Прелюдия к чуду - Энн Вульф

– Раз я задала вопрос, значит, готова выслушать. Но если я коснулась слишком болезненной темы, ты можешь не отвечать.

– Наверное, я все-таки хочу ответить. Чтобы ты не сочла меня сумасшедшим, – усмехнулся Микаэль. Я удивленно посмотрела на него. – Понимаю, это выглядит странно, когда человек требует, чтобы его номер избавили от цветов… Ты удивишься, но все дело в моих отношениях с матерью. Конечно, ничто не обходится без дядюшки Фрейда…

– И что же такое сделала твоя мать?

– По сути, ничего. Самая большая ее заслуга и самое страшное ее преступление в том, что она воспитывала меня одна. Своего отца я почти не помню. Он умер, когда я был совсем маленьким. Моя мать, Элизабет, осталась одна и положила всю свою молодость на то, чтобы, по ее утверждению, «сделать из меня человека». Дед всегда говорил ей, что она слишком многим жертвует для меня, что в такой жертвенности нет ни малейшего смысла, но она не слушала… Она поставила перед собой цель и добивалась этой цели… Разумеется, такое рвение похвально и заслуживает одобрения… Но когда я вырос и закончил колледж, моя мама поняла, что ее цель еще не достигнута. Она была одинока, поскольку на мужчин у нее не было времени, и я стал единственным смыслом ее жизни. Поверь мне, это страшно… Когда человек пичкает тебя своими ожиданиями, как колбасу специями, объясняет тебе, чего ты должен достигнуть в этой жизни и какое будущее тебе уготовано, это становится твоим кошмаром… С одной стороны, я не мог отказать ей ни в чем – ведь она стольким пожертвовала ради меня. С другой стороны, меня нисколько не привлекало то будущее, которого она для меня хотела… Элизабет надеялась, что я окончу университет и стану известным юристом. А я просто ненавидел свою специальность и все, что было с ней связано. В принципе, это довольно распространенная история: родители хотят одного, а дети совершенно другого… Но, слава Богу, не все родители так слепо движутся к своей цели, как это делала моя мать.

Я забросил учебу в университете – у меня не было душевных сил, чтобы продолжать обучение. Через какое-то время мне пришлось сказать об этом матери. Я никогда не видел ее в таком гневе. Она рвала и метала, била посуду, кричала так, что у меня уши закладывало. Сказала, что если я брошу университет, она покончит с собой. «Неужели ты не можешь пожертвовать хоть чем-то ради меня?! Ведь я пожертвовала всем!» – кричала она. Но я был тверд. Я сказал ей, что никогда не стану юристом. Мое призвание – художник, такое же, как у деда. Она не очень-то любила Микаэля-старшего, и, окончательно выйдя из себя, полезла на подоконник, чтобы показать мне, как она поступит, если я брошу учебу.

Не знаю, что на меня нашло тогда… Я оттолкнул ее и сам залез на подоконник. Под моими ногами болтались эти несчастные горшки с цветами. Я топтал их, давил ногами, зная, как мать любит цветы. Я был вне себя. Эта картина настолько хорошо врезалась в мою память, что, боюсь, я не забуду ее никогда… – Микаэль опустил голову, и я снова почувствовала его боль… – А потом, распинав горшки с цветами, я распахнул створки окна и прыгнул вниз… Дом, слава богу, был не слишком высоким, и я не разбился. Отделался сломанной ногой и рукой. С тех самых пор я боюсь высоты, но стараюсь бороться со своим страхом…

– И… как вы жили дальше? – спросила я, потрясенная услышанным.

– Я переехал от матери, – ответил Микаэль, не поднимая глаз. – Нашел работу, снял жилье. Начал путешествовать… С Элизабет мы не виделись несколько лет. А потом она наконец решила найти меня. Мы помирились, а через год она умерла… Я до сих пор чувствую себя виноватым…

Я молчала. Мне нечего было сказать… Моих родителей тоже не было, и я глубоко сочувствовала Микаэлю. Вот только в такие моменты сложно подбодрить, утешить человека. Подобрать нужные слова и заставить себя произнести их… Я так и не сказала ему ни слова, лишь положила свою руку на его ладонь. Он посмотрел на меня с благодарностью, и я заметила, что в темно-карих глазах стояли слезы…

Мы позавтракали и снова отправились в путь. Прежде чем сесть в машину, я окинула замок прощальным взглядом. В лучах рассвета он был не менее красив, чем укутанный сумерками. Мне было жаль расставаться с ним. Несмотря на мистическую атмосферу, которая царила в Бране, в стенах замка я чувствовала себя весьма уютно.

Микаэль поймал мой взгляд, полный сожаления.

– Не расстраивайся. – Он открыл передо мной дверцу машины и указал рукой на сиденье. – В Мишвидце тебе понравится не меньше, чем здесь.

Я не знала, насколько хорошо успел узнать меня Микаэль. И мне оставалось только поверить его словам. Во всяком случае, до этого момента он меня не обманывал…

Несмотря на наше желание добраться до Мишвидце засветло, нам это не удалось. Сигишоара, в которой мы собирались побывать проездом, настолько очаровала меня, что на осмотр ее ушел почти весь день. Родина «повелителя вампиров» оказалась чудесным городком, с хорошо сохранившейся старинной архитектурой. Там я даже купила себе сувенир: маленькую копию бюста Влада Цепеша. Оригинал стоял возле дома, в котором родился этот легендарный человек, и не имел ничего общего с классическим образом кровожадного Дракулы. Бронзовый Цепеш оказался обыкновенным мужчиной с большими усами. Разве что его нос с горбинкой был чуть великоват…

Из Сигишоары мы выбирались уже в сумерках. Я была благодарна Микаэлю за экскурсию, которую он провел для меня по городу. Но, кажется, он был не слишком доволен тем, что мы задержались. Я не знала, что тому причиной, а когда спросила его об этом, то не услышала определенного ответа. Он отговорился лишь тем, что в потемках не очень удобно добираться до Мишвидце.

Оказалось, что до самой деревни Мишвидце мы поедем не на старушке «дакии», к которой я уже успела привыкнуть, а на телеге. Поэтому машину пришлось оставить на стоянке в небольшом городке, неподалеку от Сигишоары. Дальше мы пошли пешком.

Уже начало смеркаться. Алый глаз солнца прятался за горами, обливая последними лучами вершины гор и заснеженные деревья, росшие на них. Снег в заходящих лучах казался розовым. «Окропленный кровью заката», пришла мне в голову метафора. Если бы я умела писать стихи, то непременно написала бы что-нибудь о Трансильвании. Но, увы, я могла лишь фотографировать то, что уже создано природой. Я поделилась с Микаэлем своими соображениями.

– Ты знаешь, – ответил он мне, поправляя ремешок камеры, съехавший с плеча. – Фотография – это уже немало. Собственно, это то же самое выражение твоих чувств, только с помощью техники и бумаги. Ведь для того, чтобы сделать хорошую фотографию, тоже нужно иметь талант…

Вдохновленная словами Микаэля, я решила запечатлеть уходящее солнце. Сняв с плеча фотоаппарат, я сделала снимок. Оставалось только надеяться на то, что все пленки, которые я нащелкала в Трансильвании, доедут до дома в целости и сохранности.