Alma Matrix или Служение игумена Траяна - Александр Кукушкин

Траян подошел к иве, кивнул помощникам и посмотрел на Аттилу. Тот молчал и не шевелился.

– Максим, – обратился проректор ко все еще стоящему посередине лестницы Задубицкому, – а вы не слишком тяжелый для этого дела?

– Я? Я нет. Наверное, – испугано ответил Макс.

– Тогда давайте высвобождайте его уже, – Траян обратился к помощникам: – И давно он тут висит?

Помощники переглянулись, ежась от холодного взгляда проректора:

– Его обнаружили после службы.

Гайда, Сковорода и Настоящий попытались спрятаться в толпе, чтобы помощники не указали, что это они нашли кота.

– Значит, несколько часов, – задумчиво сказал Траян, наблюдая за Максом, который добрался до Аттилы и отрывал скотч от ветки. Аттила был жив, он немного шевелился. – А чей это кот-то?

Помощники от волнения быстро моргали; они понимали, что проректор намеренно сдерживал себя, но сейчас будет буря:

– В-ваш, батюшка.

– Мой?

– Это… это Аттила…

Проректор посмотрел наверх. Все замерли, ожидая взрыва атомной бомбы. Макс, почти отодравший кота, сморщился. Из-за горизонта вынырнуло солнце, окатив толпу красным светом. Траян помолчал, потом снова обратился к помощникам:

– Да какой же это Аттила? У Аттилы передние лапы в белых носочках, а у этого только кончики лап белые.

– …как так не Аттила?

– Ну, вот так, – проректор пожал плечами. – А вам хотелось бы, чтобы это был он?

Макс схватил кота за переднюю лапу – белого носка не было. Да и вообще кот, хотя походил на Аттилу окраской, размерами был меньше и был гораздо худее.Макс крепко уцепился за ветку одной рукой, повернулся к студентам, вытянул кота в другой руке и закричал: «Самозванец!!»

Настоящий называл происшедшее чудом. Гайда признавался, что впервые подумал о том, что не сможет закончить семинарию. Сковорода утверждал, что за те ужасные несколько минут состарился на десять лет. Задубицкий сознался, что готов был специально упасть с лестницы, лишь бы не передавать в руки проректора его кота.

Но это был не кот проректора.

Аттила в то праздничное утро спокойно дремал на правом клиросе храма в Семинарском корпусе, а в новом учебном году искренне недоумевал, почему стал всеобщим любимцем, несмотря на все его шкоднические проделки.

МУДРОСТЬ ИГУМЕНА ТРАЯНА

Отец Траян сидел в своем кабинете и понимал, что ему не хватает мудрости.

Перед ним сидела старшая воспитательница Регентской школы и жаловалась на его семинаристов. Это было обычное дело, но именно сейчас проректор понял, что до сих пор поступал очень не правильно по отношению к подобным жалобам из Регентской. Обычно он внимательно выслушивал их и тут же забывал, считая, что негоже женщине вмешиваться в мужские дела. Но сегодня воспитательница была многоречива сверх меры, и за то время, пока она говорила, проректор успел обдумать все вопросы, которые хотел обдумать, и теперь не знал, чем заняться. Он в отчаянии уже решил начать вычитывать про себя вечернее молитвенное правило, хотя было только половина восьмого, но тут его осенила мысль, что ему не хватает мудрости.

Мудрый человек не имеет права так расточительно относиться к жалобам Регентской школы. Мудрый человек должен быть бережлив. Траян стал внимательно смотреть на старшую воспитательницу и в тот момент, когда она сделала паузу, чтобы набрать воздуха, он вклинился в беседу:

– Светлана, вы совершенно правы. Прямо после ужина они будут вызваны ко мне в кабинет. Я разберусь.

Воспитательница бросилась благодарить проректора и продолжала делать это даже тогда, когда он закрыл за ней дверь. «Нужно вызвать семинариста и заставить его оправдываться, даже если обвинение пришло из Регентской школы, – подумал Траян. – Не всё ли равно откуда? А заставить семинариста оправдываться никогда не лишне». Он снял трубку телефона, набрал старшего помощника и потребовал после ужина к себе в кабинет Сковороду и Пушко.

Созвонившись между собой, парни договорились встретиться у входа в Академию. Сережа Пушко, украинец с голливудской внешностью, накаченными мышцами и всегда идеально выглаженными брюками, пришел первым и от нечего делать стал насвистывать военные марши. К нему подлетел запыхавшийся Сковорода:

– Пошли?

– Да. Ты знаешь, за что нас?

– Нет.

– Пойдем выяснять.

Они быстро поднялись на административный этаж, подошли к кабинету проректора и постучались.

– Да-да, – послышалось из-за двери, и они вошли.

Траян сидел в кресле и читал Псалтирь на иврите. Сковорода и Пушко знали манеру проректора вести разговор, потому спокойно прошли на середину комнаты и остановились в ожидании. Траян молчал, продолжая читать. Ребята стояли не шевелясь. Траян перевернул страницу. Сережа Пушко слегка улыбнулся. Леша Сковорода шмыгнул носом. Траян молчал и читал. Пушко скосил глаза на друга и вопросительно приподнял брови, Сковорода в ответ едва заметно пожал плечами. Траян молчал. Сковорода бросил взгляд на противно тикающие часы – восемь двадцать пять. Траян молчал. Восемь двадцать шесть. Траян перевернул страницу. Ребята начинали волноваться. В половину девятого проректор, не отрывая глаза от Псалтири, сказал: «Вы бы присели, что ли». «Нет-нет, мы постоим», – моментально отреагировал Сковорода. Траян дочитал псалом и отложил книгу в сторону. Ребята встрепенулись. Траян подвинул себя поближе к столу и подвинул поближе к себе исписанный лист. Парни переглянулись, проректор молчал.

– Вы оба служили в армии, правильно? – наконец спросил Траян.

– Да.

– Хм, об этом, похоже, мы сегодня и будем с вами говорить. Смотрите, что мне на вас написали из Регентской школы, – проректор взял листок. – Ну, тут всякая лирика… Ага… «Они, – это вы имеетесь в виду, – узнали о том, что группа девушек из Регентской школы вместе со студентами Академии идут на осенние шашлыки. Поскольку их не пригласили, они воспылали негодованием и ревностью, и по врожденным звериным инстинктам, а также в силу уязвленного самолюбия решили испортить всем веселье». Каков слог, да? Воспылали ревностью, звериные инстинкты. Кстати, почему это вас обязательно должны приглашать с собой академисты? Вы ж из семинарии. Ну, не важно. Дальше. «Когда ребята и девушки уже расположились в лесу на берегу озера, уже разожгли костер, расчехлили гитары и начали жарить мясо, эти негодяи и начали свое дело». Так прямо и написано – негодяи. Признаюсь, когда я дочитал до этого места, где вы уже собрались «начать свое дело», я сильно испугался. Читаем дальше. «Оказывается, они вызнали, где планируется пикник, оделись в камуфляж, разрисовали себе лица боевой раскраской и затаились неподалеку». Мороз по коже… «И когда ребята пошли в лес, чтобы принести еще дров, они напали на них, связали, заткнули кляпами рты и притащили к костру». Хотел бы я взглянуть на это, если так и было на самом деле, господа, вы фотографий не делали?.. «Вели себя нагло и вызывающе». Кто бы сомневался… «Испугав девчат и академистов, они съели треть шашлыка, и довольные ушли обратно… Веселье было сорвано, не успев начаться»… А дальше, если кратко, Регентская школа пишет, насколько она вся целиком разочаровалась в семинаристах, и почему именно сожжение на костре, а не повешение или четвертование, должно быть вам подходящей карой.

Траян отложил листок и вопросительно уставился на своих студентов. Студенты неуверенно улыбались, и проректор понял, что именно так все и было.

– Я так понимаю, – начал Траян, – что в вас проснулись вояки, и вам армейских приключений захотелось… Вот вы, Алексей, вы из Белоруссии, вы там где служили?

– В пограничных войсках, в штабе.

– В штабе? Здорово. Долго операцию планировали?

– Понимаете, батюшка…

– Ладно-ладно, еще поговорим. А вы, Сергей? Где служили вы?

– Я больше учился, чем служил. В учебно-тренировочном центре СпН.

– Спецназ?!

– Так точно.

– У меня есть собственный спецназовец! – восхитился проректор. – А почему я об этом ничего не знал?

– Меня никто не спрашивал при поступлении, в каких войсках я был, – скромно ответил Пушко, – кроме того, это же на Украине.

– У нас разные государства, но одна Церковь, – заметил проректор. – И вы закончили обучение, Сергей? У вас теперь какой-нибудь берет есть?

– Нет, я не закончил.

– Почему?

– У меня возникли проблемы с вестибулярным аппаратом.

Траян недоверчиво посмотрел на него:

– А разве не вы чистите паникадила и фрески в лаврских храмах? Мне рассказывали, как вы без страховки лазите под самый потолок. Отцы-монахи еще бояться, что вы сорветесь и расшибетесь насмерть, а им храм придется переосвящать. Ведь это вы?

– Я, но это не то же самое, что с парашютом, например, прыгать.

– Да? Хм… О, слушайте, у меня такая история была, Сергей! Вы мне сейчас поможете. Недавно был на охоте с военными, так там один майор в отставке рассказал, что он в первую чеченскую войну сам видел, как наш снайпер попал противнику между глаз на расстоянии в два километра. И так он это рассказывал! Про винтовку, про паренька этого… Сергей, вы мне скажите, он немного, э-э-э, сочинял или это правда? Все-таки два километра!