Итальянец - Артуро Перес-Реверте

журналы и газеты с громкими заголовками. «Вермахт на подступах к Сталинграду». «Королевские ВВС наносят удары по Дюссельдорфу и Бремену». «Британский морской конвой прорвал осаду Мальты».

У киоска они прощаются. Сокас покупает «Хронику Гибралтара» и «Эль-Кальпенсе» и с газетами под мышкой направляется вверх по улице к Колониальному госпиталю. Елена идет в ближайшие лавки за покупками: пара нейлоновых чулок в магазине «Серуйа», флакон туалетной воды «Золотой петух» от «Герлен», половина блока сигарет «Крейвен» – к счастью, здесь никто не спрашивает талоны на табак у женщин – и карманный электрический фонарик. Потом она наслаждается настоящим кофе в американском баре отеля «Бристоль», где у входа дежурит вооруженный часовой, и идет вниз по улице к порту; задерживается на углу перед большой дверью, рядом с которой на стене висит латунная табличка: «LINE WALL BOOKSHOP»[17]. Елена поднимается на второй этаж.

– Добрый день, профессор.

– Елена, какой приятный сюрприз. Проходи, пожалуйста. Будь любезна… Сумку оставь здесь, если хочешь.

Силтелю Гобовичу шестьдесят лет, у него белая бородка, близорукие глаза и лохматая шевелюра. На нем мятые брюки, сандалии и рубашка в клетку, наполовину расстегнутая, так что видна грудь, покрытая седыми волосами. От него пахнет трубочным табаком и старой бумагой, что естественно, поскольку вот уже три десятка лет он хозяин магазина на Лайн-Уолл, где, кроме современных изданий, имеется обширный отдел редких и старинных книг; жилье Гобовича находится над торговым залом и соединено с ним винтовой лестницей. В годы испанской Гражданской войны он вместе с отцом Елены скрывался на Гибралтаре. Елена выучилась в его книжном магазине английскому языку и ремеслу, которое нынче ее кормит.

– Что ты делаешь по эту сторону решетки?

– Покупки. Надо кое-что приобрести.

– Тебе ведь лучше кофе, чем чай… Сварить тебе?

– Я только что выпила в «Бристоле».

– Ну, тогда чаю.

Они сидят на террасе, откуда открывается панорамный вид на порт и бухту: на берегу – батареи ПВО, которые защищают постройки, краны, пакгаузы и топливные склады, в море – серые громады военных кораблей, пришвартованных к молам, а чуть дальше, за дамбой, темнеют торговые суда. По другую сторону, на некотором расстоянии, проступают голубоватые и четкие очертания Альхесираса.

– Ты по-прежнему пьешь без сахара?

– По-прежнему.

Они пьют чай и разговаривают о книгах и о войне: о проблемах с поставками, о том, что читают и что не читают гибралтарцы и жители Ла-Линеа, о состоянии дел в магазине Елены. Силтель Гобович раскуривает трубку и обводит рукой пейзаж:

– Когда начинают бомбить, я выхожу сюда посмотреть… Похоже на пиротехническое представление. Война завораживает.

– Но это опасно, профессор. Порт совсем близко.

– Да, знаю. Это еще больше обостряет восприятие.

Елена смотрит на окна верхнего этажа.

– А что думает об этом Сара?

Хозяин книжного магазина следит за взглядом Елены и грустно улыбается:

– Бедняжка все послала к чертям. Она говорит, я ненормальный; помогаю ей спуститься в убежище вместе с соседями, которые у нас еще остались, а потом снова поднимаюсь сюда.

– Как она?

– Как обычно… Она никогда не отличалась крепким здоровьем, а от всего этого еще больше ослабела. Потому и не эвакуировалась со всеми прочими. Хорошо еще, рассудок у нее вполне себе ничего и потребности минимальные. Кроме того, это счастье, что англичане считают книги предметом первой необходимости во время войны и позволяют мне оставаться на Гибралтаре.

– Она вам по-прежнему помогает?

– Сейчас совсем мало. У нее сильная астма, а книжная пыль только ухудшает положение. Так что управляюсь сам, как могу.

– Я бы хотела ее повидать.

– Она спит. Уже некоторое время, как она не встает раньше полудня. – Гобович заботливо наклоняется к Елене. – А как твой отец?

– Хорошо… Вернулся в Малагу и там остался. Стареет в одиночестве и ворчит, как всегда. Переводит своих древних классиков.

– Ты с ним видишься?

– Редко.

– Власти его не донимают?

– Почти нет. В первые месяцы после возращения он должен был регулярно отмечаться в гражданской гвардии. Но уже довольно давно его оставили в покое. Ему шестьдесят семь лет – сочли, что он безобиден.

– На что он живет?

– У него свой дом, его удалось сохранить. Иногда я посылаю ему кое-какие деньги.

– Это большая удача, что он смог укрыться там, пока идет война. Многих моих знакомых преподавателей вузов и школьных учителей расстреляли.

– Да, ему повезло.

– Мне тоже повезло. Благодаря всему этому мы с тобой работали вместе.

Трубка у Гобовича погасла, и он снова ее раскуривает. Елена рассматривает магазин, где книги не только стоят на стеллажах, но и пачками высятся на столе и на полу.

– Читатели-то есть по-прежнему?

Хозяин магазина качает головой и выпускает облако дыма.

– Сейчас народу немного: кое-кто из офицеров, матросов и солдат да пара местных библиофилов. Книгу Дринкуотера об осаде тысяча семьсот девяностого года выхватили у меня из рук, как только появился экземпляр, и вчера я продал подшивку «Морской газеты» за тысяча восемьсот первый год за два фунта одному капитану Королевского флота… Но это исключения. Война вывернула у людей карманы.

– Стихи, я думаю, все равно хорошо продаются.

– А вот и нет. Сейчас востребован современный роман: тайны, полицейские расследования, приключения… От Эдгара Уоллеса до Сабатини. Развлечение гарнизонной жизни.

Он на секунду отпускает трубку и, кивнув на стеллажи, разводит руками, показывая собственное бессилие.

– Здесь бы надо произвести полную инвентаризацию, – поясняет он. – Сделать карточки на последние поступления. Но я так устаю; бывают дни, когда вообще ничего не хочется делать. Тогда я остаюсь наверху с Сарой, читаю, слушаю музыку или ловлю новости по Би-би-си.

– Я могу как-нибудь прийти и помочь.

– Я не хочу тебя затруднять. – Он смотрит на нее в нерешительности. – У тебя своих дел хватает.

– Никакое это не затруднение. У меня в магазине дела идут хорошо. У меня есть помощник, которому я доверяю.

– Давно я у тебя не был. Не проходил через решетку.

– Точно так, но это ничего.

Хозяин