие такого мастера в Шушенском не позволило реставраторам ввести в генеральный план музея-заповедника «Сибирская ссылка В. И Ленина» ни одной хозяйственной постройки под соломенной кровлей.). Действительно, попробуйте найти ныне соломенные избы. Разве что мелькнет где-либо в глубинках сарай или двор с остатками соломы на крыше, а когда их крыли и как это делалось, никто не помнит. Но, как говорится, слухами земля полнится. И мы однажды услышали от товарищей-архитекторов, что сравнительно недалеко, в Чеховском районе, есть село Ивановское, где якобы до сих пор крыши соломой кроют. Мы отправились туда немедленно.

От железнодорожной станции в Чехове до села Ивановского всего лишь два километра. И мы пошли вдоль берега малой речушки со странным названием Никажель.

По упругой тропе вдоль этой быстрой речки вышли мы к деревеньке Беляево. Когда-то за околицей шумела вода в мельничных колесах. Но от срубов мельниц остались лишь широкие промоины с омутами да столбы свай.

По другую сторону дороги стояли любопытные соломенные под жердь шалашики, прикрывая картофельные погребки. Они так живо напоминали деревенских мальчуганов, играющих в бабки, с картины В. Маковского. Пшеничные волосы, льняные рубашонки, подпоясанные бечевками…

Перейдя речку по деревянному мосту, мы сразу увидели ориентир Ивановского — громоздкий объем краснокирпичной церкви, построенной в селе в начале XX века. Сооружена сия храмина на доброхотные даяния фабриканта Медведева. Им же построена и двухэтажная школа рядом с храмом. На медведевские предприятия в Лопасне нужна была дешевая рабочая сила. Большое село Ивановское в избытке поставляло ее.

Новый быт, новые дома под железными крышами. Срублены они по традиции, с тремя красными окнами по фасадам. Это проверено временем и наиболее удобно для освещения жилой комнаты площадью в среднем 6X7 аршин (около 20 кв. м) и более.

Украшены дома села простыми наличниками без знаменитых плотницких солнц. Облик домов выдает в основном послевоенную стройку. Но, приглядевшись, замечаем, как из-за свежевыкрашенных фасадов то здесь, то там выглядывают желтые с серебристым отливом крыши амбарчиков, сараев… И вдруг в глаза бросилась высокая соломенная кровля над большой избой!

Значит, еще живы умельцы! Еще не забыли секретов старинного ремесла. Каков же он, этот мастер? Какова его речь? Чем живет он в нашем мире реактивных лайнеров и всепронзающих лазерных лучей?

И вот мы уже возле самого дома, с любопытством разглядываем плотные ряды с любовью уложенной соломенной кровли. По планировке дом обычный, трехчастный, то есть состоит из теплой избы и холодной клети, объединенных сенями. Окна холодной половины обрамлены простыми наличниками с широкими лобовыми досками, но резьбы на них нет. Зато на окнах теплого жилья расцвел легкомысленный орнамент пропиловочной рези.

Крылечко также крыто соломой на два ската. Войдя в Дом и познакомившись с хозяйкой, жадно разглядываем избу внутри. Но ничего примечательного из арсенала народного творчества не видим. Русская печь переложена и совмещена с плитой. Стены оклеены обоями. Городская мебель. Если бы не печь, и не примешь эту комнату за деревенское жилье.

— Кто же вам такую крышу сделал? — спрашиваем у хозяйки.

— Да вот сосед напротив. Матвеев Иван Михайлович… Торопливо попрощавшись, мы вышли из избы и тут же увидели у противоположного дома в белой рубахе самого Ивана Михайловича. Оказывается, он давно заметил наши фотоаппараты. Мы зашагали навстречу, с удивлением отмечая, что крыша его дома была все-таки железной.

Иван Михайлович оказался человеком общительным, радушным. Он живо начал рассказывать о своем увлечении соломенными кровлями. Крышу он сделал соседке еще лет двадцать назад, а недавно лишь подновил верхние два ряда соломы.

— А что ей, крыше, сделается. С соломы как с гуся вода, — ответил мастер на вопрос о прочности соломенной кровли. — И не стоит понимать, будто от бедности кроем мы избы соломой. Дело в том, что зимой под соломенной крышей теплее, а летом — прохладнее.

Показал Иван Михайлович и свой инструмент — щетку, очень похожую на рифленый рубель для выколачивания белья при стирке, но только с ручкой в центре оборотной стороны. К торцу щетки был прилажен металлический гребень. Им-то и разглаживал мастер укладываемые на крышу ряды соломы.

К Ивану Михайловичу перешло увлечение соломенными кровлями от деда. Знал мастерство и его отец, но он давно погиб, еще в первую империалистическую. Сам же Иван Михайлович 1914 года рождения, инвалид Великой Отечественной. До настоящего времени работал в колхозе шофером (и это с протезом!), но не забывал соломенные кровли и с радостью брался за такую работу, когда его по старой памяти просили односельчане. А свой дом перекрыл все-таки железом. Отчего так?

— Это наш колхоз выделил мне железо как фронтовику-инвалиду, иначе и свой дом покрыл бы соломой. Но поди попробуй нынче ее разыщи! Ведь не всякая солома пойдет в дело. Издавна для крыш брали только ржаную солому и только серпом убранную. А машина ломает ржаной стебель, не о соломенной же кровле думает комбайн, — смеется Иван

Михайлович, а потом добавляет: — А в наших окрестностях рожь почти не сеют. Колхозы в основном животноводческие и свои поля засевают клевером и люпином.

Да, не столь уж часто Ивану Михайловичу приходится брать в руки свою щетку. Мы благоговейно передаем ее из рук в руки, стертую, но еще годную к делу. Теперь нам зримее стал образ соломенных кровель, называемых по разному из-за разности техник: «под щетку» и «под жердь».

Мы нашли мастера, который поможет воссоздать мемориальную избу, в которой не раз бывал В. И. Ленин. Иван Михайлович согласился, не стал ссылаться на фронтовое увечье. «Для такого дела я новую щетку сделаю. Как же, как же, в самих Горках работать», — говорил он, заметно волнуясь.

Действительно, разве мог ожидать народный умелец, что понадобится его редкое ныне мастерство для ответственной работы в Государственном историческом заповеднике «Горки Ленинские»!

Реконструкция дома крестьянина Шульгина в деревне Горки разительно отличалась от нашей работы в Богданове. Дом Шульгина был одним из двух пятистенных домов, крытых железом, на всю растянувшуюся вдоль Каширского большака деревню. Сам Шульгин перед революцией только назывался крестьянином, он уходил на отхожий промысел в Москву. Его дом стоял на краю деревни, и из небольшого приусадебного фруктового сада открывался вид на окрестные леса и поля.