Рысья гора - Сергей Аркадьевич Шелец

меня снимает Олег. Я сажусь в его крузак, но киваю Нэнси, чтоб записал номера. Тот и номера тачки скатал, и в бампер плюнул. Мой хороший!!!

— Как бы ты не пыталась зимой оживить наш брак, у нас ничего не вышло, — выдыхает Олег, но мотора не заводит.

— И я рада тебя видеть. Приехал плакаться мне в плечо?

Он достает бумажник, и кидает мне десятку. Где-то я уже это видела. Не хватало, чтобы какой-то безхребетный куколд выбивал из меня все дерьмо как Руслан.

— Мы разъехались. Я плачу алименты, и раз в неделю вижусь с детьми. Так-же занимаюсь делом, и жду, когда тебя сподобит вернуться ко мне.

— Сейчас июль, а не осень. Долго еще ждать.

— Ты заебала меня, Наташа, — выдыхает Олег и закуривает.

— Будешь трахаться со мной, или мне сегодня поработать твоим психологом?

— Вот что тебе надо? К тебе клеится мужик, красивый, при деньгах, со своим жильем. Любит тебя и в жопу целует, а тебе лишь бы на трассу. Что тебе нужно дать, чтобы ты стала моей?

Я возвращаю пятерик Олегу и выхожу из машины. Второй пятерик я оставила себе за моральный ущерб.

— Так быстро? — хохочет Нэнси.

— Да задолбали меня эти мужики.

И Нэнси вопит в окно крузака:

— Если она не дает, то моя дырочка и за три косаря готова впустить тебя, мой сладкий папочка.

Крузак резко трогается с места, а Нэнси заливается смехом.

14

На каждого второго клиента приходится Олег. Иногда я даю ему, иногда сосу, и стараюсь поскорее сбежать от его болтовни и стенаний. И вот в таком состоянии я врываюсь в жаркий август с черными ночами. На Рысьей горе стрекочут кузнечики, и полынь на обочине трассы роняет свой пряный аромат. Я болтаюсь со шлюхами под уличными фонарями, отращиваю волосы, и живу своей беззаботной жизнью, в которой днём отсыпаюсь, а ночью торгую задницей. История с Русланом стирается, смывается редкими проливными дождями, и на душе становится легче. Не надо прибегать к членовредительству, или к пирсингу в самых невообразимых местах.

Чтобы коротать дни, я читаю сборник стихов одного поэта, о котором знаю ровным счетом ничего. Но в его стихах я нахожу себя, разбираю четверостишия на крылатые фразы, и иногда вглядываюсь в мальчика на обложке. У него такой потерянный вид! И эти детские красные бусы, голубая кофточка, и огромные мужские руки на его коленях. Если бы моя душа была обложкой для книги, она была бы именно такой.

Еще я знакомлюсь с другими работницами, и избегаю Игоря, который кинул нас зимой. Он тоже работает здесь, и исподлобья поглядывает на нашу троицу. Будто скучает. Будто хочет вернуться. Но Анюта сказала, что ради него не пожертвовала бы даже пачкой сигарет, не то, чтобы своей драгоценной юбкой.

Иногда мы устраиваем заседания в кафе, смеемся, пьем пиво с закусками, и ублажаем тетю Сулико комплиментами ее кухне. Иногда к нам подсаживаются бухие байкеры, и иногда мы даже с ними спим. Нэнси вот даже с одним трахается бесплатно, потому что у него "пиздатая татуировка тигра на всю грудь", а Анюта, как напьется, начинает горланить проститутские песни, и отжигать меж столиков. Я ей купила в городе большую черную юбку, и она продолжила свой ритуал пришивания всякой дряни к ней. Пляшет, и в свете гирлянд ее бусины и иголочки переливаются, очаровывают, одурманивают зашедших сюда просто поесть.

И еще преступно рано я начинаю скучать по Рысьей горе, хотя до конца сезона еще три месяца. Но время идет быстро, и потому я брожу по комплексу, брожу в сосновых борах, и фотографирую себе на следующую зиму кусочки лета, чтобы в холод греться, и предвкушать следующий сезон, и опять маяться от надоевшего вопроса: а кем я стану, когда вырасту?

Вот тебе Бэмби и Олег с его деньгами и крузаком, или возвращайся домой к матери. Делай что хочешь, или оттягивай удовольствия на года, пока твое лицо не покроется морщинами как побелка на потолке трещинами, в который ты пялишься каждую бессонную ночь и жалуешся самой себе на то, как в принципе паршиво ты живешь.

Мой дневник тошнит уже от этих стенаний, но о чем мне писать кроме них и бесконечного потока спермы, бьющего мне кипятком на грудь?

Мужчины. Мужчины. Мужчины. Да, я знаю, что начинаю раскрываться только под конец книги, но я не знаю, что меня привлекает в том, чтобы быть секс-игрушкой. Деньги это хорошо. И красота за эти деньги тоже чудесно, но я не люблю мужчин. Я не люблю женщин. Мне не нравятся люди. Этой планете я бы поставила ноль…

А помимо цитат великой Ренаты Литвиновой, я ненавижу мужчин за то, что они относятся ко всему так, будто живут не последнюю жизнь. Кончил в одну и убежал. Женился на другой, и погиб. Вот и вся их жизнь. И мы женщины — свидетели того, как эти сумасшедшие устраивают войны, и заставляют нас рожать для того, чтобы скидывать в мясорубку еще больше мужчин. Хоть одна женщина славилась чем-то подобным? Не думаю, потому что мы ценим то, за что испытывали невыносимые боли при родах. Это вам легко убить, мужчины. Вы бы занимались этим меньше, будь у вас вагина, из которой бы вылазили новые люди.

И в этих мыслях вся я, гораздая на мудрости, но сама физически бесплодная. Да, я не могу и не хочу иметь детей. Я слишком добра для того, чтобы позволить родиться человеку в мире, где его могут убить или изнасиловать. Или жить с Русланом.

Да, он умер при загадочных обстоятельствах, но моя любовь к нему до сих пор где-то теплится в душе едва заметным огоньком. Настолько маленьким, что я не замечаю его в ночи, и просто списываю на то, что я любительница романтизировать всякое говно. И да, я жду подобной любви от Олега, поэтому то я его не отшиваю. Я еще надеюсь, что в нем проснется тот альфач, по которому я могла бы вечно сохнуть. А почему бы и нет, девочки? Все мы не без греха, а кто безгрешен, то пусть пизданет меня камнем. Мне не привыкать отходить от сотрясений.

***

Ну хватит. Эти проститутские разглогольствования нужны только мне одной да богу, и потому я просто раскрываю рот тогда, когда в него что-то суют. Вот и член Олега, почти как родной. И его яйца. Я облизываю, я сосу, я бью себя членом по губам, будто выпрашивая порцию